Она смотрит на человека позади меня. Я знаю, что она смотрит на Аарона.

- Ну, привет, - отзывается тот. - … Саманта…

Глава 23

Агнес

Пока Эннис уговаривает Аарона присоединиться к завтраку с нашей «дружной семьей», я просверливаю взглядом дыру в Саманте, где-то в области ее головы. Примерно в том месте, где расположен ее бестолковый мозг. Это ведь с помощью него она решилась на поездку в Палм-Бей, чтобы в конец испортить мое лето. Без нее. Мне просто нужно было всего-то пару месяцев без Сэм, без родителей, без вечных ожиданий на мой счет и без того, как родные мне люди следят за каждым моим шагом. Я надеялась прожить это лето так, как я хочу. А теперь мне придется жить так, как хочет сестренка.

Ух, почему мне так хочется врезать ей?! Может, потому, что ее надменный взгляд меня раздражает? Возможно, пора бы уже поставить на место эту девушку-сорвиголова.

- Чай или кофе, молодой человек? – суетясь на кухне, спрашивает Энн.

Аарон идет за ней и, обернувшись, разводит руки в стороны, как бы говоря: «Я-то что могу сделать сейчас?». Действительно, ничего.

- О, нет-нет, - Саманта спускается вниз и быстрым шагом идет на кухню.

Она хватает Рона за предплечье, а я только могу представить, как он хочет придушить ее.

- Лапуля, Аарон уже уходит.

Лапуля? Не знала, что они так общаются. Что Сэм так обращается к тете.

- Я, вообще-то, хотел остать…

- … Уйти, - завершает Саманта, перебив голубоглазого парня.

Он ищет поддержки с моей стороны, повернув голову. Я ловлю его взгляд. Отчаянно вздохнув, выхожу вперед.

- Аарон позавтракает с нами. – Ох, противостояние начинается!

Саманта медленно обращает свои глаза на меня. Ее улыбка не спеша растягивается на губах – такая неискренняя и строгая.

- Что, прости? – Она отпускает Рона и отходит от него на шаг.

Энн смотрит то на меня, то на сестру. Ей не понять, что происходит между нами.

- Я говорю, Рон останется здесь.

Понимаю, насколько нелепо выгляжу в его одежде и босая, но продолжаю:

- Он – мой гость.

Девушка с новой прической и в короткой юбке склоняет голову набок и вновь улыбается так же, почти без эмоций.

- Ну, мы же не виделись почти месяц. Давай просто проведем время вместе, пообщаемся. Ты мне расскажешь, как твои дела. А твой…, - Саманта проводит языком по верхним зубам, раздумывая, видимо, над следующим словом, - … друг может прийти завтра. – Она оборачивается к Аарону, скрестив руки на груди. – Правда ведь?

Он глядит на меня, и его глаза наполняются чем-то, чего я точно не ожидала увидеть. Не в его взоре. Не от него. Не сейчас. Он глядит на меня с заботой, тревогой, готовностью защитить.

- С тобой все будет в порядке?

Я облизываю пересохшие губы и, силясь, киваю головой.

- Да.

Аарон, заручившись моей беззвучной поддержкой, делает ровно пять шагов ко мне, но вдруг останавливается… и улыбка сходит с моего лица. Ему осталось преодолеть еще столько же, но он, тяжело сглотнув, останавливается. Потом он посылает мне виноватый взгляд, кивает тете Энн и быстро выходит через переднюю дверь. Растерянная тетя спешит ее закрыть за Роном. А я… я просто не понимаю, что только что было. Он хотел обнять меня? Поцеловать? Сказать, что не оставит меня? Что я могу обращаться к нему? Что он хотел сделать?

Или это уже не имеет значения? Потому что он все равно не совершил поступка, который собирался.

- Твой герой хорош, - шипит Сэм, проходя мимо меня к лестнице. – Ничего не скажешь. – Она кричит Эннис - Лапуля, я устала с дороги. Полежу немного.

Я уже не слышу, что отвечает ей та – бегу вслед за сестрой. Одна из причин: мне не терпится узнать, в какой спальне она решила временно проживать. Хах, ну, так я и думала: дверь комнаты, в которой я изначально остановилась, приоткрыта, и я могу увидеть, что постельное белье на кровати поменяли, плакаты, которые я убрала, вернулись на свои места на стенах, черные шторы задернуты, а на письменном столе лежат не мои вещи.

Саманта указывает на дверь рядом.

- Теперь ты живешь там.

Я взрываюсь, словно чертова бомба.

- Какого хрена ?! Почему ты решила это сама? Ты спросила меня, хочу ли я переезжать? Удобно ли это мне?

Сестра не удостаивает меня даже взгляда. Она валится на кровать и открывает новое издание одной из многочисленных книг Ирвина Уэлша.

- Я забила эту спальню еще тогда, когда приезжала в первый раз. Все эти годы тебе было плевать на Энн, а я приезжала сюда достаточно часто, чтобы иметь привилегию выбирать себе спальню.

- Ты знаешь, что я не могла приехать…

- И почему же? – оторвавшись от букв, Саманта вздергивает бровью. – Назови причину. Потому что дядя Боб умер , и ты не хотела покидать город, дабы не смотреть на тетю, упивающуюся собственной депрессией?

Я вздыхаю, ведь мы обе знаем: мне не переспорить ее.

- Ты не права, - понизив голос, говорю. – Если ты так думала все это время – значит , ты никогда не была права.

- А вот и…

- Я любила Боба, он был классным. И я любила их вместе – Энн и Боба. Наверное, я хотела, чтобы наши родители походили на них – были немного сумасшедшими. В самом лучшем смысле этого слова. Но смотреть на Энн без Боба – это тяжело. И сейчас тяжело, но не так, как было бы тогда. Я эгоистка, - признаюсь, пожав плечами. – Как и ты. Мы эгоистичны по-своему, но ты умеешь любить, а я – подчиняться. Нас с тобой научили разным вещам. Я больше не хочу подчиняться, - говорю я, выходя из своей бывшей комнаты. – Я хочу научиться любить.

***

Мужчина протрезвел, пожалел о содеянном и решил не попадаться на глаза женщине, перед которой за свои поступки ему нужно отвечать. Мужчина не угнетает женщину, больше не препирается с ней, не спорит с ней. Женщина не знает о его ненависти, и кажется, что она исчезла, как и сам мужик. Потому что, мать вашу, Аарон Галлахер не звонил и не писал мне, не вызывал к себе в кабинет уже пять дней. Три рабочих дня из общих пяти прошли так легко и беззаботно без вечного контроля Рона, но меня смущает такое положение вещей. Я привыкла к нему. Я привыкла к его подколам. К нашему противостоянию. И в глубине души, как бы ни пыталась отрицать, мне все это нравится. Я без ума от этого. От того, что зажигает огонь в моей груди. Это может делать только Рон. Только он умеет.

Я смотрю на экран смартфона каждые 10 минут в ожидании хоть одного сообщения от Галлахера. Боже, это ужасно глупо. Это просто нелепо. Я жду, что он напишет мне хотя бы: «Эй, дурочка, прекрати думать обо мне. Уши ведь горят». И тогда я смогла бы ответить ему: «Ты – чертов нарцисс, и это, наверное, не перестает мечтать о тебе твоя очередная шлюшка, которую ты трахнул накануне вечером».

Не знаю, заставит ли это его разозлиться, однако мне безумно этого хочется. Я хочу видеть его злость, видеть, как эти эмоции отображаются на его лице, чувствовать его гнев, презрение. Я мазохист. Однозначно. И все же мне нужно это.

- Мисс? – Я не сразу понимаю, что гость, которого я проводила в номер, протягивает мне что-то.

Присмотревшись, я вижу, что это двадцатидолларовая купюра. Поблагодарив, я принимаю деньги. За пару дней я получила немало чаевых, а Эмили злится на меня, говорит, что, работая в баре, ей не удается собрать их столько же, сколько у меня вышло в начале рабочей недели. Но злится она на меня не только по этому поводу, и когда я выхожу из номера, закрыв за собой аккуратно дверь, она спешит мне напомнить об этом.

- Что ты здесь делаешь? – спрашиваю, испугавшись ее резкого появления из-за угла. – С ума сошла? – громким шепотом говорю. – До смерти меня напугала!

Та безалаберно машет рукой.

- Ничего страшного с тобой не случилось. Не преувеличивай.

Ее проницательный взгляд всматривается в мои глаза, пока я не отворачиваю голову.

- Если уж из-за тебя я не насладилась походом и поссорилась по этой причине с отцом, может, все-таки расскажешь, что произошло между тобой и этим засранцем в тот день, что обещал быть веселым и непринужденным для нас всех?

А в итоге они уехали, не дождавшись нас с Роном. Эмили не поехала, потому что не хотела делать это без меня. Я была поражена. И не удивлена, что она сердиться, но она так много задает вопросов, что мой мозг обещает взять выходной.

- Я же сказала, что не хочу говорить об этом. – Я направляюсь вперед по коридору – пол здесь застелен дорогим длинным ковром синего цвета. – Мне очень жаль, что подвела тебя. Правда.