И вот Конга больше нет! Нелепая случайность, злая шутка судьбы. А ведь он пошел вчера на это проклятое «дело», просто чтобы размяться... Конечно, парень бывал в таких переделках, что вчерашняя по сравнению с ними должна была стать приятной прогулочкой! Вполне хватило бы двух средних ребят, чтоб заставить этого журналистишку замолчать навсегда. Но Конг сам просил хозяина отпустить его: хотел сделать «как надо». Все равно, говорит, с тех пор, как с Бугром замирились, без дела сидим, скучаем... Кто же знал, что там будет засада и полным-полно ментов?!

Вьетнамец думал о том, что за смерть Конга этот город дорого заплатит ему. Но сначала должен заплатить тот, кто стал причиной этой смерти, кто подставил его, Вьета! Эта собака, кто бы он ни был, пожалеет, что родился на свет. Если бы кто-нибудь в эту минуту мог заглянуть в щелочки узких агатовых глаз, ему показалось бы, что он заглянул в могилу...

Но Вьет еще и сам не знал, чья то будет могила. Он думал и об этом тоже, об этом – больше всего.

Журналиста, конечно, предупредил его корешок, секретаришка Соколова – тот самый, которого его ребята вчера размазали по асфальту. Но перед этим он сумел-таки их перехитрить, ушел от погони и успел позвонить. Ладно, с этим базаром все ясно. А вот дальше, как ни крути, получается полная туфта! Не прошло и получаса, как Конг со своими был уже в редакции – и вместо наложившего в штаны журналиста нашел там ментовские пули. Причем, судя по всему, это был не обычный патруль, не пара пузатых участковых, а настоящая крутая засада. Профессионалы, которые даже Конгу оказались не по зубам!

Вьет чувствовал, что-то не вытанцовывается. Почему мусора были там? Кто такой этот Кулик, чтобы по его звонку как из-под земли выросла группа захвата?! Так – тьфу! Обычный рядовой писака, редактор мелкой, но вредной газетенки, от которого те же менты – как и многие другие! – были бы рады избавиться... Нет – шалишь! Сам журналюга тут ни при чем.

В изощренном мозгу бандита не укладывалось, что некие могущественные силы – способные потягаться с самим Вьетнамцем! – могли вот так запросто взять и прийти на помощь такой мелкой рыбешке, как Данька Кулик. Чутье подсказывало ему, что засада появилась совсем не по указке опального журналиста. Он – только приманка. Пешка в чужой игре! А этот придурок из банка просто затесался на чужое поле, сам того не подозревая. За что и поплатился.

Вьетнамец снова и снова прокручивал в голове свой вчерашний разговор с «Михаилой». Еще десять лет назад, будучи прокурором города, Соколов спал и видел, как упрячет его, Вьета, в железную клетку, а теперь... Сам позвонил, когда приспичило, другом назвался. Давай, говорит, забудем счеты... Старая сука! «Забывал бы я тебе, прокурора, если б ты не стала наша банкира...»

Зачем он звонил? Чтоб «заказать» журналиста? Да тьфу на него: мало ли, что они там царапают, если б всех за это мочить – пришлось бы все газеты позакрывать... Может, Старик в натуре оскорбился за светлую память Шмона? Тоска заела по этому говнюку, царство ему небесное? Собака его знает. А может быть...

Чем больше Вьет думал обо всем, что может быть и чего не может, тем тяжелее и муторнее становилось в его темной душе.

– ...Босс, телефона! – услышал он сквозь дурман рисового хмеля и своих тягостных раздумий.

Должно быть, этот Ван совсем рехнулся, если лезет к нему сейчас с телефонными разговорами. Патрон лениво поискал глазами, чем бы запустить в секретаря, показавшегося из-за портьеры с трубкой в руках. Но не нашел ничего достаточно тяжелого и потому решил подманить «собаку» поближе.

– Телефона, ты сказала? – переспросил он с ласковым оскалом, и сел на циновке.

Со своими секретарями Вьет всегда говорил по-русски, как-никак, обоим нужна языковая практика.

– И кто же нам звонила, дорогой Ван?

– Женщина, босс. Она себя не называла. Но она сказала, – зачастил секретарь, осторожно приближаясь к ложу, – сказала, что знает, кто убивал Конга.

– Конга?!! Дай!

Одним прыжком Вьетнамец достиг цели, умудрившись одновременно выхватить у Вана телефон и пинком выставить беднягу за дверь.

– Кто говорила?

– Неважно, – услышал он молодой женский голос, и успел подумать, что этот грудной голос был бы еще красивее, если б принадлежал молодому мужчине. – Но я знаю то, что хочешь узнать ты, Вьет.

– Откуда ты узнавала, что хочет знать Вьет?

– Догадалась! – фыркнула незнакомка. – Мне казалось, что это совсем не трудно. Но если я ошиблась, и тебе не интересно, почему твои парни засыпались вчера на улице Девятого Января, – тогда извини за беспокойство, Вьет! Поверь, мне совсем не хочется отнимать время у такого важного босса разными пустяками.

– Стой! Девушка, не вешай трубка! Мне интересно. Говори.

– Ну так слушай. На тебя стукнул Соколов. Я сама слышала, как он звонил полковнику Незовибатько, заместителю начальника УВД – и как раз по делам организованной преступности. Небось, знаешь такого?

Вьетнамец издал какой-то неопределенный звук.

– А потом, узнав, что здесь был Филимонов, решил все свалить на него – мертвый уже не скажет правду. Ты слушаешь?

– Вьет тебя слушает, девушка. Но он тебе не верит! Как ты мог слушать, как Соколов разговаривала с этот мент?

– Я с удовольствием рассказала бы тебе все подробности, но как-нибудь в другой раз. А если вкратце, то я оказалась в приемной банкира по своим делам. Эти дела имеют отношение к Соколову, но к тебе, Вьет, – никакого. Когда я вошла в приемную, Михаил Петрович уже разговаривал с тобой. Я сначала даже не поняла, что он говорит по телефону. Думала, что разговаривает с человеком, который находится у него в кабинете, с тем человеком, который мне нужен. И включила магнитофон...

– Ты включал магнитофон?!

– Да. Но тут услышала шаги в коридоре, и спряталась в кабинете пресс-секретаря. Ты, может быть, знаешь, что его дверь тоже выходит в приемную босса и тоже не запирается – запирается только одна приемная.

– К черту приемная! Рассказывай дальше! Что ты слышал?

– Сначала я услышала только, как вошел пресс-секретарь, Славик Филимонов. Я подумала, что погибла, но он, на мое счастье, не стал заходить в свой кабинет. Я видела его в замочную скважину. Он услышал, что шеф говорит по телефону, и не стал заходить к нему. Остановился у стола секретарши и стал ждать. Он стоял так совсем недолго, а потом вдруг быстро вышел из приемной – как будто что-то вспомнил. А тут, следом за Славиком, из своего кабинета выскочил шеф. Наверное, он услышал, как хлопнула дверь. Позвонил на вахту и узнал, что Филимонов только что вышел из банка. И сразу стал звонить по сотовому. Должно быть, ты догадываешься, Вьет, кому он звонил и по какому поводу?

– Дальше! – проскрипел Вьетнамец.

– А дальше Соколов сразу стал звонить Незовибатько. Сначала я не поняла, кому он звонит, он называл его просто Сережей, я после узнала, что Незовибатько его ученик. Но я видела, как он нажимал кнопки на телефоне, и запомнила номер, а после проверила по справочнику.

– Значит, ты записал все, что слышал? – спросил Вьет елейным голосом.

– Ну конечно. Об этом я тебе и толкую.

– Все три разговор?

– Все три. Только два из них я потом стерла. Они мне не нужны, Вьет, – твердо отчеканила собеседница. – На пленке остался только один – разговор с полковником Незовибатько. Вернее, только то, что говорил Соколов, ты же понимаешь.

– Сколько ты хочешь за этот пленка, девушка? Без пленка все, что ты рассказал, – только красивый сказка.

На самом деле Вьетнамец так не думал. То, что он только что услышал от незнакомки, слишком уж сильно перекликалось с его собственными мрачными думами!

– Мне не надо денег, Вьет. И ничего другого тоже. У меня в этом деле свой интерес – вот и все. Ты можешь получить эту пленку хоть сейчас. Для этого пошли кого-нибудь на угол, где газетный киоск. Это в двадцати метрах от твоего дома. Рядом с киоском есть железная урна. Вот в этой урне твой человек найдет маленький пакет из желтой бумаги. Только поспеши, а то как бы тебя не опередили сборщики бутылок!

– Не беспокойся, девушка, я забираю пленка очень быстро! Ты еще позвонишь Вьет, правда? – спросил бандит с надеждой в голосе. – Может, тебе интересно знать мой впечатления от этот кассета? Может, расскажешь про свой интерес в этот дело, а?

Трубка засмеялась.

– Нет уж, Вьет, извини! Я сделала то, что хотела сделать, а дальнейшее меня не интересует. Кассета твоя. Если она тебе сгодится – Бог в помощь. А если нет, то мне она и подавно не нужна. Ну, а твои «впечатления»... Я вполне могу потерпеть до завтра, чтобы узнать о них из газет!