Лариса Уварова - Букет кактусов

Это уже была истерика.

– Трахал, потому что не мог остановиться... И вот теперь еще вынужден жить с ней под одной крышей – с ней, которая каждую секунду напоминает мне, какое я дерьмо! Да, я, Борька Жемчужников, – дерьмо! А ведь я так хотел стать героем... Твоим героем, Шурик! Ну что, стало тебе легче от моей правды?! Может быть, еще сильнее полюбишь меня за муки? А я тебя – за состраданье к ним...

– Я тебя ненавижу, Жемчужников. Не-на-ви-жу!

Мелкие клочки фотобумаги полетели в свежевымытую физиономию несостоявшегося героя...

Она не помнит, как тогда добралась до общежития; кажется, на каком-то перекрестке ее чуть не переехал трамвай. В комнате никого не было. Маринка с чистой совестью гуляла в какой-то компании со своим Мишей (к тому времени он уже успел стать ее «лечащим врачом»), остальные девчонки тоже где-то носились: восьмое марта! Александра не стала рыдать и не стала глотать снотворные таблетки, чтобы покончить счеты с жизнью: ей такое просто не могло прийти в голову. Тем более что у нее еще оставалось важное дело. Она села за стол и написала письмо Ольге Геннадьевне Жемчужниковой – письмо на четырех тетрадных страницах мелким почерком. Она высказала ей все, что о ней думает.

Борис появился в университете только на третий день. Когда он решительно приблизился к Саше прямо внизу, в раздевалке, он был совсем спокоен – только очень бледен и сильно отдавал перегаром, которого не смогла забить никакая мятная жвачка. Девушка изумилась: такого с ним еще не было, как спортсмен Жемчужников пил очень мало.

– Ты и правда очень странная, Александра. Гораздо более странная, чем я думал вначале. Ты просто ненормальная! Ну зачем ты ей написала? Чего ты хотела этим добиться? Вызвать у Ольги угрызения совести, заставить ее посыпать голову пеплом и уйти в монастырь? Или сделать мою жизнь еще более хреновой?.. Что ж, считай, что второе у тебя получилось!

Его глуховатый голос сейчас звучал совсем глухо. Это был голос чужого человека. И он никогда раньше не называл ее Александрой.

– Это все, что ты хотел мне сказать?

– Нет, не все...

И Борис добавил те самые слова. Про то, что они, наверное, ошибались, и теперь надо расстаться – «на время». Потом повернулся и твердым спортивным шагом двинулся к лестнице. Саша смотрела ему вслед и думала, что у Борьки плоховато с логикой. Если он считает, что принял за любовь что-то другое, то почему тогда – на время? Нет, она знала: он уходит навсегда.

Вот и все. «Извини, Шурик».

Простить его она не могла. Но и ненависть – вполне искренняя в тот празднично-траурный вечер! – оказалась недолгой. Саша не перестала любить этого типа тогда, когда он изменял ей, не перестала и теперь – когда узнала, что он изменял собственному отцу с собственной мачехой. Наверное, она вообще не сможет разлюбить Бориса! Это невероятное открытие потрясло девушку и выбило ее из колеи гораздо сильнее, чем сам разрыв с Жемчужниковым. До сих пор Александре казалась надуманной и глупой расхожая сентенция, что любят, мол, ни за что – просто так. Как это – «просто так»?! Она, например, совершенно четко знала, за что она полюбила Борьку. Точно так же, как теперь знала, за что должна его разлюбить! Только любовь почему-то оказалась сильнее этого «должна»...

А спустя месяц покинутая Александра с ужасом убедилась в том, что Жемчужников оставил ей еще одну «проблему» – ту самую, которую он так не хотел иметь. Она была беременна.

...Кто-то случайно толкнул ее локтем, и она очнулась от своей спячки наяву. Гроза, кажется, пошла на убыль, но дождь – еще нет. Давка между двойными дверями магазина, где висел телефон-автомат, только усилилась, и духота стояла невыносимая.

Александра взглянула на часы: невероятно! Прошло только восемь минут с тех пор, как она беседовала с Ольгой Геннадьевной. Всего же того, что она за это время прокрутила перед своим мысленным взором, с лихвой хватило бы на восемь лет.

«Ну зачем ты звонила туда, дуреха?! Ненормальная, совсем ненормальная – Борька прав! Все уже ясно, точки над „i“ расставлены. За полтора месяца он не сделал ни одной попытки помириться. Что ты хотела ему сказать? Растрогать известием, что он станет папочкой? Умолять его жениться на тебе или клянчить денег на аборт? Тьфу ты...»

Сашу даже передернуло – настолько мерзкие вещи говорил сейчас ее внутренний голос. Нет, она не собиралась ни о чем просить. Она только хотела исполнить свой долг – сообщить будущему отцу о ребенке. Ведь, отказываясь от нее, Борька ничего не знал о ее положении! Во всяком случае, он должен стать первым, кто о нем узнает. А там – пусть сам решает, что ему делать.

Она уже не надеялась, что Борис возьмет на себя все эти проблемы. Но еще верила: он поможет их разрешить. Надо только поскорее сказать ему, не носить это в себе, а то так можно сойти с ума! Конец семестра уже пошел наперекосяк, а ведь на носу сессия...

В конце концов она не придумала ничего лучше, как позвонить Борьке домой по телефону. Спокойным голосом передать ему свое сообщение и повесить трубку – вот и все. Так он не будет видеть ее глаза. Так она выиграет время, чтобы подготовиться к его реакции, о которой Саша боялась даже думать.

Ну, а сейчас просто все совпало: воскресный вечер, когда Борька – так она наивно полагала! – должен сидеть дома, гроза с ливнем, телефон-автомат, возле которого она случайно оказалась, застигнутая стихией. И одиночество, безумное одиночество в толпе людей, равнодушно толкающих ее локтями... Нет, она просто не могла не позвонить Борису именно теперь!

Но зачем, черт возьми, она стала разговаривать с этой женщиной?! Почему не бросила трубку, как только услышала ее голос, зачем выдумала эту чушь, что ей надо поговорить с Ольгой Геннадьевной? Да еще и очень надо?! Будто черт дернул за язык, честное слово... В самом деле – о чем им говорить? Все, что Александра хотела сказать Ольге Жемчужниковой, она уже высказала ей в том письме без обратного адреса, с одной подписью. В письме, о котором, кстати сказать, нисколько не жалела.

«Так нет же! Я с ней все равно поговорю! Я посмотрю ей в глаза, я должна... Это из-за нее, рыжей гадины, случилось то, что случилось, это она околдовала Борьку, отворотила от меня! Он, наверное, и сейчас еще спит с ней, старые привычки нелегко забываются... Очень даже хорошо, что Борьки нет дома! Через пять минут я буду там. Скажу, что телеграмма... Она мне откроет, в двери нет глазка... Она не подумает, что это я. Я ее убью!»

Перед знакомой дверью на четвертом, последнем этаже – внушительной дверью, выкрашенной блестящей красно-коричневой эмалью, с прикрученной к ней медной цифрой «41», – Саша остановилась перевести дух. У ее ног, на резиновом коврике, тут же образовалась небольшая лужица: ведь у нее даже зонта с собой не было! Какой умник, уходя из дома в ясное апрельское воскресенье, догадается взять зонтик?

Впервые до Александры дошло все безумие ее затеи. Одному Богу известно, чем может кончиться это рискованное мероприятие: ведь она собирается, ни много ни мало, вторгнуться в чужую квартиру, где ее никто не ждет – и это еще мягко сказано... От такой особы, как эта самая Ольга Геннадьевна, можно ожидать всего, вплоть до вызова милиции. А главное – зачем? Какого, собственно, она ждет результата от этого недружественного визита?..

«Если не знаешь, что делать – делай шаг вперед!» Главная заповедь философии каратэ, ее часто повторяет Борька. «Повторял...» – поправила она сама себя, будто речь шла об умершем. Тяжело вздохнув – будь что будет! – Александра решительно протянула руку к кнопке электрического звонка.

Две короткие энергичные трели отозвались эхом внутри квартиры. Саша прочистила горло, приготовившись изобразить казенный голос разносчицы телеграмм. Однако за коричневой дверью не раздалось никаких звуков, свидетельствующих о том, что ее собираются открыть. То есть вообще никаких звуков. Саша снова позвонила, а потом еще.

«Вот те раз! Что она там – уснула, что ли?»

Озадаченная, Александра прислушалась, приложив ухо к двери. Ей почудилось... да нет, она явственно услышала в глубине квартиры глухой шум воды. «Все ясно: она принимает ванну. То-то, когда я с ней говорила, мне почудился шум воды... Вот черт!»

Такой поворот не входил в Сашины планы. Она была настроена решительно и собиралась довести задуманное до конца. Неужели же просто так повернуться и уйти с позором – и только из-за того, что этой стерве-бабе не вовремя вздумалось поплескаться в ванне!