- Аарон, мне очень хорошо… - Стоны Ники просто сносят башку.
Я становлюсь немного грубым, более настойчивым, язык проникает глубже в дырочку, я вылизываю ее до тех пор, пока всхлипы не становятся умоляющими. Слова превращаются в жалобные просьбы. Она тянет меня за волосы крепче.
- Пожалуйста… О, Господи!
Я ускоряюсь, чтобы она кончила.
Ноги Ники начинают дрожать. Ее бедра елозят по уже влажным простыням. Она выкрикивает еще громче мое имя, когда я последние несколько раз провожу языком по ее клитору.
- Вот б***ь! – кричит девушка, а я приподнимаюсь немного, усмехнувшись.
Она прогибается и стонет. Я не могу налюбоваться ею. Гладковыбритая киска так и зовет скорее войти в нее, чтобы насладиться той тугостью, которую она полностью предоставляет. Но мне хочется видеть смущение Ники, когда та посмотрит мне в глаза после своего оргазма, полученного с помощью моего языка.
Я ложусь рядом с ней и подпираю голову одной рукой. Мои глаза смотрят прямо в ее. Веки открываются не спеша, и сначала во взгляде девушки столько наслаждения. Оно, к сожалению, очень быстро сменяется стеснением, удрученностью. Вероника, моя Вероника отворачивается, но пальцами свободной ладони я касаюсь ее подбородка и возвращаю красивое лицо в обратное положение.
- Если бы ты знала, как красива, когда кончаешь, - шепчу я, целуя мочку ее уха.
Она сглатывает. Я практически слышу, как бьется сердце бедняжки. Быстро, учащенно. Пульс подскочил.
- Это невероятное зрелище.
После моих последних слов мы молчим, но потом, вспомнив кое-что, меня разбирает смех. Весело я произношу:
- Ох, однако, это твое «б***ь»!
Ники натягивает на голову покрывало, чтобы я не видел, как ее щеки мило покраснели, но я забираю обратно ненужную плотную ткань серого цвета и бросаю вниз.
- Хей! – протестует Ники, пытаясь прикрыть свое совершенное тело руками.
И это я ей не даю сделать. Сажусь на нее верхом и, подняв ее руки над головой, держу за запястья, не позволяя красотке вырваться.
- Прекрати, - ласково убеждаю я, - все нормально, детка.
Она, кажется, немного успокаивается.
- Я не могла себя контролировать, - признается Вероника.
Мне нравится ее первое имя, однако то, второе, приглянулось мне больше. И, глядя на свою девочку, на эту блистательную брюнетку с невероятными карими глазами, я могу произносить лишь одно имя – Вероника. Ники. Она – моя Ники.
Лишь когда сержусь на нее, или в случае, если нервничаю, я называю ее Агнес. Я думаю про себя: «Агнес, Агнес…». Ненавижу такие моменты. Ведь эта девушка – Вероника. Единственная и неповторимая. И да, совершенно не похожая на сучку Саманту.
- Ты и не должна была.
На мое качание головой, девушка закусывает губу. Ее взгляд опускается вниз, к торсу, а потом еще ниже – туда, где все пылает от желания оказаться глубоко внутри нее.
- Ты… когда… ты когда… - она не решается что-то сказать мне и смеется, закрыв глаза.
Я не могу перестать пялиться на эту девчонку, словно она – самое красивое, что я видел. Не знаю, как это назвать, но со мной определенно что-то не то. Ничего не ушло вместе с опьянением. Я все еще пьян. Я пьян ею – ее запахом, ее улыбкой, вкусом ее оргазма, изгибами ее шикарного тела, нежностью ее сосков. Я просто… Гормоны бушуют! Что-то не так, но я не знаю, как это называется.
- Когда ты был там внизу, - начало предложения уже заставляет меня тихо засмеяться, - тоже получал… ну… удовольствие?
Такой забавный вопрос. Моя девочка…
Я трусь носом о ее щеку и отпускаю запястья. Она обвивает мою шею руками.
- Даже не можешь представить, что я испытывал.
Вероника расширяет глаза от удивления.
- Правда?
- Угу, - целую в мягкий изгиб шеи, ключицу. – Ты очень вкусная.
Ее забавляет, по всей видимости, последнее замечание, и Ники решает спросить:
- Вкусная? Как что?
Я не был готов к такому. Приподнимаю голову и вглядываюсь в лукавость ее карих бездонных глаз.
- Не знаю… как что? - спрашиваю у себя, сложив губы трубочкой.
Она чмокает меня в них.
- Как что? – повторяет с интересом.
Сощуривается. Маленькая стервочка.
Обвожу пальцами ее соски, и девушка замирает, задерживает дыхание.
- Как очень сладкая вишня, - отвечаю первым сравнением, что приходит мне в голову.
Сейчас думать почти не получается. Такая красивая девушка лежит под тобой абсолютно голая… Мысли не задерживаются там, где нужно. Они все внизу, сконцентрированы на одной конкретной цели.
Ники переворачивает меня на спину, садится сверху и говорит, смеясь:
- Мне нравится это сравнение.
Я насаживаю на себя ее грубо и кусаю за плечо. Мы оба знаем, что там останется немаленький след. На ее нежной смугловатой коже. След от моих зубов. Ох, это возбуждает слишком сильно!
- Как ты хочешь, чтобы я тебя еще назвал? – рычу ей в ухо, врезаясь в нее быстро и по-животному.
Ник запрокидывает голову, облизывает губы, и выглядит так с плотно закрытыми глазами, будто вот-вот кончит.
- Как? – повторяю жестче, впиваясь пальцами в мягкие округлые ягодицы. – Скажи мне.
Наклонившись, девушка говорит мне у самого уха:
- Назови меня своей.
Я двигаюсь в ней грубее, доводя нас обоих до исступления. Она не может сдерживать стоны и царапает мне спину слегка длинноватыми ногтями. Я бы мог навечно отдаться этому чувству – быть внутри этой девочки, слышать ее всхлипы и мольбы о большем. Ей нравится моя грубость.
- Ты моя? – дергая за волосы, спрашиваю я.
Без моего приказа, произнесенного вслух, Ники вскидывает веки. Она не кивает, не дает мне какого-либо другого знака, а мне нужно слышать, как она произнесет, что принадлежит мне.
- Ты моя?! – подавшись вперед, и крепко схватит девушку за талию, смотрю в ее глаза, полные растерянности, страха и страсти.
Прекрасное сочетание.
- Моя? – уточняю тише.
Медленное нерешительное кивание головой перерастает в твердое и уверенное:
- Да!
Она шепчет: «твоя», когда целует меня, зарываясь пальцами в волосы. Я вхожу и выхожу из нее теперь ласковее и нежнее, но наша страсть никуда не делась. Мы сходим с ума друг по другу. Это та самая вещь, которую я объяснить не в силах, но я даже думать не хочу о возможности провести этот день без нее.
***
Агнес
Белая рубашка Аарона, как нельзя лучше, сидит на мне. Я застегиваю несколько пуговиц на ней, чтобы частично скрыть наготу под единственным предметом гардероба, который удосужилась надеть. Потом отворачиваюсь от улыбающегося отражения в зеркале. Рон лениво распластался на кровати, уставившись на меня. Он взглядом опускается к моим обнаженным ногам и мне заметно, как пытается высмотреть все то, что целомудренно прикрывает его одежда.
- Эта мне нравится больше, - говорю кокетливо, залезая на него и кладу свои ладони ему на грудь, такую мускулистую, чуть-чуть волосатую. – Та, в которой ты был вчера, по цвету мне не подходит.
Аарон вскидывает руку и ладонью проводит по моей щеке, позже заведя прядь волос мне за ухо. Какое осторожное движение, полное заботы.
- Теперь весна поворачивает
Твое лицо к моему,
Я могу слышать твой смех,
Могу видеть твою улыбку, - радостно напевает парень слова из песни Брайана Фэрри «Раб любви».
Я смеюсь, пробуждая в нем игривое настроение. Он пробирается пальцами под рубашку, касается словно ненароком клитора, продолжая петь.
- Раб любви… Раб любви…
Чуть ли не хнычу, когда Аарон убирает руку и накрывает ею левую грудь. Шлепаю по тыльной стороне ладони шутливо и он, изображая жуткую боль, слегка отстраняется от меня.
- Мне очень понравилась песня, которая звучала у тебя вчера, - ложусь рядом с ним и целую его в щеку.
Аарон расплывается в улыбке. Морщинки в области лба – признак того, что он до сих пор вспоминает, о какой композиции речь.
- Возрождение любви, кажется, - подсказываю я, и Рон, моргнув, хватает с тумбочки свой iPhone, листает меню, заходит в раздел музыки.
Через буквально пару секунд знакомая мелодия заполняет пространство. Я протягиваю руку, забираю смартфон и смотрю на экран.
- Olivver the Kid, - произношу вслух имя исполнителя.
Песня так и называется – «Возрождение».
- Мне очень нравится, - поворачиваясь к Аарону лицом, признаюсь. Он кивает и чмокает меня в кончик носа.