Ребекка Уэллс - Божественные тайны сестричек Я-Я

— Вытащи голову из чертова купальника и объясни по-человечески. Ты никогда ничего не добьешься в жизни, если будешь так бормотать.

— Я умру, если не покатаюсь на Лаванде, — призналась я.

— А почему отказалась, когда была твоя очередь?

— Не знаю. Испугалась.

— Что испугало тебя, мивочка? — спросила она, садясь на траву, рядом с подъездной дорожкой.

— Посмотрела на Лаванду и перепугалась, а потом вы все уехали и я подумала, что она вас затопчет.

— Вот как? — усмехнулась мама. — Но аллигаторы могут добраться до тебя в любом возрасте. Худшее, что ты можешь сделать, — это струсить. Понимаешь, о чем я?

— Да, мэм.

— А теперь ты просто умираешь от желания покататься на Лаванде, верно?

Я кивнула.

— Иначе не сможешь жить в мире с собой, верно?

— Да, мэм. Именно так.

Я испытывала невероятное облегчение оттого, что она читает мои мысли. И сразу перестала плакать.

— Ладно, — вздохнула мать, нажимая клаксон. — Пора приводить в исполнение План 27-В.

Каро, уже вошедшая в дом вместе с остальными, высунула голову из двери.

— Что стряслось, подруга?

— Мы с Сиддой собираемся кое с кем поговорить насчет с-л-о-н-а. Вернемся позже. Креветки в холодильнике, водка в морозилке, печенье в банке. Мой дом — ваш дом.

Я снова уселась, и мы с ревом помчались в направлении Луизианы.

Парковка почти опустела. Погонщик поливал из шланга ноги Лаванды. Помощница громоздила перед слонихой гору сена. Я завороженно наблюдала, как Лаванда захватила хоботом охапку сена и сунула в пасть.

— Привет, сэр, — произнесла мама. — Понимаю, что у вас был тяжелый день и все вы устали. Но не могли бы вы оказать нам большую услугу, прокатив мою девочку?

Погонщик что-то осматривал на толстой ноге Лаванды.

— Нет! — отрезал он не оборачиваясь.

Я тоже присмотрелась. Между пальцами слонихи застряли кусочки асфальта.

— Всего одна коротенькая поездка, — не унималась мама. — Конечно, я с удовольствием вам заплачу. Подождите секунду, сейчас приду.

Она убежала и, вернувшись с сумочкой, вытащила бумажник.

— Вот. Два доллара семьдесят два цента.

— Ни за что, — отказался погонщик. — Это стоит дороже. Девочка устала, а нам сегодня еще ехать в Хот-Спрингс, штат Арканзас.

Это он Лаванду называл девочкой!

Мама рылась в бумажнике, выискивая монеты. Но там были только папины платежные карточки. Во времена моего детства у мамы не было своего текущего счета. Она полностью зависела от многочисленных счетов отца и его щедрости.

— Вряд ли вы согласитесь принять чек, — пошутила мама. — Как насчет зеленых марок[86]?

— Вот что, дамочка, у меня и без вас работы полно, — буркнул он. Я была вне себя от горя.

— Не подождете, пока я вернусь с деньгами? — настаивала мама.

— Зависит от того, сколько ждать.

— Дайте нам пять минут.

Мы прыгнули в машину и помчались к бензоколонке Джонсона, в самом конце торгового центра, там мы всегда покупали бензин. Одно из тех мест, где, заправив машину, мама просто говорила: «Запиши на счет Шепа, мивок».

Мама подкатила к конторе, где под календарем с голыми девочками сидел мистер Лайл Джексон.

— Мне нужны наличные, Лайл, — попросила мама. — Не дашь мне пять долларов? Запишешь на счет Шепа.

Мистер Лайл поднял со стола «дворник» и повертел в руках. На маму он не смотрел.

— Простите, миз Виви, — пробормотал он. — Не могу.

— Почему это, спрашивается? — возмутилась мама. — Раньше-то мог!

— Дня два назад приходил Шеп и сказал, что вы можете получать у меня любое обслуживание и сколько угодно бензина, но ни цента наличными.

Мне на секунду показалась, что мама сейчас его ударит. Но она только крепко прикусила губу и отвернулась к окну.

Потом снова повернулась к Лайлу Джонсону и повела себя так, словно обнаружила, что перед ней Пол Ньюмен.

— О, Лайл! — пропела она. — Будь лапочкой и сделай это для меня. Я буду ужасно тебе благодарна.

— Прошу прощения, — упрямо буркнул тот, — но Шеп сказал: только бензин и никаких наличных.

Мама, красная как рак, пошла к выходу. В глазах ее стояли слезы. Я думала, что она заплачет, но ошиблась. Она снова повернулась и глухо, едва слышно, выговорила:

— Послушай меня, Лайл: мне необходимы всего пять чертовых долларов для моей дочери.

— Простите, — повторил он, — но здесь приказывает Шеп. Это он оплачивает счета.

Даже я, совсем маленькая девочка, поняла, как глубоко унижена мать. И это унижение смешивалось с моими смущением и разочарованием. Мне хотелось лягнуть Лайла Джонсона за такое обращение с мамой. И хотелось кричать на маму, потому что та в отличие от отца не носила с собой денег. Мы вышли из конторы и встали у машины.

— Наверное, придется оставить всю эту затею и сдаться, — вздохнула я.

Мама мельком взглянула на меня и, прищурившись, уставилась на белый седан «гэлекси», подруливший к бензоколонке.

— Чтобы я больше никогда не слышала от тебя таких слов, — процедила она и, взяв меня за руку, направилась к «гэлекси».

— Добрый вечер, — поздоровалась она с дамой.

— Добрый.

Женщина, показавшаяся мне очень грузной, была одета в мужскую рабочую рубаху с нитками, торчавшими в тех местах, где рукава были грубо отхвачены ножницами. На приборной доске громоздились пачки пакетиков с бумажными спичками, мухобойка и куча конфетных оберток.

— У меня для вас предложение, мивочка, — сказала мама.

Леди подозрительно прищурилась.

— Слушай, детка, ты, случайно, на голову не больна?

— Никоим образом, — засмеялась мать. — Послушайте, вы ведь платите наличными, так?

— Верно.

— Сколько бензина собирались купить?

— На четыре доллара, — сообщила леди, сунув пальцы в нагрудный карман.

— Вот что я вам скажу: я налью вам бензина на пять долларов, но за счет моего мужа, а вы просто отдадите мне наличными. Что скажете?

Женщина немного подумала.

— Что же, не вижу ничего плохого.

— Вы просто ангел, посланный мне Господом, — обрадовалась мама.

— На этот счет мне ничего не известно, — покачала головой женщина.

Мама заставила Лайла Джонсона самолично налить бензин в бак и, подписав счет, прошипела:

— Лайл, я жду не дождусь того дня, когда тебе придется просить у меня одолжения.

И подмигнула мне. Я подмигнула в ответ. Потом мы уселись в «тандерберд» и помчались обратно, к Лаванде.

— Месье погонщик слонов, — начала мама. — Мы вернулись. С наличными в карманах.

— И сколько у вас? — хмыкнул погонщик.

— Целых четыре бакса, — ответила мама, стиснув мне руку в знак того, что она еще поторгуется.

— И слышать не хочу, — отмахнулся мужчина.

— Ну… четыре с половиной, — повысила она цену.

— Четыре с половиной, — повторила я.

Мужчина улыбнулся матери. Та ответила улыбкой.

— Шесть.

— Да это просто грабеж на большой дороге! — ахнула мама, повернувшись, чтобы уйти.

— Ну, так и быть. Пять с половиной.

— По рукам, мистер, — согласилась мама.

Мы взобрались на могучую спину Лаванды и поздоровались.

— Добрый вечер, прелестная Лаванда, — сказала мама. — Ты еще красивее, чем днем.

— Добрый вечер, о, великолепная и прекрасная Лаванда. Спасибо за то, что подождала нас, — вторила я. Обняла маму за талию, и в розово-оранжевом свете заката мы двинулись через парковку. Погонщик шел рядом, с палкой в руках. Угасающие лучи вечернего солнца ложились на веснушчатую кожу моей матери, на серую складчатую шкуру Лаванды. Она ступала так неслышно и мягко, что казалось, к ее гигантским ступням привязаны подушки. Подобная грация для столь массивного животного казалась просто чудом. Она могла уничтожить нас одним взмахом хобота, но вместо этого позволила нам покататься на своей надежной, усталой спине.

— Сиддали, — велела мама, — закрой на минуту глаза.

Я послушалась. И мама заговорила своим чудесным, волшебным голосом. Голосом верховной-жрицы-европейской-королевы-цыганской-гадалки:

— О, Лаванда Великолепная, унеси Сиддали и Виви Уокер прочь от этой раскаленной асфальтовой парковки! Верни в непокоренные зеленые джунгли, откуда мы явились. Сиддали, ты готова? Хочешь в джунгли?