– Не думаю, Элла.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Хочешь, еще немного покатаемся?

– Но он не перестанет хотеть увидеться со мной?

Дюран качает головой.

– Тогда лучше пойду сейчас. – Я делаю театральный вздох.

Дюран едва заметно приподнимает уголок губ, что в его случае можно считать широкой улыбкой.

Бросив рюкзак у просторного крыльца, я обхожу дом, чтобы попасть на задний двор, пересекаю огромное патио и шагаю в самый конец участка. Три стены пляжного домика сделаны из стекла. Но должно быть, они спроектированы как-то по-особенному, потому что чаще всего ближняя к бассейну стена отражает, а не просвечивает.

Подойдя ближе, я вижу, что на самом деле это даже и не стены, а ряд раздвижных дверей, и они открыты, впуская в дом ветерок с океана.

Каллум сидит на диване, лицом к океану. Он поворачивается, услышав шуршание моих туфель по выложенному плиткой полу, и кивает в знак приветствия.

– Элла. Как прошел день? В школе все хорошо?

Не было ли мусора в моем шкафчике? Стычек в туалете для девочек?

– Могло быть и хуже, – отвечаю я.

Он жестом показывает мне сесть рядом с ним.

– Мария больше всего любила бывать именно здесь, – признается Каллум. – Когда все двери открыты, то слышен океан. Ей нравилось вставать рано утром и наблюдать восход солнца. Как-то раз жена сказала мне, что это как ежедневное магическое шоу. Солнце снимает покрывало синей ночи, открывая такую палитру цветов, которую не в состоянии изобразить ни один из величайших художников.

– Вы уверены, что она не была поэтом?

Мужчина улыбается.

– О, она была поэтом в душе. Еще Мария говорила, что ритмичные звуки волн, бьющих о берег, – это настоящая музыка, самая гениальная и виртуозная.

И мы слушаем – шум прибоя, удары волн, которые бьются о камни, а потом скользят обратно, словно их тянет назад невидимая рука.

– Здорово, – соглашаюсь я.

Из горла Каллума вырывался низкий стон. В одной руке, как обычно, он держит стакан виски, а в другой сжимает – да так сильно, что побелели костяшки – фотографию темноволосой женщины с яркими, как сияющее солнце, глазами.

– Это и есть Мария? – Я показываю на рамку.

Каллум проглатывает ком в горле и кивает.

– Красивая, да?

Я тоже киваю.

Он откидывает голову и одним глотком опустошает стакан, а затем, едва опустив его, наполняет вновь.

– Мария была той, кто удерживал вместе всю нашу семью. Лет десять назад для «Атлантик Авиэйшн» настали трудные времена. Череда опрометчивых решений вкупе с экономическим кризисом поставили под угрозу наследство моих сыновей, и мне пришлось спасать положение и на время уехать от семьи. Я скучал по Марии. Знаешь, а она всегда хотела дочь.

Я могу лишь снова кивнуть. Нелегко следовать за логикой этого странного, непоследовательного повествования. Понятия не имею, к чему он клонит.

– Она бы полюбила тебя. Забрала бы у Стива и растила, как собственную дочь. Так сильно ей хотелось девочку.

Я сижу, замерев и боясь шелохнуться. Такие печальные истории ни к чему хорошему не приводят.

– Мои сыновья винят меня в ее смерти, – внезапно объявляет Каллум, ошарашив меня столь неожиданным признанием. – И у них есть право на это. Поэтому им все сходит с рук. О, я знаю обо всех их маленьких бунтах, но не могу заставить себя проявить жесткость. Я пытался сделать хоть что-то, но первым признаю, что у меня ничего не вышло. Не вышло сохранить свою семью. – Он проводит дрожащей рукой по волосам, каким-то образом умудряясь не уронить стакан, как будто эта хрустальная штука единственное, что привязывает его к реальности.

– Мне жаль. – Только такой ответ приходит мне в голову.

– Наверное, тебе интересно, зачем я рассказываю обо всем этом.

– Немного.

Он криво усмехается мне, и эта улыбка так напоминает Рида, что у меня сжимается сердце.

– Дина хочет познакомиться с тобой.

– Кто такая Дина?

– Вдова Стива.

Мой пульс ускоряется.

– Ого.

– Я откладывал встречу с ней, потому что ты только недавно переехала сюда, и, скажем так, мне хотелось, чтобы ты узнала о Стиве от меня. У них с Диной в последнее время… – Каллум задумчиво умолкает. – Было не все гладко.

Это заставляет меня насторожиться.

– Кажется, мне не понравится то, что вы собираетесь сказать.

– Ты очень проницательна. – Каллум залпом допивает второй стакан. – Она требует, чтобы ты явилась одна.

То есть мне придется в полном одиночестве встречаться с женой моего покойного отца, которую Каллум не любит до такой степени, что вливает в себя виски даже чтобы поговорить о ней?

Я вздыхаю.

– Я сказала, что мой день мог быть и хуже, но это не предполагалось как вызов.

Он усмехается.

– Дина напомнила мне, что я с тобой почти никак не связан, в отличие от нее. Она вдова твоего отца. Я лишь его друг и деловой партнер.

По моей коже пробегают мурашки.

– Вы хотите сказать, что ваша опекунство не имеет законного основания?

– Это лишь временно, до тех пор, пока не будет оглашено завещание Стива, – признается Каллум. – Дина может его оспорить.

Больше не в силах усидеть на месте, я вскакиваю и, отойдя в другой конец комнаты, смотрю на воду. Внезапно меня поражает осознание собственной глупости. Я позволила себе поверить в то, что здесь будет мой дом, пусть даже Рид ненавидит меня, пусть даже ученики «Астор-Парка» только и ждут, чтобы поиздеваться надо мной. Все это казалось лишь незначительными помехами. Каллум обещал мне будущее, черт возьми. А теперь он говорит мне, что какая-то женщина, эта Дина, может это будущее у меня отнять?

– Если я не пойду, – медленно говорю я, – она начнет создавать проблемы, да?

– Все верно.

Приняв решение, я поворачиваюсь к Каллуму.

– Тогда чего мы ждем?


Дюран везет нас в город и останавливается перед каким-то небоскребом. Каллум говорит, что будет ждать меня в машине, и от этого мне становится еще больше не по себе.

– Отстой, – ровным голосом отвечаю я.

Он протягивает руку и касается моей руки.

– Тебе не обязательно идти.

– А у меня есть выбор? Я могу подняться к ней и остаться жить с Ройалами, а могу остаться в машине, но тогда меня заберут? Как же все запутано!

– Элла, – окликает меня Каллум, когда я уже стою на тротуаре.

– Что?

– Стив хотел тебя. Когда он узнал, что у него есть дочь, то чуть не расплакался от счастья. Клянусь, он бы полюбил тебя. Помни об этом. Пусть Дина говорит что хочет.

Эти не самые обнадеживающие слова все еще звучат у меня в ушах, когда Дюран провожает меня в здание. Мы входим в шикарный вестибюль, но стены из камня, хрустальные люстры и деревянная отделка не производят на меня такое же впечатление, как в свое время дом Ройалов.

– Она к Дине О’Халлоран, – говорит Дюран консьержу.

– Можете подняться.

Дюран легонько подталкивает меня вперед.

– Последний лифт. Нажми «П», чтобы подняться в пентхауз.

Внутри лифта ковры, деревянные панели и тишина. Не звучит даже музыка, лишь раздается едва слышное механическое жужжание, сопровождающее подъем. Лифт останавливается слишком быстро.

Двери открываются, и я выхожу в широкий, но короткий коридор, который заканчивается двустворчатой дверью. Ничего себе! Ее квартира занимает весь этаж?

Стоит мне приблизиться к дверям, как одну из створок открывает женщина, одетая в униформу горничной.

– Миссис О’Халлоран ожидает вас в гостиной. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

– Воды, – хрипло отвечаю я. – Можно мне воды, пожалуйста?

Пока мы с горничной идем вдоль холла в гостиную, мои кроссовки утопают в пушистом ковре. Чувствую себя маленьким ягненком, бредущим на заклание.

Дина О’Халлоран сидит под огромной картиной обнаженной женщины. Длинные золотистые волосы модели струятся по спине, она смотрит на зрителей через плечо, обольстительно прищурив зеленые глаза. Боже мой. Это же Дина.

– Тебе нравится? – подняв брови, спрашивает она. – У меня есть и другие, но это самая скромная.

Скромная? Дамочка, я вижу ваши ягодицы.

– Красиво, – вру я.