Он снова зашаркал и, казалось, двигался медленно. Послышались шаги.
— Кто здесь? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
Вытянув пистолет, я была готова к бою, я расправила плечи и стала немного выше.
— Я не убивал его. Это был голос Люка, но почему он звучал таким эхом? Как будто он был везде? — Я не убивал Брэндона.
— Люк? Мои руки дрожали на пистолете и дрожали, когда он появился из щели в изгороди справа от меня. Я поняла, что он, должно быть, шел через пролом на террасе, ведущий к пожарной лестнице.
Когда я смотрела на него, меня охватил конфликт, конфликт до глубины души. Если то, что сказал Синклер, было правдой, Люк был мошенником, и я должна принять его на допрос. В любом случае мне следовало допросить его, потому что я чувствовала, что он был последним, кто видел Брэндона живым.
Но я не смогла, и мои руки крепче сжали пистолет.
Он подошел ближе, прямо ко мне, прямо на линию огня.
— Ты хочешь застрелить меня? — спросил он, глядя на меня своими голубыми глазами.
— Нет… Во рту пересохло, как будто я проглотила горсть мела. — Мне стоит хотеть застрелить тебя?
Я смотрела на него пристально, сосредоточенно. Я хотела посмотреть, не ошиблась ли я насчет него. Я хотела посмотреть, не обманула ли я себя, заставив чувствовать все, что я чувствовала к нему.
— Может, будет проще. Его ответ не помог.
— Почему?
— Потому что сейчас я не могу быть с тобой, и быть без тебя похоже на смерть.
Я несколько раз моргнула, вслушиваясь в его слова. — Что происходит? Скажи-ка. Ничего не имеет смысла… ничего.
— У нас есть две минуты — твои друзья примерно на две минуты позади тебя. Синклер с ними. Я не убивал Брэндона, как мне хотелось бы. Тот же парень, что убил Коула, убил его, и это тот, кого я должен выследить. Он опасен, и, когда он на свободе, все, кого ты знаешь, в опасности. Его зовут Виктор Пертринков. Там, откуда я родом, мы называли его Разрушителем. Я думал, что убил его несколько лет назад, но он жив и работает на того, кто очень хочет тебя.
Я сузила глаза на него. — Откуда ты все это знаешь?
— Что именно?
— Все это. Откуда ты знаешь, что едут копы, и как ты узнал об этом человеке?
— Я всегда слежу за тобой, чтобы убедиться, что ты в безопасности. Я знаю, где ты, что делаешь, и буду продолжать, нравится тебе это или нет. Это мой ответ на оба твоих вопроса.
Дождь усилился, и мое сердце сжалось. Я тяжело сглотнула, боясь задать следующие вопросы. В глубине души я думала, что знаю ответы.
Почему я не видела его раньше? Неужели я была настолько ослеплена своими чувствами к этому человеку, что умалчивала о своих инстинктах? Чикаго, отношение, внимание к телу Коула, чрезмерная опека…
— Скажи мне правду. Если ты знаешь, где я и что делаю, значит, ты знаешь, что Синклер сказал мне о тебе. Это правда?
— Да. Он даже не колебался.
Слеза потекла по моей щеке, когда мое сердце разбилось. — Кто ты?
— Меня зовут Луциан Мориенц.
— Луциан Мориенц. Я сказала его имя больше себе, чем ему. Я сразу узнала фамилию. Как я могла не узнать?
Маркус Мориенц был лучшим другом моего отца. Я знала его, когда росла, а когда мне было десять лет, его семья переехала из Чикаго. Они были очень хорошими друзьями, но Маркус всегда приходил навестить моего отца один, хотя у него была семья. Я знала, что у него двое сыновей, и предполагала, что смотрю на одного из них.
— Я все еще Люк, Амелия Росси. Услышав, как он произнес мое имя, я еще больше встревожилась. Я сразу перешла в режим защиты, но солгала бы, если бы сказала, что мне чертовски неприятно слышать свое настоящее имя.
— Ты знаешь, кто я на самом деле?
— Твой отец послал меня сюда.
Бог… Бог на небесах. Все, что я могла сделать, это смотреть, как мое сердце перестало биться.
Прямо у меня в груди оно просто остановилось, и мне показалось, будто ковер реальности выдернули из-под меня.
Я посмотрела на человека передо мной, человека, которому я отдала свое сердце и душу, и не могла поверить в то, что он мне говорил.
— Нет. Не ты… Тебя послал мой отец? Мой бедный голос был едва слышен из-за скрежета, который его охватил.
— Я пришел по эгоистичным причинам, но потом все изменилось, и я понял, что ты в опасности.
— Почему он послал тебя? Я не могла поверить, что это происходило, и, черт возьми, я не могла остановить слезы. Они только покатились. — Он знал, что я в опасности?
— Да, он знал, но он мне этого не сказал. Он болен. Он умирает.
Мое дыхание остановилось, задерживаясь где-то между легкими и задней частью горла.
Мой отец умирал…
Мой отец.
Я внезапно вспомнила, когда Руз спросил меня, как бы я себя чувствовала, если бы мой отец впал в кому, и я думала, что мне будет грустно, но также подумала, что он может заслужить это за все зло, которое он совершил.
Я онемела.
Услышав, что он болен и умирает, я оцепенела.
Онемела и…
Подождите… Люк стал моим напарником, когда Макс ушел заботиться о своем отце. Мне никогда не был нужен напарник, а отец Макса вообще болел?
— Всё… это всё было ложью, не так ли? Отец Макса, ты мой напарник?
Его глаза расширились, в них переполнилась печаль. — Да. Ну, почти все, но не все.
— Макс, он в порядке? Когда я в последний раз разговаривала с Максом, он говорил так осторожно, и я не понимала почему. Я подумала, что, может быть, его отец был поблизости, поэтому он шептал из-за этого.
Возможность того, что ему и его семье угрожает один из крупнейших мафиозных боссов, никогда не приходила мне в голову.
Я не часто звонила и не писала ему по двум причинам. Во-первых, я хотела дать ему время и место для заботы об отце. Во-вторых, я была так поглощена Люком, этим человеком, который стоял передо мной. Я даже не знала, какой сегодня день. Времени не было. Мы были вне всего, и все остальное не имело значения, когда я была с ним.
— Макс в порядке. Он во Флориде со своей семьей. Он нужен нам там, чтобы я мог быть здесь.
— Что мой отец обещал тебе? Должно быть, много чего.
Тревога на лице Люка говорила обо всем. Было обещано определенно много.
— Он выбрал меня, чтобы перенять у него бизнес. Его единственное требование заключалось в том, чтобы я женился на его дочери.
Я зажмурилась, затем снова открыла их, правда жгла, как ядовитый яд. Иисус Христос. Мой отец предложил ему все, и я должна была выйти замуж за Люка, как будто это было так просто.
С моих губ сорвался циничный, сводящий с ума смех. Ничего в этом не было смешного — вообще ничего. Это было отвратительно.
Когда я думала о том, как я была с Люком, меня тошнило и меня раздражало. Мой смех превратился в рыдания. Он шагнул вперед, потянувшись ко мне, но я отступила и подняла свободную руку.
— Не трогай меня. Никогда не трогай меня. Это все было ложью, ты и я. Ты был со мной только для того, чтобы заставить меня влюбиться в тебя, чтобы ты мог взять на себя бизнес моего отца.
— Нет. Он закусил губу изнутри. — Мой план изменился в течение двух секунд после встречи с тобой. Мне не нужен этот бизнес, Амелия… я хочу тебя.
— Ты действительно ожидаешь, что я поверю в эту гребаную чушь? Я знаю, что ты знаешь, что его предложение стоит миллиарды.
— Мне все равно. Я говорю тебе правду, хочешь верить или нет. Твой отец полагался на мою жадность, чтобы защитить тебя. От этого меня тошнит, мне стыдно. Но мы были правдой. Я никогда не лгал о своих чувствах к тебе. Я никогда не лгал, когда говорил тебе, что я твой.
Я покачала головой. — Ты заставил меня поверить, что ты кто-то другой — это была ложь. Ты заставил меня влюбиться в Люка Смита — это было ложью. Ты даже не представляешь, как я себя чувствую сейчас.
— Как будто стены реальности обрушиваются сами на себя, а в твоей душе есть пустота, которую невозможно заполнить. Я так чувствую. Я никогда не ожидал, что влюблюсь в тебя.
— Я не… я не могу больше об этом говорить. Ты должен поехать в участок. Я даже не знала, почему сказала это.
В уголках его рта появилась легкая улыбка, та же улыбка, которую я считала сексуальной. Я могла бы ударить себя за то, что подумала об этом в тот момент.