— Ну так вот, — начала Виви. — Я стояла у почтового ящика и сочиняла молитву… вернее, «ультра-томато», как Сидда в детстве называла ультиматум. Я сказала: «Слушай, Старый падре…» Не «пожалуйста, слушай», просто «слушай».
— А я думала, cher[6], ты молишься только Матери многомилостивой, — заметила Тинси. — Разве ты не плюнула на Старого пердуна?
— Пожалуйста, Тинси, прекрати, — попросила Ниси. — Ты выставляешься, только чтобы шокировать меня.
— Но это правда, — объяснила Виви. — Я давно отреклась от Бога Отца, Старого падре, как зовет его Шеп. Но на всякий случай решила подстраховаться.
— Это никогда не вредно, — согласилась Каро.
— Я всегда говорю: на всякий случай молись всем подряд, не помешает, — кивнула Ниси, единственная, кто все еще считал, что папа вполне нормален. — Тем более что Святая Троица в самом деле существует, хотя все вы переделали католическую религию по своему вкусу.
— Брось, Ниси, — отмахнулась Тинси. — Ты не в церкви, так что нечего проповедовать. Сама знаешь, все мы в душе по-прежнему примерные католички.
— Я просто считаю, что обращаться к Господу всемогущему «Старый пердун» — немного кощунственно, вот и все, — подчеркнула Ниси.
— Bien, bien[7], — буркнула Тинси. — Не отвлекайся, святая Дениза.
Виви открыла термос и налила «Кровавую Мэри» в пластиковый складной стаканчик.
— Каро, мивочка, держи, — прокартавила она, передавая стаканчик Каро. — Тинси, поедем не по автостраде, а по старой дороге, хорошо?
— Как скажешь, крошка, — откликнулась Тинси.
Старая дорога была одноколейкой, прорезавшей сельскую местность и вьющейся вокруг Байю-Овелье. Движение здесь было меньше, чем на автостраде, а росшие по обе стороны деревья отбрасывали густую тень.
— Думаю, Бог обязан мне особыми милостями для Сидды, поскольку забрал ее близняшку. То есть разве мне не полагается скидка?
— Совершенно верно, — объявила Ниси. — Сидда должна получить все милости, которыми Господь наградил бы близняшку, если бы тот выжил.
— Слава тебе, — саркастически бросила Каро. — Сестра Мэри Ниси-все-разъясняет-как-по-писаному.
— Тинси, — осведомилась Виви, — ты, случайно, не из Отмеченных?
— Черт возьми, нет, — фыркнула Тинси.
— За это нас могут упечь в Бетти, — предупредила Виви, наливая Тинси коктейль.
— Нас могут упечь в Бетти за многое другое, — заметила Тинси, выравнивая машину. Это она много лет назад так окрестила Центр Бетти Форд[8], и теперь это слово стало частью лексикона я-я.
— Ниси, — спросила Виви, поднимая стаканчик, — капелюшечку?
— Совсем маленькую.
— Передай Барбре, чтобы орала потише, — недовольно попросила Каро. — Я ничего не слышу из-за ее воплей.
Тинси прикрутила звук в си-ди-плеере и поймала взгляд Каро в зеркальце заднего вида.
— Знаешь, теперь они такие маленькие, что со стороны даже незаметно.
— В тысячный раз, Тинси: мне не нужен слуховой аппарат.
Виви тут же обернулась и стала что-то говорить одними губами. Ниси мгновенно к ней присоединилась.
— Сумасшедшие идиотки, — рассмеялась Каро. — Немедленно заткнитесь.
— Я все еще зла как черт на Сиддали Уокер, — призналась Виви, глотнув «Кровавой Мэри». — Нагло очернить меня в самой большой газете страны! Кто на моем месте не взбесился бы?! Но мой материнский радар подает сигналы, и игнорировать их как-то не получается.
— Я всегда прислушиваюсь к твоим сигналам, — похвасталась Ниси.
— Это все фотография, — вздохнула Виви. — Фотография с объявлением о помолвке.
Она вынула снимок и передала на заднее сиденье.
— Сидда тут была просто неотразима, — заметила Ниси, — пусть даже объявление показалось мне весьма заурядным.
— Нет, взгляните хорошенько, — настаивала Виви.
Каро и Ниси принялись изучать фотографию, прежде чем передать Тинси, которая уже нетерпеливо прищелкивала пальцами. Несколько минут Каро насвистывала Шестой Бранденбургский концерт Баха, прежде чем заявить на середине такта:
— Все дело в улыбке.
— Точно! — воскликнула Виви, оборачиваясь. — Сиддали Уокер уже с десяти лет так не улыбалась на фотографиях!
Тинси посигналила и сбросила скорость на подступах к старой бакалейной лавке с полуразрушенным фасадом. Здание попало в плен кудзу[9], и лозы, походившие на странные волосы горгоны Медузы, росли прямо из ржавых бензоколонок «Эссо».
Тут Тинси свернула на дорогу поуже, над которой во многих местах смыкались кроны виргинских дубов, так что женщины словно въехали в волшебный тоннель. Эти деревья считались старыми еще шестьдесят лет назад, когда подруги были детьми. Постепенно они замолчали, и тишина окутала их зеленым покоем.
Ни одна из женщин не могла сказать, сколько раз они проезжали под этими деревьями по пути в Спринг-Крик. Сначала совсем маленькими девочками, вместе с родителями, потом с мальчиками, воруя талоны на бензин, чтобы добраться до заповедных вод ручья. И далее лето за летом, пока росли дети и можно было остаться без посторонних на два-три месяца, накладывая косметику, только когда мужья приезжали на выходные.
— Они так улыбаются, только пока не начали расти груди, — пояснила Тинси.
— Вроде как улыбаются себе, а не парню с чертовой камерой, — вторила Каро.
— У меня тоже была такая улыбка, — вспомнила Виви. — Точно знаю. До того, как я начала проклинать веснушки и втягивать живот.
— Все дело в том, что Сидда не позирует, Господи Боже ты мой! — воскликнула Каро. — Не изображает женщину, которая, черт побери, только что обручилась.
— Каро, — упрекнула Ниси, — у тебя ужасно пронзительный голос.
Каро мягко сжала ее руку.
— Ниси, подружка, мне шестьдесят семь. И я могу орать сколько пожелаю.
— Мелисса говорит, ее психоаналитик считает, что я боюсь резкости. Пристрастие к безмятежности. Только не могу понять, почему пристрастие, если я всего лишь стараюсь представлять все в розовых и голубых тонах, — пожаловалась Ниси.
Каро подняла руку Ниси и быстро поцеловала, прежде чем отнять свою.
— Никогда не слушай психоаналитика своих детей, — посоветовала она.
— Подожди, пока на сцену выйдут психоаналитики их детей, — поддакнула Виви. — О, месть так сладка!
Ниси улыбнулась и посмотрела на Каро, сидевшую с закрытыми глазами.
Виви покачала головой. Интересно, улыбалась ли так Багги, ее собственная мать? Она вспомнила снимок, найденный в вещах Багги после ее смерти.
Старый снимок, девятьсот шестнадцатого года. Мать с огромным бантом в волосах серьезно смотрит в камеру. На обратной стороне она написала свое имя. Не «Багги». Не «миссис Тейлор С. Эббот», как звали ее все окружающие, а «Мэри Кэтрин Боумен». Ее настоящее имя.
— Maman часто улыбалась как Сидда, — сообщила Тинси, показывая на фотографию, лежащую на коленях Виви.
«А какая же улыбка у меня теперь? — спросила себя Виви. — И можно ли вернуть улыбку беззаботного детства или это как девственность: потеряешь раз и больше не вернешь?»
Добравшись до ручья, женщины вышли из машины. Ниси несла корзинку с едой, а Тинси вынула из багажника очередной термос с «Кровавой Мэри». Виви, не дожидаясь просьб, помогла Каро вытащить кислородную подушку, а Каро молча приняла помощь. Четыре я-я зашагали по короткой тропинке, прежде чем медленно, осторожно спуститься с откоса к воде, где Виви расстелила старое одеяло в розовую клетку. Все неторопливо расселись на одеяле и несколько секунд блаженно слушали звон насекомых.
— Спасибо тебе, Господи, за прохладу, — пробормотала Каро, — иначе мы просто спеклись бы.
Ивы и тополя низко наклонялись над ручьем, а за ними темнели ладанные сосны. Солнце клонилось к горизонту, но жара все еще стояла.
Ниси раздала этуфе Ширли на свежем французском батоне. Тинси разлила коктейли.
— Так как быть с просьбой Сидды помочь ей с пьесой Клер Бут Люс? — спросила Виви. — Подумать только, какая наглость со стороны маленькой сучки просить наши дневники! Да она просто издевается над нами! После всего, что она сотворила со мной… да я не послала бы ей завалящего рецепта тунцовой запеканки с лапшой!
— А вот я была бы искренне польщена, — возразила Ниси. — Но это всего лишь мое мнение. Мои дочери только и просят, что выслать облигации внутреннего займа.