Достигнув апогея отчаяния, маркиз устроил нечто вроде театрализованной траурной церемонии.
В пиршественном зале помещичьего дома был выставлен гроб, вокруг которого собрались слуги и соседи.
Маркиз де Монтеспан появился в дверях и, не переступая порога, вскричал утробным голосом:
— Да распахните же пошире двери! Неужели вы не видите, что я не могу войти! Мне мешают мои рога!
Он вошел в зал лишь тогда, когда двери были сняты с петель. Произнеся довольно продолжительную и эмоциональную надгробную речь, маркиз распорядился пронести гроб по улицам близлежащего селения и опустить в могилу на сельском кладбище.
После этого он поехал в Париж и, как был, в траурном облачении явился во дворец. В приемной король участливо спросил, по случаю какого несчастья он носит траур, на что маркиз де Монтеспан ответил:
— У меня, ваше величество, умерла жена.
Людовик весело рассмеялся, оценив мрачное остроумие бывшего владельца своего последнего приобретения, а маркиз по простоте душевной усмотрел в этом добрый знак. Вот тогда-то он и обратился за советом к своему знакомому шевалье де Грие, которого считал знатоком светской жизни, — опять-таки по простоте душевной, — а тот не придумал ничего лучшего, чем привести его к Анжелике в надежде на то, что эта обворожительная женщина с неженским умом сможет дать какой-нибудь нестандартный совет в совершенно стандартной ситуации, которую маркиз де Монтеспан упорно продолжал считать чем-то из ряда вон выходящим.
Попрощавшись с Анжеликой, маркиз и шевалье вышли на улицу, где последний, отчаянно жестикулируя, довольно долго успокаивал безутешного мужа, после чего, махнув рукой, пошел прочь.
Маркиз де Монтеспан некоторое время стоял на тротуаре в глубоком раздумье, затем, видимо, придя к какому-то решению, быстро направился к ожидающему его экипажу.
Предвкушая стремительное развитие событий, я вскочил на подножку его кареты, которая, с грохотом промчавшись узкими, мощенными неровным булыжником улицами, миновала заставу Сен-Дени и по разбитой, с глубокими колеями, наполненными жидкой грязью, дороге направилась на север.
Карету нещадно трясло. Казалось, этому путешествию не будет конца, но примерно через полтора часа пути мы остановились у ограды, окружавшей тогда еще недостроенное, но уже безмерно величественное здание самого роскошного из всех европейских дворцов того времени, да, пожалуй, и всех последующих.
История его началась в 1624 году, когда по приказу Людовика XIII там был построен небольшой охотничий замок, который по воле его сына, Людовика XIV, был впоследствии реконструирован и расширен до его нынешних циклопических размеров, когда лишь его восточный фасад имеет протяженность в 680 метров, а дворцовый парк обслуживает тысяча садовников.
Версальский дворец ослепляет, подавляет своим агрессивным величием, своим обилием барельефов, колонн розового мрамора, балконов с позолоченными решетками и бесчисленных лестниц, каждая из которых могла бы стать жемчужиной экспозиции любого музея.
Главный Дворцовый Комплекс по праву считается ярчайшим образцом французского классицизма и достойным памятником гениальным архитекторам Лево, Ардуэн-Мансару и Ленотру.
Он начинается с полукруглой Оружейной площади, откуда открывается прекрасный вид на дворец, имеющий три последовательно расположенных двора: двор Министров, где сейчас красуется конная статуя Людовика XIV, далее — Королевский двор, куда позволялось въезжать только королевским каретам, и Мраморный двор, окруженный корпусами охотничьего замка Людовика XIII, к которым впоследствии были достроены два изящных крыла.
Внутри главный корпус ансамбля представляет собой анфиладу роскошно оформленных залов, где мрамор органично сочетается с бархатом и тонкой резьбой по дереву самых экзотических пород.
Версаль