— А Москвин-то чего вдруг к нам пожаловал? — спросил Марукин.
— Интересуется судьбой учителя. Переживает, — пояснил следователь.
Марукин покачал головой:
— Странно. Столько лет интереса не проявлял, и вдруг — на тебе, нарисовался.
— Не нарисовался, а откликнулся на мой запрос. Приехал помочь в расследовании, — возразил следователь.
— Кстати, о расследовании. Я сегодня собираюсь проводить повторный допрос Родя. Какие будут пожелания? — переменил тему Марукин.
— Никаких. Потому что сегодня Родя буду допрашивать я, — отрезал следователь.
На допросе следователь не тянул резину:
— Ну так что, гражданин Родь? Идем на чистосердечное признание или уходим в глухой отказ? — сразу спросил он.
Смотритель хитро сощурился:
— Да я не против чистосердечного. Если, конечно, вы меня убедите, что это необходимо.
— Значит, так. Против тебя — факты. Во-первых: в 1999 году в районе твоего маяка без вести пропал известный ученый Игорь Сомов, — начал следователь.
Смотритель хмыкнул:
— Да? Прямо у маяка? Ну надо же! Ну, это ж разве факт? Это так — фактик. Для чистосердечной исповеди нужны основания посерьезней.
— Знаешь что? Когда у меня на руках будут такие «фактики», никакое чистосердечное тебе уже не поможет, — отрезал следователь.
Смотритель махнул рукой:
— Ну ладно, уболтал. Давай бумагу, напишу.
Следователь недоверчиво взглянул на смотрителя, но бумагу дал. Смотритель начал писать, следователь за ним наблюдал:
— Ты пиши, пиши. Чем больше подробностей, тем лучше. Чистосердечное признание смягчает вину… Хотя… совокупной вины на тебе столько, что… Ладно, пиши.
Смотритель огрызнулся:
— А я и пишу. И ведь действительно: чем больше пишу, тем легче на душе становится!
Смотритель продолжал увлеченно что-то писать. Следователь постепенно закипал:
— Что ты там пишешь так долго?
— Так ты ж сказал, чем больше подробностей — тем лучше. Вот я и описываю все в деталях.
Следователь потянулся к бумаге:
— Дай-ка я посмотрю, что ты написал.
— Э, нет. Сначала ты меня уговаривал, а я не хотел. А раз уговорил, так теперь и не останавливай. Не наступай на горло моей песне.
Следователь едва сдержался:
— Вот уж не знал, что тебя охватит такое вдохновение!
— Э, да ты еще не знаешь всех моих творческих способностей! — ехидно сказал смотритель.
Терпение следователя иссякло:
— Ну, все, давай сюда свою писанину! Смотритель отдал следователю свой листок. Тот начал читать:
— «На первое дело я пошел в малолетстве — 5 лет мне было. Обнес яблоню в соседском саду. Поступок мой раскрылся, и отец меня выпорол. Но уже через неделю я пошел на второе дело». Что это? Что за бред? Смотритель молчал и загадочно улыбался. Следователь нервно читал дальше:
— «Теперь мы обносили не яблоню, а сливу. И был я уже не один, а с подельником — Сашкой Невеличко. Этот наш поступок так и остался тайным. И с тех пор мне все стало сходить с рук». — Ты что, издеваешься надо мной? Дальше — то же самое?
Следователь перевернул листок, бегло читая его с другой стороны. В ярости разорвал его на мелкие клочки. У смотрителя глаза сияли от восторга:
— Начальник, ты же хотел как можно больше подробностей! Что тебе не нравится?
Следователь в ярости бросил разорванный на мелкие кусочки листок с признанием смотрителя в угол камеры:
— Ну все, Родь. Игры закончились. Даю тебе слово чести: ты ответишь за все свои поступки! Я тебя посажу — всерьез и надолго.
— Только ты сначала доказательства собери, а уж потом грозись! Я тебе не лох, чтобы на такую туфту попадаться, — зло бросил смотритель.
Следователь покинул камеру. В дверях он обернулся и грозно повторил:
— Повторяю: всерьез и надолго.
Маша и Алеша шли, взявшись за руки, по вечернему парку.
— Маш, смотри, почки набухли… — Леша с радостью разглядывал ветки деревьев.
— Скоро совсем тепло будет, — вторила ему Маша.
— А помнишь, как мы с тобой танцевали в этом парке? — посмотрел на нее Леша.
Маша кивнула:
— Конечно, помню. Ты тогда только первые шаги после болезни делал. Я понимала, какая это для тебя боль.
Неожиданно Леша предложил:
— Так давай снова потанцуем! Сейчас это у нас получится гораздо лучше.
— Что ты, мы же опоздаем в ресторан. Да и без музыки не получится, — засомневалась Маша, но в этот момент откуда-то раздались звуки вальса.
— А вот и музыка. Похоже, нас услышали там, — Леша показал глазами на небо. — Теперь мы просто обязаны потанцевать.
— Хорошо. Будем считать, что это репетиция нашего свадебного танца.
Маша сняла с себя пиджак, и влюбленные закружились в вальсе.
— Тебе не больно? — заботливо спросила Маша. Леша помотал головой:
— Ничуточки. Благодаря тебе я совершенно забыл и о боли, и о своей болезни. Хотел даже инвалидное кресло выбросить.
— И что?
— Костя не дал. Смешной такой, говорит: может, кому-нибудь еще пригодится, — пожал плечами Леша.
Маша сразу посерьезнела:
— Знаешь, такую вещь нельзя держать в доме. Иначе она на самом деле может кому-то пригодиться. Но нам лучше, чтобы не пригождалась. Правда?
— Убедила. Зайду на днях к отцу и сам выброшу это дурацкое кресло. Пойдем, а то ты уже замерзла — нос красный! — улыбнулся Леша.
— На свой посмотри! — отпарировала Маша.
Закончился танец, и молодым людям зааплодировали несколько человек, случайных прохожих. Одна из хлопающих — женщина в возрасте — подошла к ним.
— Ребята, вы меня, наверное, не помните. А я вас из тысячи узнаю, — обратилась она к Маше и Леше. — Я" видела вас в этом парке пару месяцев назад — вы тогда тоже танцевали. Как сейчас помню — мысленно пожелала вам обоим счастья, а молодому человеку — выздоровления.
— Спасибо, — прочувствованно сказал Леша.
— Это вам спасибо. Вы в тот день меня просто спасли, — возразила прохожая.
Маша не поняла:
— В каком смысле?
— Понимаете, у меня тогда была черная полоса в жизни. Муж ушел к другой, с работы грозились уволить, сын совсем от рук отбился. Я думала: зачем живу? Ведь не нужна никому… — Женщина тяжело вздохнула. Маша и Алеша внимательно ее слушали. — А вас увидела и поняла: пока человек жив, он должен надеяться и радоваться тому, что есть, каждому прожитому дню. Я тогда домой из парка пришла и полдня плакала.
У женщины по лицу бежали слезы, но она их не замечала:
— И слезами я как будто очистилась. Поняла, что ни на кого зла не держу. Ни на начальника, ни на сына-оболтуса, ни на мужа, который меня бросил. Спасибо им за то хорошее, что все-таки было.
Маша сама прослезилась. Леша тоже был под впечатлением.
— Какая интересная история!
— Я еще не все вам рассказала. Тогда я и про вас тоже думала. Такие вы были красивые, влюбленные, счастливые, что в душу мне запали. Только по молодости своей вы еще не понимаете, что счастье свое нужно беречь куда крепче здоровья. Оно ведь такое хрупкое, уязвимое.
Алеша обнял Машу:
— Не переживайте за нас. Все наши трудности — позади.
Женщина покачала головой:
— К сожалению, счастье одних может вызвать зависть других. Не позволяйте завистникам разрушить ваши отношения.
Женщина перекрестила Алешу и Машу и ушла. Влюбленные пораженно смотрели ей вслед.
— Кто это? — спросила Маша завороженно.
— Добрая фея, наверное, — улыбнулся Леша.
Костя сидел в кресле и читал книгу. В комнату вошла Таисия и изумленно спросила:
— Костя? Ты что здесь делаешь один? Вы поссорились с Катей?
— Да нет, у нас все хорошо. Она к вечеринке готовится, марафет наводит. Попросила меня подождать ее здесь, — объяснил он.
— А что за вечеринка? — спросила Таисия. Костя хитро прищурился:
— Очень необычная. Кодовое название — «помолвка на четверых». Мы соберемся вместе с Машей и Алешей.
— Да, припоминаю, я слышала от Кати о чем-то подобном. И кто инициатор этой бредовой затеи? — язвительно поинтересовалась Таисия.
Костя с вызовом взглянул на нее:
— Мы с Катей.
Катя красовалась перед зеркалом, разглядывая себя в ярком наряде — коротком черном платье и красных сапогах. В дверь постучали, и Таисия спросила:
— Катя, можно? Хочу на тебя посмотреть.