Надежда Духовная - Бугенвиллея цвета фуксии

Наутро Таня проснулась в пустой квартире. Славик и Александр Михайлович ушли на работу. Валентина Васильевна оставила записку о том, что пошла за покупками и очень не хотела Таню будить.

Это было очень мило с её стороны. Она вообще не слышала их передвижений утром. Какие же всё-таки это интеллигентные, внимательные друг к другу люди!

Она нашла заваренный чай в чайнике на кухне, кстати, ещё не очень остывший, добавила себе кипятку, так как никогда не любила крепкий чай, и поняла, что этот день весь в полном её распоряжении. Она решила не ездить никуда далеко сегодня и не ходить в Эрмитаж одной. Она просто пройдётся по улочкам, а потом вернётся и позвонит маме. Ведь ей было что рассказать.

На улице было прохладно. Таня задумчиво шла по городу, разглядывая спешащих прохожих и вспоминая, как давно она не позволяла себе эту роскошь – просто бесцельно брести, давая себе разобраться, что же творится у неё в голове, что занимает её мысли и волнует её душу.

Таня подумала, что папа был прав, и свежий северный ветер действительно остудил её перегретую южным солнцем голову, и привёл в порядок сознание, помогая видеть глубже и не забывать спрашивать своё сердце при каждом решении.

Её сердце всегда было её самым верным союзником. Оно выбирало, с кем дружить, а кого опасаться. Почему же, встретив Лёшу, она заставила его замолчать? Когда она решила, что её избранник настолько идеален, что его поступки даже не обдумываются и не обсуждаются глубоко внутри? Почему она смирилась с решением быть с ним, как будто всё уже было предугадано и нельзя было ничего передумать?

Не потому ли, что другой пример всегда стоял перед её мысленным взором – другой мальчик, внимательный и верный, слушающий её и слышащий каждое слово. Но, видимо, нужно любить сильнее, чтобы иметь смелость не осуждать, всё терпеть и всё прощать.

Значит, её любовь была ненастоящей, и Таня так долго обманывалась, что стала бояться проснуться от этого сна? Или просто любовь со временем проходит? А прошла ли она у Славика? А была ли она вообще?

Ей опять казалось, что всё она придумала. Он просто очень хороший и внимательный друг, поэтому так легко представить, что он влюблён в неё. Да он и не может быть влюблён в неё – он же встречается с Машей!

И опять досада овладела Таней, оставляя неприятный горький привкус на языке. Не будет же она, в самом деле, стараться привлечь внимание Славика сейчас, когда у него есть девушка. Маша так подходит ему: такая же целеустремленная, современная. Они даже смотрятся вместе хорошо, как-то правильно – оба высокие, деловые, решительные. Именно такая девушка Славику и нужна, а не мечтательница Таня. Он сделал свой выбор.

Очень странно, но Таня поняла, что за последние несколько дней совсем не вспоминала Лёшу, как будто бы и не было их отношений, сложных и напряжённых, когда каждый пытается убедить друг друга и себя в их целесообразности, в глубине души не до конца веря в это. Наверно, ей просто было жалко потраченных на эти отношения времени и сил, поэтому она до конца не могла поверить, что их дороги не ведут к одному совместному пути, а неумолимо расходятся, как ни старайся они держаться намеченной тропки.

Как ни странно, она испытала от этого неимоверное облегчение, как будто долго несла непосильную ношу, и обрадовалась, узнав, что эта жертва ни к чему. Не надо больше стараться понять, чем грозят ей эти насупленные брови, эти напряжённо сжатые губы, и этот незнакомый взгляд, так пугавший её всегда.

Неуловимое чувство нарастало в её душе, как будто сердце, которому тесно стало в груди, ширилось и распускалось где-то прямо в центре её существа большим красным цветком, и от этого взор затуманивался, всё шло вокруг красными пятнами. И только одна мысль зарождалась в голове: "Может быть, я и опоздала и упустила своё счастье, но вот дано же мне это невероятное прозрение через столько лет! Для чего же оно мне дано? И какое это счастье, видеть его ещё несколько дней!".

Таня и сама испугалась и этого нового чувства, и этих мыслей. Она ещё только успела подумать, что это прозрение дано ей в наказание, из-за того, что она так долго не замечала Славика, поэтому оно к ней пришло именно тогда, когда он её уже забыл и обзавелся другой девушкой.

И тут она вышла к Неве… Небо ещё было свинцовым, и ветер гнал вдоль реки облака, но на другом берегу уже золотились крыши, и Таня вспомнила, что завтра Славик обещал пойти с ней покататься по Неве и каналам. И этот простор, и это плавное движение воды вдруг по-новому отозвались в ней.

Она честно спросит его, как он относится к ней. Они всегда могли сказать другу другу всё что угодно! "Выясняется, что это ты могла сказать ему всё, что угодно, а он долгие годы носил в себе мечту, которой не мог с тобой поделиться", – шепнул Тане внутренний голос, и она закусила губу от отчаяния.

Нет, не могла она сейчас вот так появиться посреди жизни этого человека и потребовать от него объяснений. Они уже не дети, у него своя жизнь, а у неё – своя. Не может она бросаться ему на шею, ведь он уже не один. Он долго ждал её, и она сама всё испортила, всё забыла, оставила его, а теперь явилась, и хочет, чтобы он ради неё менял свой привычный уклад.

Невесёлые мысли бродили в Таниной голове, и природа как будто вдруг отозвалась на её настроение, и мелкий, унылый дождик начал моросить, оставляя на воде маленькие следы капель, расходящиеся в круги, которые тут же исчезали, их уносило очередной волной, и Таня медленно двинулась обратно по направлению к дому, который её приютил.

По дороге, уже шагая по Невскому к улице Марата, она увидела высокое торжественное здание армянской церкви, и, пройдя между домами, за которыми та пряталась, поднялась по ступеням в бело-голубую обитель и села на скамью подумать.

Тане всегда нравилось посещать храмы. Какой-то таинственной торжественностью веяло из их монументальной глубины. Она вспомнила церковь святого Петра в Яффо, куда приходила не раз, особенно когда там шли мессы на испанском. Таня ещё в Ташкенте начала учить этот красивый певучий язык.

Как непохожи были эти два сооружения. Армянская церковь в Питере выглядела просторной и основательной снаружи, и оказалась уютной и какой-то по-домашнему камерной внутри. Церковь же святого Петра, благодаря башенке, пристроенной сбоку, казалась летящей вверх и изящной, а на поверку сразу же за входными дверями, в глубину простирался роскошный зал со скамьями по обе стороны от центрального прохода.

Вернувшись к Мариным, Таня застала Валентину Васильевну за разгадыванием кроссворда. Повесив куртку высыхать, Таня подсела к тёте Вале на диван в зале. Какое-то время они вспоминали вдвоём, как звали самую младшую сестру Скарлетт из "Унесённых ветром", а потом оставили кроссворд, зажгли уютную лампу с большим абажуром и сели вспоминать ташкентскую жизнь.

Осень – самое лучшее время для воспоминаний. Серым сентябрьским вечером, когда ещё далеко до радостей зимы, вспоминается недавно проведенное лето, нагретое солнцем и высушенное ветром. События весны ещё живы в памяти и сама природа, роняя с деревьев жёлтые листья, предлагает с ними проститься всем тем, кто видел, как они зеленели весной.

Но в этот раз, сидя на диване с уютно поджатыми под себя ногами, обе закутавшись в плед, две женщины – молодая и зрелая – обсуждали того, кто был им особенно дорог – друга и сына. И каждой казалось, что уж она-то знает о нём всё. Но коварно человеческое восприятие, ведь оно заставляет нас видеть мир в лучах нашего собственного прозрения. А не вовремя прозрел – и потерял нить, тянущуюся к реальности, пропустил суть событий!

Так и Тане, по-новому взглянувшей на свою, такую, казалось бы, понятную жизнь, всё теперь виделось в новом свете.

Они вспоминали, как Таня и Славик, маленькими, выступали в детсадовских постановках, и как Таня, озвучивавшая куклу-марионетку, которую держала в высоко вытянутой над ширмой руке, вдруг запуталась в этой самой кукле. И ей, пятилетней, на выручку пришла тётя Валя, сидевшая близко к самой ширме и улыбающаяся этому детскому голосу, который уверенно произносил реплики своего персонажа.

Потом вспомнили, как Таня со Славиком, участвуя в местном выступлении "Что? Где? Когда?" вывели группу своего класса в финале победителями.

– Это, конечно, заслуга Славика, – сказала Таня, с восхищением вспоминая его великолепную реакцию, его живое воображение и смекалку, послужившие им поддержкой в той игре.