секретом? Я повернулся.
— Что? — был единственный ответ, который он получил от меня. Я стоял бы здесь и слушал, что он должен был сказать по одной простой причине: эта причина — Сойер.
— Я, Э-Э, я видел твою тренировку на прошлой неделе. Ты хорошо выглядел там.
Мою тренировку? О чем, черт возьми, он говорил? Я тренировался в Тускалузе. Конечно, он имел это в виду.
— Я приезжал посмотреть. У тебя все будет хорошо.
Делая шаг в его сторону, чтобы он мог слышать меня, не повышая голос, я спросил:
— Ты приезжал в мою тренировку в Брайант-Денни? Зачем ты это сделал? — Мужчина даже
не пришел в больницу, когда я сломал ключицу в малой Лиге. Он уж точно не был
активным в моей жизни.
— Я приезжал на тренировку обоих моих сыновей, на прошлой неделе.
Я замер. Он назвал меня своим сыном. Я начал трясти головой.
— Нет, нет, ты не можешь делать это. Я. Не. Твой. Сын.
Мне нужно было избавиться от этого человека. Он был отцом Сойера; я не хотел
причинять ему боль. И, ЧЕРТ ПОБЕРИ, если он будет называть меня сыном.
— Ты мой сын. Я не заслуживаю тебя, но ты мой. Ты можешь отрицать меня. Ты можешь
ненавидеть меня, и ты имеешь на это полное право.
— Чертовски правильно, я так и делаю, — взревел я.
— Это не меняет того факта, что я горжусь человеком, которым ты стал. Человеком, которым ты стал без какой-либо помощи от меня.
Я сделал громкий, тяжелый вздох. Что он делал? Почему он это делал?
— Гордишься мной? Почему? Потому что я могу играть в футбол? Потому что я играю за
твой университет? Потому что это просто чушь собачья.
Харрис покачал головой.
— Нет, не потому, что ты играешь на том футбольном поле, на котором я когда-то играл.
Хотя из-за этого я чувствую толику гордости. Я ничего не могу поделать. Но это только
короткий момент в твоей жизни. Человек, в которого ты превратился — это то, что
заставляет меня гордиться. Ты сделал плохой выбор и встал на неверный путь, но ты
также был достаточно силен, чтобы поскорее уйти с этого пути и найти тот, который
приведет тебя куда-нибудь, в другую жизнь. Мир хотел называть тебя неудачником, но
ты был намного сильнее, чем они осознавали. Ты боролся. Ты отхватил жизнь, которую
ты хотел, и ты за нее сражался. Даже тогда, когда остальной мир думал, что ты ничего из
себя не представляешь. Ты доказал их неправоту. — Вот почему, сынок, я горжусь тобой.
Мне хотелось кричать во все легкие на несправедливость этого момента. Я нуждался в
этом человеке, когда я был молодым и испуганным. Но теперь? Я не нуждаюсь в нем
сейчас.
— Мудрый человек однажды сказал мне, что ты не должен меня прощать. Ты не должен
любить меня. Но ты должен знать, я люблю тебя. Что я горжусь тобой. Все, что мне было
нужно — это сказать тебе. А как ты это воспримешь и справишься с этим, это не важно.
Важно то, что ты знаешь.
Он коротко кивнул мне, и обеспокоенные черта и побежденное выражение, когда он
развернулся, чтобы уйти, заставило что-то жечь внутри моей груди. Я не понимал этого, но я и не должен был. Не сейчас.
— Харрис, — позвал я, когда он удалялся.
Он остановился и повернулся, чтобы посмотреть на меня:
— Да, Бо?
Я нервно сглотнул, не зная, как точно это сказать. Потому что его слова не сделали
ситуацию проще. Это не исправит прошлого.
— Я не знаю, что делать с этим прямо сейчас. Возможно, я никогда не узнаю, что делать с
этим.
Я сделал паузу, когда ко мне пришло воспоминание, как Харрис стоял у забора, во время
одного моего школьного футбольного матча, он хорошенько разносил моего тренера
после того, когда меня выкинули из игры. Я пропустил тренировку днем ранее, потому
что моя мама заболела гриппом, и я был вынужден везти ее в центр Срочной медицинской
Помощи в Мобайле. Это была ближайшая бесплатная медицинская помощь.
Я был возвращен в игру после того, как тренер вернулся к боковой линии. Каждый раз, когда я смотрел на забор во время этой игры, Харрис стоял там, скрестив руки на груди, словно если бы он стоял на страже чего-то или кого-то.
— Та игра, в средней школе, когда я пропустил накануне тренировку. Я был на скамейке
запасных. Затем, после того, как тренер вернулся после очень жарких дискуссий с тобой, он поставил меня в игру, — я остановился и изучал его лицо и увидел ответ в выражении
его лица. — Ты заставил его поднять меня, не так ли?
Харрис печально улыбнулся.
— Не по твоей вине тебе пришлось отвозить твою мать к врачу. Это было несправедливое
решение тренера Мэдисон, и я напомнил ему, каким именно неразумным решением было
бы оставлять его лучшего принимающего на скамейке.
Это не исправляло всего неправильного. Но это говорило мне, что время от времени, даже
если я не осознавал этого, он присматривал за мной. Я просто не знал об этом. Другие
случаи в моей жизни, когда все выглядело плохо, а потом все вдруг становилось хорошо, без объяснения причин: это всегда был он?
— Тренер не был моим большим поклонником, — ответил я.
Харрис поднял одну бровь.
— Ну, ты не был самым надежным парнем в команде.
Я испустил короткий смешок.
— Я играл так же хорошо с похмелья, как и трезвым.
Улыбка на его лице не та, что я привык видеть, была направлена в мою сторону.
— Вероятно, так и было, — согласился он.
Мы стояли, глядя друг на друга, словно если бы мы боялись, что все вернется на круги
своя, в тот момент, когда он уйдет.
— Послушай, сынок, — он откашлялся, — или Бо, если ты предпочитаешь, чтобы я тебя так
звал. Если ты захочешь пойти поесть когда-нибудь, или выпить, или что угодно. просто
позвони. Я приеду.
Он развернулся и пошел прочь, когда я не ответил. Прежде чем он отошел слишком
далеко, я закричал:
— Ты можешь называть меня сыном, если ты этого хочешь.
Пять лет спустя…
Сойер и Лана — Свадьба
Сойер
— Сойер! — Лана завизжала, когда я полез в окно маминой гостиной. — Ты не должен видеть
меня до свадьбы. Это плохая примета, — хмурый взгляд в ее глазах не спрятал
взволнованный тон в ее голосе.
Я закрыл окно позади себя, затем повернулся, чтобы посмотреть на невероятно
великолепную невесту. Ее длинные рыжие волосы были завиты, и локоны каскадом
спадали вниз по спине. Белое платье, которое она надела было простым и элегантным.
Оно подчеркивало каждый ее изгиб, и мое сознание мгновенно перешло к позднему
вечеру, когда я буду самым счастливым человеком, снимая его.
Сокращая расстояния между нами, я по-хозяйски положил руку на ее бедра и притянул ее
к себе, стараясь не помять ее платье или мою рубашку. Не то чтобы меня это волновало, но я знал, что волновало ее.
— Это день моей свадьбы. Я ввожу новые правила. Кроме того, не видеть невесту — это
полный отстой. Я не мог вынести еще минуту, не видя этих красивых глаз.
Ее строгое выражение мгновенно растаяло, и она улыбнулась мне.
— Девушка точно не может поспорить с этой логикой, — промурлыкала она и встала на
цыпочки, чтобы прижаться ее губами к моим. Один маленький сладкий легкий поцелуй, прежде чем она отстранилась. — Мы не должны испортить мой макияж. Эш потратила
больше часа на него. Она будет расстроена, если мы смажем что — нибудь.
Эш была последней проблемой на мой взгляд. Прямо сейчас, я просто хотел мою жену.
Остановившись, я посмотрел на нее сверху вниз, и позволил этому слову дойди до
сознания. жена. Лана станет моей женой через час. Как я умудрился это сделать? Бог
знал, что я не заслуживаю ее.
Потянувшись, я убрал одинокий локон за ее ухо и нежно провел пальцем по
бриллиантовым серьгам в форме слезы, которые я купил ей на день рождения в прошлом
году. Она была самым дорогим человеком в моей жизни, и однажды я чуть было не
позволил ей тихонько ускользнуть прямо из моих рук.