— Ну и пусть себе расторгает! — отрезала Виктория. Она надеялась, что так и произойдет.
— Но я этого не хочу! — всхлипнула Грейси.
Виктория не знала, что и делать. Нельзя Грейси выходить за него замуж! Он даже не счел нужным попросить прощения! Он нисколько не жалеет о своем поступке, а это о многом говорит. Гарри просто богатый избалованный мальчик, привыкший делать что заблагорассудится, и вместо того, чтобы валяться у невесты в ногах и молить о прощении, еще и вздумал угрожать. Да если бы он даже на коленях приполз, и то этого было бы мало. Во всяком случае, для Виктории.
— Ты вот что, садись в самолет и прилетай. Здесь поговорим. Маме с папой скажи, тебе надо меня навестить. Кроме того, я хочу познакомить тебя с Колином. — Она рассказывала сестре о своем романе. — Сейчас, конечно, не лучшее время для знакомства, и все же…
— А что, если он разозлится еще больше, когда узнает, что я улетела в Нью‑Йорк? — Грейси была в панике.
— Грейси, ты соображаешь, что говоришь? Что, если он разозлится? Он тебе изменил. Это ты должна на него злиться, а не он!
— Он сказал, я за ним слежу. Шпионю.
— А ты следила?
— Нет, я просто ехала к Хизер с эскизом платья.
— Вот именно. Так что пошел он… Предатель! Прилетай в Нью‑Йорк. — Виктория напомнила о времени вылета. У Грейси еще было время спокойно собраться.
— Ладно, приеду. Пока. — Грейси была вся на нервах, но хотя бы плакать перестала. Виктория взяла ей билет на дневной рейс с прибытием в Нью‑Йорк в восемь вечера. Она сама ее встретит. Можно сесть в семичасовой автобус, она уже и место забронировала. В шесть вечера зазвонил мобильник. Виктория была дома и готовилась к приезду сестры — меняла постельное белье.
Звонила Грейси. Виктория опешила.
— Ты где? Из самолета звонишь? Или сели раньше?
— Я в Лос‑Анджелесе, — виноватым голосом ответила Грейси. — Только что ушел Гарри. Он сказал, что простит меня и не отменит свадьбу, если я оставлю это дело и больше не буду его ни в чем обвинять. А я не буду. — Она говорила заученными фразами. У Виктории опустились руки.
— Чего ты больше не будешь? Это же он тебе изменил! О чем вообще речь? Чего ты больше не должна делать? — От гнева и обиды за сестру голос у нее дрожал. Гарри свалил с больной головы на здоровую и обвиняет Грейс, тогда как виноват во всем он один, а никак не она.
— Следить за ним и обвинять его во всяких грехах, — проговорила Грейси сквозь слезы, но она больше не рыдала. — Он сказал, я сама не знаю, что говорю, он всего лишь ее поцеловал, и вообще это не мое собачье дело.
— И за этого человека ты собралась замуж?! — От возмущения Виктория повысила голос. В доме в это время она была одна.
— Да, — произнесла Грейси и снова всхлипнула. — За него. И я не хочу его терять. Я его люблю!
— Так вот знай: если он уже сейчас тебя обманывает, значит, он никогда не будет твоим — только на бумаге. И это еще не все! Пойми, Грейс: он же тебя шантажирует, чтобы ты держала язык за зубами! Дескать, будешь выступать — он тебя бросит. Какой же он негодяй!
Грейси в ответ громко всхлипнула.
— Мне все равно! Я его люблю! — Вместо того чтобы злиться на своего жениха, она вдруг рассердилась на сестру — за то, что открыла ей глаза на реальное положение дел, которое было для нее невыносимым. — Он говорит, когда мы поженимся, он меня обманывать не будет.
— А ты и поверила?
— Да! Он не станет мне врать!
— Он только что тебе соврал, — напомнила Виктория. Она была в отчаянии. — Два дня назад он был с другой женщиной, и ты его видела. А потом он даже ночевать не явился. Ты же сама мне рассказывала! Ты о такой жизни мечтаешь?
— Он больше так делать не будет, он мне обещал! Это у него предсвадебный психоз.
— Предсвадебный психоз не означает, что надо обманывать невесту. В противном случае и свадьбы никакой быть не должно.
— А мне плевать, что ты думаешь! — обозлилась Грейс. Виктория пыталась открыть сестре глаза на реальность, та же всеми силами уворачивалась и искала утешение в баснях, которыми кормил ее Гарри. — Мы любим друг друга, и мы поженимся. И он не предатель.
— Нет, куда там… Он прекрасный человек, — съязвила Виктория. — Учти, расплачиваться придется тебе!
— Ничего не придется! — огрызнулась Грейси. — Все будет прекрасно. — Грейс и слышать ничего не желала.
— Так ты приедешь в Нью‑Йорк? — ледяным тоном спросила Виктория.
— Нет! Гарри не хочет, чтобы я ехала. Он считает, у меня тут полно дел. И он без меня будет очень скучать. — А еще он не хочет, чтобы на его наивную дурочку‑невесту оказывала влияние старшая сестра, на которую его чары не действовали. Несложно было догадаться.
— Кто бы сомневался! Он просто не хочет, чтобы ты со мной встретилась. Поступай как знаешь, Грейс. Просто помни, я всегда на твоей стороне. — Виктория знала, что рано или поздно сестра прибежит к ней за помощью. И от этого у нее болело сердце. После разговора она все гадала, неужели то же самое было и с их мамой. Может быть, отец тоже ей изменял, вот почему он и Гарри готов простить. В противном случае он не должен был этого делать — ради собственной дочери. И деньги тут совсем ни при чем. Никакие деньги не принесут ей счастья, если Гарри окажется бесчестным мужем и недостойным человеком. Но Джиму Доусону импонировал брак с отпрыском семейства Уилксов — такое родство прибавляет ему престижа.
А не позвонить ли отцу, подумала Виктория. Бесполезно. Он ее и слушать не станет. Тем более что он уже столько истратил на свадьбу Грейси. Родители мечтали выдать Грейси за Гарри Уилкса во что бы то ни стало. Виктория была в отчаянии. Она позвонила Колину и поделилась с ним новостью, и он тоже расстроился. Он знал, как Виктория переживает за сестру, и ситуация казалась ему крайне серьезной.
— Жаль, что ваши родители не хотят видеть очевидных вещей.
— Да они тщеславные типы! Им, видишь ли, его происхождение глаза застит. А Грейс просто глупая маленькая девочка, вбила себе в голову, что, если потеряет своего драгоценного Гарри, больше никогда никого не встретит. Какое же ее ждет разочарование! — С этим трудно было не согласиться. Весь вечер Виктория не находила себе места. Она отправила Грейси сообщение, что любит ее, но звонить не стала. Что она ей скажет? Все, что хотела, она уже сказала.
Наутро Виктория была у доктора Уотсон, но это не улучшило ее настроения. Даже теперь, когда Гарри изменил Грейс, что было очевидно, мисс Уотсон продолжала твердить свое.
— Это ее решение, — повторяла она. — Ей самой жить. Я совершенно согласна с тем, что ты говоришь. Он ее шантажирует, он полностью подчинил ее своей воле, и, похоже, он человек бесчестный. Но никто, кроме нее самой, не в силах этому противостоять. Только она может либо повлиять на ситуацию, либо встать и уйти. Ты этого за нее не сделаешь. — Психолог твердо стояла на своей позиции, чем даже вывела Викторию из себя: она почувствовала свою беспомощность.
— А мне, значит, сидеть и наблюдать? — В ее глазах блеснули слезы.
— Зачем? Ты должна жить своей жизнью. Сосредоточься на том, что у тебя есть Колин, мне кажется, у вас все идет хорошо. Тебе никак не повлиять на жизнь сестры и ее замужество. Это целиком ее выбор, плох он или хорош, и твое мнение ровным счетом ничего не изменит.
— Даже при том, что она в свои двадцать два нуждается в советах? — От слов доктора Уотсон Виктории было не по себе, тем более что она в душе понимала: мисс Уотсон права.
— Совершенно верно. Она же не просит у тебя совета. Она, наоборот, просит тебя не вмешиваться.
Виктория все понимала, но в ней нарастал дух противоречия.
— Значит, он будет ее обманывать, а я должна смотреть, как Грейси принимает все за чистую монету? — возмутилась она.
— Да, если она этого хочет. А судя по всему, это так. Мне это тоже не по душе. Поверь, подобные истории меня тоже выводят из себя. Но у тебя руки связаны.
— Слышать этого не могу! — Виктория была не на шутку расстроена решением Грейси. Но портить из‑за этого отношения с сестрой она не собиралась, а ведь это легко могло произойти. Гарри воспользовался наивностью Грейс, тем, что она искренне любит его, да еще нашел себе единомышленника в лице будущего тестя с его жадностью и тщеславием. И вот теперь девушке затыкают рот шантажом. Отец жаждет выдать дочь за отпрыска Уилксов, чтобы было потом чем хвастаться. А Грейси боится потерять Гарри. Викторию же беспокоило другое — как бы сестра не потеряла свое «я», что будет куда хуже.