Стас соглашался, но не понимал. Миша сидел в его кабинете, закинув ноги в лаковых штиблетах на стол, и вдохновенно разглядывал потолок.
— Я же не могу тащить ее в кафе силой, — понуро бубнил сисадмин. — И даже если затащу, то как потом заставить ее пойти ко мне домой.
— Тормоз ты. Мы ее для тебя специально напоили, чтобы вы могли объясниться, а ты струсил!
— Зачем я буду объясняться с совершенно пьяной женщиной? Она же утром ничего не вспомнит!
— И не надо, зато проснется в твоей постели!
— Я же не маньяк!
— Так и я говорю: проснется! И не в лесополосе, а в твоей постели. Двадцать первый век на дворе, а ты все в шляпе и при шпаге. Девушки давным-давно воспринимают такие вещи совершенно спокойно.
— Не знаю. Я в девушках не разбираюсь. И лично я такие вещи спокойно воспринимать не в состоянии.
Я уже понял, — дернул ногой Миша. — Поэтому переходим на романтику. Не мешай, ты меня своим трепом сбиваешь с нужной волны. Стас послушно затих.
— Надо ее растрогать, — наконец выдал Миша, заставив вздрогнуть слегка задремавшего влюбленного, уставшего от собственных переживаний.
— Что?
— Ты должен быть трогательным! Чтобы тебя захотелось приласкать. Какие идеи?
— Котенок. Щенок. Выпавший из гнезда птенец, — автоматически выдал Стас.
— Друг мой, ты не на приеме у психоаналитика. Не надо мне этих образов! Идеи давай. Кого у нас женщины жалеют?
— Ты что, предлагаешь мне прийти на костылях.
— Нет. Калеки нынче не в моде. Бабы сейчас практичные, мужиков берут для хозяйства. Костыли отпадают.
— Мама говорит, что я пою жалобно. Она считает, что если бы я ходил по электричкам, то зарабатывал бы намного больше. Но это она так шутит.
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Миша. — С этого места поподробнее…
Утром Лена прошмыгнула по коридору серой тенью. На этаже царило необычайное оживление. Народ курсировал между кабинетами с озабоченными лицами, причем ходили все в основном из конца в конец. Ощущение было такое, что все покинули рабочие места с целью поразмяться. Больше всего она боялась встретиться со Стасом. Быстро открыв дверь, она занесла ногу над порогом и застыла. Сотрудники скучковались в непосредственной близости и с преувеличенным интересом обсуждали рабочие вопросы. Из кабинета пахнуло свежестью и ароматом оранжереи: такое количество цветов можно было увидеть только в цветочном магазине. Ее комнатка стала похожа на оазис. Смущенно кхекнув, Лена юркнула в щель и затихла. Теперь ей и в голову не приходило связывать появление цветов с Вадимом. Еще не решив, как реагировать на столь откровенные знаки внимания, она включила компьютер и рухнула в кресло от неожиданности: зазвучала музыка, на экране причудливым узором начали сплетаться гирлянды роз и тихо пульсировало большое, смущенно улыбающееся сердце. Оно поморгало анимационными глазками и вдруг запело, безбожно фальшивя и перевирая любимую Ленину песню:
…Будет все, как ты захочешь,
Будет мир у ног твоих!..
Сердечко пело голосом Стаса, не имеющего слуха, но безумно влюбленного. Он старательно выводил мелодию, подвывая в некоторых местах тонким и проникновенным фальцетом. Когда зазвучал проигрыш, сердечко нахлобучило венок и пару раз подпрыгнуло в такт припеву.
Лена не выдержала и расхохоталась. Ей стало так легко, как не было, наверное, никогда. Песня пошла по второму кругу, а у благодарной слушательницы уже текли слезы: от смеха, от переполнявших ее эмоций и от пронзительного счастья.
— Господи, какая я дура! Какая слепая безмозглая дура! Какой у него телефон-то?..
Она выскочила в коридор и тут же налетела на бледно-зеленого Стаса в костюме и при галстуке, ожидающего своей участи. Вся деловая активность офиса сконцентрировалась в коридоре четвертого этажа. Стас замер, а у Лены моментально заложило уши от немыслимой мертвой тишины, воцарившейся в коридоре.
— Нет, вы гляньте! — притворно возмутилась она. — Сплошные тунеядцы. Никто не хочет работать. Безобразие!
С этими словами она схватила сисадмина за галстук и втянула в кабинет, показав замершим коллегам язык.
— Ну что, что? — задние ряды напирали, а передние сердито шикали. Все налипли на дверь и пытались понять, что происходит внутри.
А внутри была тишина, пронизанная бесконечным счастьем, любовь, разросшаяся до размеров вселенной, и судьба, сжавшаяся до размера маленького пульсирующего сердца. Там была пустота для непосвященных и целый мир для двоих.