Карина на минутку вытащила Макса из палаты.
– Майкл-то успеет? – спросила она. – Она здесь уже несколько часов, и когда ее в последний раз смотрели, сказали, что матка раскрылась вполне достаточно, чтобы начинать тужиться.
Макс провел рукой по волосам и переступил с ноги на ногу.
– Он прислал эсэмэску, через час будет. Это кошмар какой-то. Надо же было, чтобы и Майкл, и Алекса разом уехали. У меня ни черта не выходит, Карина. Она меня уже убить готова.
– Да нет, ей просто больно и страшно, и мужа рядом нет. Но ты его почти заменяешь, Макс. Вы же друзья с детства.
– Где те старые добрые времена, когда мужей не пускали дальше комнаты ожидания? – застонал он. – Блин, мне хоть не надо сидеть и смотреть, как она тужиться будет?
– Ну, знаешь, тебе хотя бы не нужно выталкивать двоих из собственной промежности. Потерпишь. Ты ей нужен.
Слова Карины дошли до его сознания. Макс выпрямился и кивнул:
– Извини. Я понимаю.
– Я подписалась на эту гребаную эпидуралку [14], пускай ставят сейчас же! – проворчала Мэгги в перерыве между все учащающимися схватками, от которых кривая на мониторе извивалась не переставая.
– Что за выражения, Маргерита, – сказала матушка Конте. – Теперь поздно об этом говорить, скоро тужиться надо.
– Без Майкла не буду. – Мэгги сжала зубы и судорожно глотнула ртом воздух. – Не стану рожать, пока Майкл не приедет.
Матушка Конте вытерла ей пот со лба.
– Приедет.
– В жизни не буду больше сексом заниматься. Ненавижу секс!
Карина закусила губу и отвернулась.
– Могу понять, – кивнула синьора Конте.
– Мэгги, смотри на меня! – раздался на всю палату требовательный голос Макса. – Когда начнутся схватки, сконцентрируйся на моем лице. Я тебе сказку расскажу.
– Ненавижу сказки!
– Это скорее приключенческий рассказ. Я тебе расскажу о том, как мы с Майклом подружились.
Мэгги, кажется, слегка заинтересовалась. Макс присел на стул возле кровати и наклонился к ней. Монитор подал звуковой сигнал, и Макс заговорил:
– Наши мамы всегда были близкими подругами, и мы, можно сказать, росли вместе. Однажды нас повели на детскую площадку, и там была такая высоченная штука, чтобы на нее карабкаться. Лет по шесть нам тогда было, что ли? В общем, мы начали наперебой хвастаться, кто первый заберется наверх. Майкл был поменьше, зато шустрее, так что состязание было, в принципе, на равных. Мы полезли наверх, лягались как бешеные, старались скинуть один другого, как будто в «Повелителя мух» играли, и в конце концов забрались одновременно, секунда в секунду. – Макс покачал головой, вспоминая. – Помню, как мы тогда смотрели друг на друга. Как будто поняли, что теперь мы лучшие друзья и будем всегда вместе. А потом попытались столкнуть друг друга вниз.
– Ты шутишь? – Мэгги дышала с трудом. – Вы оба ненормальные, что ли? И что дальше было?
– Мы с Майклом свалились и оба сломали руки. И оба правые руки, блин!
Матушка Конте с негодованием фыркнула:
– Мы с мамой Макса одну минутку только и успели поговорить и тут слышим крики. Мальчишки наши сцепились и барахтаются в грязи, кровь повсюду. Я, по-моему, чуть в обморок не упала. Подбежали к ним – а они и ревут, и смеются одновременно, как будто бог знает какой приз выиграли.
– Нам сделали одинаковые гипсы, и мы стали называть себя костяными братьями, – усмехнулся Макс.
– Ну да, понятно, – закатила глаза Карина. – Бывают братья кровные, а бывают костяные. Мне-то лично кажется, головы у вас костяные, у обоих.
У Мэгги по щекам покатились слезы. У Карины сердце болело за невестку, так ей хотелось, чтобы все обошлось.
– Он не успеет, да?
Макс склонился над кроватью и пристально посмотрел на Мэгги. Ярко-голубые глаза призывали ее набраться решимости.
– Сейчас это неважно, Мэгги. Я здесь, с тобой. Держись за меня, считай, что мы с Майклом братья-близнецы. Давай уже рожать этих малышей. Я от тебя не отойду.
Вошла медсестра и осмотрела ее:
– Ну как, милочка, готовы тужиться?
Мэгги шмыгнула носом и взяла за руку Макса:
– Не отпускай, ладно?
– Ни за что.
– Да, кажется, теперь готова.
Карина с матерью стояли с одной стороны, Макс – с другой. Время словно исчезло – секунды казались минутами, и наоборот. Мэгги тужилась, охала и ругалась. Каждый раз близнецы продвигались чуть дальше, пока Мэгги, обессиленная, не упала снова на подушки. Лицо у нее было красное от натуги, по лбу катились капли пота, она судорожно хватала ртом воздух.
– Не могу… Не могу больше…
– Можешь, amore mio [15]. Давай!
Карина зажала рот рукой – ее брат вошел в палату. Уверенный, повелительный, он встал на место Макса и взял жену за руку. Расцеловал ее в щеки и в лоб, шепнул что-то на ухо, и она кивнула. Снова напряглась. Натужилась.
– Головка показалась. Младенец номер один. Еще разок, Мэгги, как следует. Соберись с силами и тужься! – Раздался вопль, и Карина увидела, как сморщенный новорожденный младенец появился на свет. Скользкий, красный, малыш смешно извивался и ревел.
– Мальчик. – Она положила ребенка Мэгги на живот, слыша вокруг взволнованные голоса. Мэгги всхлипнула и коснулась сына рукой.
– Какой красивый. О господи!
– Еще не все, милая, – проворковала медсестра. – Номер два на подходе. Тужьтесь еще, Мэгги.
Мэгги взревела и стиснула зубы.
Показался младенец номер два.
– Еще один мальчик! Поздравляю, мама и папа. У вас двое прекрасных сыновей.
Карина благоговейно смотрела, как ее брат удивленно трогает младенцев и глаза у него мокрые от слез. Ее мать радостно смеялась. В палате тут же начались хлопоты: малышей взвесили, измерили, завернули в одеяла и надели на них одинаковые вязаные чепчики. Пока Мэгги зашивали, Майкл что-то ворковал над сыновьями и поднимал их на руках.
– Познакомьтесь – Люк и Итан.
Каринина мать взяла Люка, стала качать его и мурлыкать что-то по-итальянски. Карина поцеловала невестку в щеку.
– Ты такая молодец, Мэгги, – шепнула она. – Как жаль, что Алекса не смогла приехать. Я знаю, тебе ее не хватало.
– Нет, Карина, – улыбнулась Мэгги, – я рада, что это оказалась ты. Именно сегодня. Я полюбила тебя с первой встречи, на моих глазах ты расцвела и стала красавицей. Ты настоящая сестра, и я хотела бы, чтобы ты стала Люку крестной матерью.
Радость вспыхнула в Карине, и в сердце не осталось ничего, кроме этого чистого чувства. Она кивнула – говорить не могла, горло перехватило. Матушка Конте подошла и положила завернутый в одеяло кулек на ее протянутые руки.
– Познакомься со своим крестником Люком.
Карина вгляделась в сморщенное личико. Прелестный ротик, сложенный маленькой буквой «о». Темные волосы торчат из-под розово-голубого вязаного чепчика. Она проворковала ему что-то и погладила дрожащими пальцами его шелковистую кожу. Это было живое чудо, доказательство того, что́ приходит в этот мир, когда двое любят друг друга.
Карина сморгнула слезы и подняла глаза.
Макс смотрел на нее. Его глаза потемнели от жгучего желания – оно ощущалось даже на расстоянии и ударило ее прямо в сердце. Она ахнула.
И стала ждать.
Он любит ее.
Макс смотрел на свою жену. Карина ворковала над младенцем и покачивалась с пятки на носок, баюкая его в старом, как мир, ритме, известном, кажется, всем женщинам на свете. Странное чувство поднялось в груди и вырвалось наружу, оставив после себя кровоточащую рану. В голове пульсировала боль, во рту пересохло, как будто он пил без просыпу всю ночь напролет. И правда наконец открылась ему – поразительная, невероятная правда, которая могла бы поспорить с любым сценарием конца света из Откровения [16].
Он любит ее.
Всегда любил. Потому-то, наверное, у него ни с одной женщиной до сих пор ничего не выходило. О, как легко было бы свалить все на какие угодно обстоятельства. Карьера. Тяга к свободе и приключениям. Возраст. Отговорок полным-полно, как и женщин – бесконечная вереница женщин, и все одинаковые. Кроме Карины – верной, неизменной Карины. Друга. Любимой. Родственной души.