Лейла Аттэр - Бумажный лебедь

Океан окружил нас огромным ужасающим хаосом.

Я нуждалась в нем. Я нуждалась в его яростной грубости, чтобы покорить волны и привести нас к МаМаЛу. Я нуждалась в его стойкости, колкости, безжалостной ярости, чтобы провести нас сквозь шторм.

— Что ты творишь, Скай? — мне казалось, я услышала его слова, когда обхватила его кровоточащую голову своими ладонями.

Я посмотрела на рубку. Дамиан не запер радиостанцию. Она все еще потрескивала. Это был мой шанс — скрыться, уйти, сбежать от всего этого. Так почему же я все еще держу Дамиана?

Потому что он спас тебя.

Потому что он выбил тебя из колеи.

Потому что если ты позвонишь властям, ты знаешь, что они заберут его.

Не будь дурой, Скай. Иди и позвони.

Я наткнулась на радио, мой желудок проваливался в пятки каждый раз, когда яхту подбрасывало на волнах. Я возилась с кнопками, пока не поняла, что нужно нажать, чтобы говорить. Я понятия не имела, кто ответит мне здесь, в мексиканских водах, или кто здесь вообще принимает сигналы бедствия.

— Это Скай Седжвик. Алло? Меня кто-то слышит?

Тишина.

— Я Скай Седжвик. Пропавшая дочь Уоррена Седжвика. Я была похищена. Я где-то у тихоокеанского побережья Мексики. Наша лодка попала в шторм. Нам нужна срочная помощь. Пожалуйста, ответьте.

Я закрыла глаза и затаила дыхание. Вещи в рубке были разбросаны повсюду ― книги, диаграммы, подушки, ручки.

Искаженное сообщение пришло с другого конца, и я подпрыгнула.

— Алло? Вы там?

Помехи, а затем мужской голос. Он сказал что-то о том, что он не мог разобрать четко, и потом я услышала слово «телефон».

— Подождите, — сказала я.

Ключ торчал из ящика, который Дамиан постоянно держал закрытым. Внутри было три вещи: заржавевшая металлическая коробка, револьвер и спутниковый телефон.

— У меня есть! — я схватила телефон. — Какой у вас номер?

Я записала то, что мужчина сказал мне, и позвонила ему. Мои руки тряслись, когда я объясняла ситуацию.

— Где тот мужчина, что похитил вас? — спросил он.

— Он пострадал. Он в отключке.

— Вы можете дать свои координаты?

— Я не знаю, как определить это по приборам.

Я слушала, пока он объяснял это, и потом я прочитала цифры в ответ.

— Яхта на автопилоте?

— Откуда мне знать?

Он говорил со мной и заставил меня установить курс правильно, чтобы мы встретили другое судно быстрее.

— Мы не далеко. Держитесь. Не паникуйте. Помощь уже в пути.

— Спасибо, — я выдохнула, глубоко и судорожно.

Это случилось. Я спасена. Я собиралась пройти сквозь темный туннель ада и стены из воды, я собиралась вернуться к трем поцелуям, я собиралась получать еще больше блинчиков по воскресеньям с разными начинками. Неожиданно меня наполнило желание услышать голос отца снова, рассказать ему, что я жива.

Я набрала его номер и стала ждать.

— Да … — его голос звучал слабо и устало. Должно быть, уже наступила ночь там, где он находится.

— Пап? — я хотела плакать, но не хотела тревожить его, поэтому проглотила свои рыдания.

Было тихо на другом конце линии ― неподвижность ― в то время как все вокруг меня кружилось и пенилось.

— Скай? — он завозился. Я знала, что он ищет свои очки, словно если он их наденет, мой голос станет реальнее. — Скай? Это ты? — его голос стал совершенно бодрым, полностью проснувшимся.

— Пап… — я не сдержалась, мой голос надломился.

— Скай, — в этот раз это звучало не как вопрос. Он ухватился за мое имя, словно это был его спасательный круг, и теперь он нашел его.

— Я в порядке, пап, — я всхлипнула.

Никто из нас не мог найти слов, чтобы сказать что-либо еще. Я никогда раньше не слышала, как мой отец плачет.

— Скажи мне, где ты, — попросил он.

— Я на лодке. Я не знаю точно где, но меня спасут. Я свяжусь с тобой, ко… — вызов отключился, прежде чем я закончила.

— Алло? — я помолчала. — Алло?

Батарея разрядилась. Я прижала телефон к груди, зная, что отец еще на другом конце линии.

Останься со мной.

Останься со мной еще чуть-чуть.

Ветер уменьшился к тому времени, когда я отложила телефон. Шторм начал утихать. Шлюпка все еще держалась, но волны все еще были сильными. Дамиан был до сих пор в отключке, его тело покачивалось с каждым движением лодки.

Я схватила аптечку из рубки. Потом вернулась за пистолетом Дамиана. Я промыла и забинтовала его рану, с пистолетом, заправленным в штаны. У меня не было ни единого шанса. Рана была глубокой. Дамиану нужно наложить швы, но все, что я знала — только основы, поэтому я замотала его голову бинтом. Кровь просочилась почти сразу. Я прижала полотенце к его голове, надеясь, что давление хоть немного остановит кровь.

Мы плыли на автопилоте, когда радар начал пищать.

Мое спасение было почти здесь.

Я убрала волосы Дамиана со лба, они затвердели от крови.

Почему, Эстебандидо?

Я хотела плакать, потому что кто-то, кого я любила, умер в этом теле, и я не хотела знать, когда и как, и никогда не собиралась оплакивать его. И теперь они собирались забрать его, мальчика внутри мужчины.

Молния разделила небо, и на секунду я увидела его. Эстебан. Его пальцы были окрашены, улыбка была широкой, он только что пробовал землянику в первый раз.

Что случилось с тобой?

Что случилось?

Я прижала его голову к себе и начала баюкать.

И когда другая лодка приблизилась к нам, мужчина поднялся на борт.

— Все в порядке. Все будет хорошо, — сказал он. — Вы можете опустить пистолет.

Я не понимала, что держала его все это время, пока он не вырвал его из моих рук.

Он убрал полотенце из моей руки и осмотрел рану Дамиана. Полотенце было пропитано кровью.

Дамиан открыл глаза.

— Рафаэль, — прошептал он, когда увидел мужчину.

Кровь застыла в моих жилах. Я знала это имя. Я слышала, как Дамиан говорил с ним по телефону.

— Ты получил это? — говорил Дамиан Рафаэлю, мужчине на другом конце линии, который записывал мои крики.

— Я здесь, Дамиан, — сказал мужчина, который, как я думала, пришел спасать меня, — я здесь.

Мы проплывали бухту за бухтой, вдоль береговой линии, Рафаэль вел лодку Дамиана, а его друг, Мануэль, плыл следом на другой лодке. Я сидела, держа голову Дамиана у себя на коленях, так как он этой ночью потерял много крови. Несколько раз он открывал глаза, но они были мутными. И всякий раз туманная примитивная грусть охватывала меня, потому что я видела отблески Эстебана в этих глазах. Что бы он ни чувствовал, что бы ни думал, Дамиан теперь лежал незащищенный передо мной. Я могла ощутить его боль. Не ту, что медленно сочилась из него, а муку, запечатанную внутри. Он дрожал в железной клетке своего сердца, и не было выхода из нее. Дамиан ворочался и крутился, пока я пыталась удержать его.

— Ш-ш, ш-ш, — я не знаю, в какой момент начала напевать колыбельную МаМаЛу. Я не знала, для него ли это или для меня, но, по-видимому, она успокоила его, и он перестал вертеться.

Океан был спокойным теперь, но было холодно, и мы оба были насквозь мокрые. Дамиан дрожал. Я прижала его ближе, и он повернулся у меня на коленях, уткнувшись носом в мой живот.

Он думает, что он маленький мальчик. Он думает, что я МаМаЛу.

Я одновременно хотела и прижать его крепче, и оттолкнуть. Как я могла думать о том, чтобы утешить Дамиана? А могла ли не думать?

Я пела ему, пока солнце не взошло, пока мы не причалили к маленькому холмистому острову, поросшему лесом, что склонялся в сторону моря, чтобы встретиться с белыми песчаными пляжами. Насколько я могла видеть, на острове не было никаких построек, дорог, машин и телефонных линий.

Мужчины перенесли Дамиана из лодки на маленькую виллу, спрятанную среди пальм. Дамиан застонал, когда его положили на диван цвета фламинго. Я удивилась, что он продержался всю ночь. Никто не мог потерять так много крови и выжить. Рафаэль, кажется, думал иначе.