— Я хотела, но ты повел себя неразумно.
Ник резко схватил Алексу за плечи, прикрытые какой-то шелковой одежкой, и слегка встряхнул:
— Неразумно?! Я повел себя неразумно?! Я стою посреди ночи в комнате, полной собак, и обсуждаю с тобой дурацкий фильм!
— Он не дурацкий. Почему бы тебе не взять пример с Ральфа Крэмдена из «Молодоженов»?[17] Пусть он крикун и надоеда, зато спас целый собачий приют, когда узнал, что его должны ликвидировать. Почему бы тебе не проявить толику человечности?
— Теперь эти долбаные «Молодожены»! Все, с меня хватит! Ты сейчас же заберешь этих псов, всех до единого, и отведешь обратно в приют, или, Богом клянусь, Алекса, я сам вышвырну их вон!
— Никуда я их не поведу.
— Поведешь!
— Попробуй заставь.
— Попробуй? Заставь?
Собирая жалкие остатки самообладания, Ник вцепился в шелковистый атлас на ее плечах. Пелена перед его глазами наконец исчезла. Он поморгал и взглянул на босые ноги Алексы.
Только теперь до него дошло, что жена стоит перед ним совершенно голая. Ее зеленовато-желтый пеньюар соскользнул с плеч и распахнулся спереди: его кушак незаметно развязался и лежал на полу. Под ним, против ожидания, Ник обнаружил не кружевное белье — разжигатель мужской похоти, — а гораздо более интригующее зрелище.
Боже, до чего же она безупречна!
На этот раз складки материи не скрывали, не искажали бесконечные изгибы ее теплого золотистого тела. Пышные груди Алексы были словно созданы для ласк мужчины, а ее соски оттенка спелой земляники так и манили прикоснуться к ним языком. Ее бедра напоминали не острый костяк в угоду современной моде, а песочные часы, будившие воображение художников древности. Ноги измерялись милями. Лишь крохотный огненно-красный клочок стрингов служил единственной преградой, в которую утыкался его взор.
Слова замерли у него в гортани. Ник поперхнулся, потом с силой выдохнул, словно получил удар под дых. Алекса неприятно щурилась, не желая сдавать позиций в ссоре, но, заметив, как изменилось лицо мужа, притихла. Ник угадал, в какой именно момент она сообразила, что уронила пеньюар. Прочитал в ее глазах осознание собственной наготы, увидел, как округлились от ужаса ее губы за секунду до того, как благоразумие подсказало ей поднять одежду.
И Ник успел за эту секунду принять решение.
Он потянул из ее рук пеньюар, не давая накинуть его, затем наклонился к ней и накрыл ее рот своим. Алекса от потрясения не сопротивлялась, и Ник закрепил успех: быстрым толчком раздвинул ее полные губы и беспрепятственно проник туда, в ее гладкий, женственный, теплый рот. Одурманенный ее вкусом, он бешено вращал языком вокруг ее языка, понуждая Алексу ответить тем же.
И она ответила.
Еще как ответила!
Как накрепко запертая дверь распахивается от резкого пинка, так дало трещину и их самообладание. Ник почти наяву услышал треск разрушаемых барьеров. Алекса жадно упивалась им, все настойчивее заявляя о своих требованиях. Наконец она издала глухой ненасытный стон, и Ник в ответ притиснул ее к стене, откликаясь на каждый толчок ее языка. Сильно выгнувшись, Алекса обхватила мужа за шею, ее вздернутые груди недвусмысленно умоляли его воспользоваться предложением. Ее запах дурманил, кружил ему голову. Он накрыл ладонями ее груди, потер пальцами тугие соски. Нагота Алексы, ее мягкая плоть, ее вкус доводили его до безумия. Где-то у самых ног бесновались собаки, но их сумасшедший лай не мог перекрыть рев его разбушевавшейся крови.
Он прервал поцелуй — и тут же вонзился зубами в нежную кожу ее шеи. Алекса содрогнулась всем телом, и Ник, удовлетворенно шепча, наклонил голову еще ниже, к ее груди, щекоча языком и нежно покусывая сосок, а Алекса, придавленная к стене, корчилась от удовольствия, подбадривая его к более активным действиям. Он взял в рот ее земляничный сосок и начал его посасывать, а руками сжал ягодицы Алексы, так что ее бедра сами собой приподнялись, раздвинулись, обнажая упругую, пульсирующую, призывно отверстую щель.
— Ник, я…
— Только не проси, чтобы я прекратил.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Груди Алексы лоснились от его ласк, соски напряглись и отвердели, живот подрагивал. Из разбухших губ вырывались частые хриплые вздохи, глаза подернулись глубокой синей дымкой. Он ждал ее ответа всего секунду, какой-то миг — и целое столетие.
— Не прекращай.
Ник нагнул голову и поцеловал жену. Он терзал ее губы так, словно был узником, а Алекса воплощала для него утерянный вкус свободы. Он чувствовал, что уже тонет в омуте ее тела, как вдруг…
— Полиция!
В созданное ими чувственное царство ворвались звуки сирен. В дверь требовательно заколотили, а в окнах прихожей замельтешили алые вспышки сигнальных маячков. Собаки всполошились и устроили в прихожей настоящий тарарам.
Ник отшатнулся, словно приходя в себя после долгого помрачения рассудка. Алекса захлопала глазами, затем почти машинально схватила пеньюар и надела его. Ник подошел к двери, снял ее с сигнализации, но, прежде чем отпереть, спросил:
— Ты как, нормально?
Алекса вздрогнула, еле выдавив:
— Да.
За дверью стоял офицер полиции. Очевидно, затуманенный взгляд Ника и заметная эрекция показались ему подозрительными. Он заглянул в прихожую и обнаружил там женщину в пеньюаре и целую свору собак. Офицер убрал в кобуру револьвер и сказал:
— Сэр, вы заявили о вторжении.
Ник подумал, что этот эпизод можно по праву считать самым постыдным в его жизни. Он пригладил ладонью всклокоченные волосы, решив придерживаться проверенного, логического хода мыслей.
— Верно. Простите, офицер, произошла ошибка. Входите, пожалуйста.
Он понимал, что не пригласить полицейского в дом было бы невежливо. Офицер еще раз оглядел место происшествия и, вероятно, удостоверился, что женщина здесь по доброй воле, а собаки вовсе не пытаются защитить ее от маньяка. Он кивнул ей:
— Мэм…
— Извините за беспокойство, офицер. — Алекса мучительно сглотнула. Словно догадавшись о том, что Ник не сможет сам ничего вразумительно объяснить, она начала: — Мой муж подумал, что кто-то проник в дом, но во всем виновата я. Я спрятала собак в комнате для гостей. Думала, что там он их не найдет, а они посреди ночи, наверное, подняли шум, и он решил, что к нам забрался вор.
Ник закрыл глаза. Какое позорище!
— Алекса, давай просто… — попытался вмешаться он.
— Нет, Ник, позволь мне закончить. Видите ли, офицер, мой муж не любит животных, а я на добровольных началах помогаю одному из приютов. Иногда беру на ночлег подобранных на улице собак, и в этот раз я не хотела, чтобы муж знал об этом, а потому привела их домой потихоньку, тайком от него.
Полицейский посмотрел на Ника и учтиво осведомился:
— Вы не заметили, что в одной из ваших комнат полно собак, сэр?
— Она услала меня наверх! — с раздражением ответил Ник.
— Ясно.
— В общем, мой муж все-таки их услышал и позвонил в «девять-один-один». Он хотел сам проверить, что происходит внизу, и наткнулся на собак, очумел от злости и начал орать. Тут прибежала я, мы чуть не подрались, а потом уже приехали вы…
Полицейский взглянул на валявшуюся на полу бейсбольную биту.
— Сэр, вы хотели напасть на взломщика с одной этой битой?
Ник не понимал, почему он вдруг почувствовал себя виноватым.
— Я позвонил в полицию, — пожал плечами он, — но рассудил, что и сам смогу обезвредить бандита.
— У вас нет оружия?
— Нет.
— В следующий раз, когда заподозрите вторжение, я настоятельно рекомендую вам позвонить нам, а затем запереться вместе с женой в комнате и там дожидаться нашего приезда.
Ник вскипел, но сдержался и кивнул:
— Разумеется.
Полицейский что-то записал себе в блокнот.
— Мэм, вы точно управитесь сегодня с вашими собаками?
— Да, мы все утрясем.
— Тогда я поеду. Мне нужны кое-какие данные для отчета.
Он произвел краткий опрос, записывая информацию в блокнот, и, уходя, ласково потрепал по голове черного лабрадора, не удержавшись от улыбки:
— Симпатяги! Вы занимаетесь таким замечательным делом, миссис Райан. Было бы обидно, если бы этих бедняг усыпили.
Алекса так и расцвела от его похвалы.
— Спасибо вам!