Алекс Вуд - Бриллианты твоих глаз

Тогда-то граф Кентский продал свой корабль и возвратился в родные места. Без сомнения, заветный сундучок поехал вместе с ним. Никто, даже графиня, не догадывался о том, какое сокровище хранится в доме. Перигрин надежно спрятал бесценные алмазы, а после его смерти исчезла всякая надежда на то, что кто-нибудь о них узнает. Если бы не дневник Джере...

Мадам замолчала. Ей надо было перевести дыхание. Она говорила целый час и хотела немного отдохнуть. Мэгги не двигалась с места. Перед ее мысленным взором проходили картины прошлого, искусно нарисованные мадам. Кровожадный пират, хрупкая девушка, волею судеб оказавшаяся в его власти, сводящее с ума сокровище...

— Но откуда это знаете вы? — недоумевая, спросила Мэгги.

Девушка намеренно подчеркнула «вы» в своем вопросе. Осведомленность мадам порой поражала, но каким образом могла она узнать тайну древних времен, которая казалась невероятной легендой?

— Эдуард Кентский, дед современного графа, увлекался историей. По вполне понятным причинам личность Перигрина Кента особенно интересовала его. Граф кое-что слышал от своего прадеда о Перигрине и Джере, а также об их находке. Несмотря на то, что никто не верил в существование алмазов, Эдуард не мог просто так расстаться с этой мыслью. А вдруг алмазы спрятаны где-нибудь в замке? Он принялся за поиски, но все, что ему удалось найти, — это пожелтевшие от времени листы, исписанные арабской вязью. Граф обратился к знакомому ученому-востоковеду с просьбой прочитать этот манускрипт...

— Но вы-то откуда об этом узнали? — невежливо перебила ее Мэгги.

— Я случайно присутствовала при разговоре графа и ученого и, естественно, очень заинтересовалась...

Мадам не посвятила Мэгги в детали того, что была в то время замужем за тем самым ученым. Востоковед подобрал бедную девочку вскоре после ее побега из Бискье. Двадцатилетняя Элеонора пленила его сердце, и он предложил ей приют. Мадам не могла не оценить его доброту и одарила его несколькими годами счастья. Видимо, за это фортуна решила вознаградить ее и послала ей Эдуарда Кентского...

Аристократ и ученый просидели несколько месяцев над документом и сумели полностью его перевести. Дневник содержал тщательное описание подвигов Перигрина Кента с такими душераздирающими подробностями, что у обоих ученых мужей волосы вставали дыбом. Алмазы же занимали в дневнике огромное место. Джере с упоением описывал их, но, самое главное, он подробно записал, куда спрятал алмазы Перигрин Кент и как их можно найти. Эдуард был потрясен до глубины души. Он немедленно организовал поисковые работы и, точно следуя указаниям Джере, нашел прекрасные камни.

Граф скрыл свою находку ото всех. Он был уверен, что мир захочет отнять у него сокровище. Лишь своему верному другу-ученому он отважился показать алмазы. Востоковед также был поражен, но больше всех была поражена мадам Ламож, которая притаилась за шторой в гостиной, где граф Кентский демонстрировал свою находку. Разве она могла упустить такой случай? Тем более что она частенько избирала этот наблюдательный пункт, когда к мужу приходили по делу, и в своей дальнейшей деятельности нередко использовала полученную информацию.

Бриллианты Кента были настолько прекрасны, что мадам потеряла сон на несколько дней. Только когда она дала себе страшную клятву, что обязательно раздобудет эти чудесные алмазы, ей удалось немного успокоиться. И все эти годы, мастерски совершая ограбления, мудро воспитывая девочек, разрабатывая новые комбинации, она ни на секунду не забывала о своей клятве. Сама она не смогла подобраться к камням, но надеялась, что это сможет сделать кто-нибудь из ее учениц. Но найдется ли достойная для такой миссии?

— Теперь ты понимаешь, что я хочу от тебя? — спросила мадам, после того как посвятила Мэгги во все подробности.

— Кажется, да, — задумчиво произнесла девушка. — Вы хотите, чтобы я украла эти алмазы для вас.

Легкая улыбка скользнула по губам мадам. Задумчивый вид Мэгги очень понравился ей. Не испуганный, не алчный, не самоуверенный. Нет, именно задумчивый. Такая девушка должна справиться с заданием. В Мэгги мадам Ламож видела себя саму тридцать пять лет назад. Только у нее не было таких лучистых глаз, как у Мэгги, а суевериям порой стоит верить...

Украдкой мадам открыла книгу, которая все время лежала у нее на коленях. Эту тоненькую потертую книжонку мадам берегла как зеницу ока. Туда сорок лет назад она тайком переписала отрывки из дневника Джере, переведенного ее мужем. Отрывки, которые касались алмазов.

«Дева с глазами хрустальными ими владеть должна», — прочитала она и вздохнула. Джере цитировал какие-то древние легенды и одновременно отмечал, что глаза Пилар, прекрасной испанки, как раз можно назвать хрустальными. Прозрачные, лучистые, серебряные — араб не скупился на эпитеты. Почему бы не поверить ему?

Пусть дева с глазами хрустальными принесет мне эти алмазы, прошептала мадам, разглядывая свою ученицу. Было темно, и она не могла увидеть цвет глаз Мэгги, но и без света могла сказать, что девушка идеально подходит под описание в дневнике старого араба:

Дева с глазами хрустальными ими владеть должна.

Им красотою равная, яркая им нужна.

Дева с глазами лучистыми спасенье в себе несет.

Кровь молодая, чистая смоет позора гнет.

Наткнувшись на слово «кровь», мадам поморщилась. Что ж, можно верить в хрустальные глаза и считать ссылку на кровь суеверием... Вряд ли Джере имел в виду что-то ужасное.

— Изабель, как вы себя чувствуете, дорогая моя? — Сквозь кромешный мрак до девушки донеслись участливые слова. Кажется, их сказала Кэтрин Уильямс.

— Я так и знала, что этот дурацкий сеанс ни к чему хорошему не приведет! — Это уже Леонарда. Только у баронессы бывают столь безапелляционные интонации.

Скрипнула дверь, и взволнованный мужской голос спросил:

— Изабель очнулась?

— Ах, уйдите, мужчинам здесь не место, — томно заявила баронесса.

Мэгги почувствовала, что пора приходить в себя. Кажется, ее обморок переполошил все почтенное семейство. Она открыла глаза и немедленно увидела продолговатое лицо склонившейся над ней Кэтрин. В руке та держала пузырек с едко пахнущей жидкостью.

— Вот и замечательно, — с удовлетворением заметила Кэтрин. — Значит, это нам не понадобится...

Она с видимым облегчением отставила в сторону вонючий пузырек.

— Что произошло? — пролепетала Мэгги. Ее голос звучал слабо.

— Мы надеемся, что вы сейчас расскажете нам это, — произнесла леди Элизабет.

Она сидела в самом дальнем углу комнаты и наблюдала за хлопотами Кэтрин и Леонарды.

— Я ничего не помню, — честно призналась Мэгги. — Погасли свечи, неожиданно стало холодно, а потом... нет, это пустяки, плод воображения.

— Вот уж не думала, что вы столь впечатлительны, милочка, — сухо заметила леди Элизабет. — На вид вы вполне крепкая особа...

Мэгги скромно потупилась. Спорить с пожилой леди не хотелось, их отношения и так нельзя было назвать идеальными. Бабушка Берти в штыки восприняла появление Изабель Алмеду в доме. Она почувствовала опасность. С неугомонного графа Кентского вполне станется жениться на этой подозрительной девице, а ведь заботливая бабушка уже подыскала для него достойную партию...

Однако командовать Берти было не просто. Несмотря на кажущуюся беззаботность и непосредственность, он никому, не позволял управлять собой, в чем леди Элизабет неоднократно убеждалась к собственному неудовольствию.

Вот и сейчас Берти рвался в комнату, желая принять участие в заботах об Изабель. Она страшно всех перепугала, когда упала в обморок. Но леди Элизабет бесцеремонно выставила его за дверь, и ему ничего не оставалось делать, как только бегать по коридору и возмущаться. Джеймс, наоборот, был необыкновенно спокоен. Со сложенными на груди руками он скорее напоминал статую, чем живого человека.

Братья Аркрофты не были похожи друг на друга ни внешне, ни внутренне. Берти был выше и стройнее, во всем его облике чувствовалась легкомысленность. Хотя это впечатление было обманчивым, ведь Берти неоднократно доказывал свою дельность и серьезность. Джеймс, наоборот, внешне был воплощением надежности. Он был гораздо шире брата в плечах, при четырехлетней разнице в возрасте они выглядели ровесниками. Суровый взгляд карих глаз Джеймса контрастировал с приветливым огоньком в голубых глазах Берти. Цвет волос Джеймса также был темнее. И вообще он и лицом, и статью был вылитый Аркрофт. Так выглядел его отец. Черты эти передавались из поколения в поколение от Перигрина Кента. Берти больше напоминал мать. У него были более тонкие черты лица, нос правильной формы, четко очерченные губы. Бертрам Аркрофт был не менее красив, чем его младший брат, а, по мнению светских дам Лондона, гораздо красивее.