— Дамиан, — я ухватилась за его плечи. Я хотела его внутри. — Остановись.
Он приостановился, глядя на мое разрумянившееся лицо, моя грудь подымалась и опадала, а напряженные соски молили о его прикосновениях.
— Не можешь брать — не давай, — сказал он, всасывая мой маленький бутон так же, как я сосала его палец.
Чертов дразнила. Его пальцы продолжили свой сводящий с ума танец, и как только я подумала, что сейчас взорвусь, его член скользнул в меня — толстый и твердый. Это было абсолютное обладание, неистовое и всеобъемлющее. Пришло наслаждение, молниеносно и безудержно. Я цеплялась за него, не в состоянии сдержать крик наслаждения, когда сквозь меня проходили один разряд за другим. Он все еще сдерживался, одна рука придерживала меня за затылок, другая лежала на изгибе моего бедра, когда я кончила, сжимаясь в спазмах вокруг него.
— Еще раз, — сказал он, когда я лежала под ним пресыщенная, задыхаясь. — В этот раз со мной вместе.
Он начал в беспощадном уверенном ритме, который вознес меня к новым вершинам страсти. Пока он разжигал мое желание, его собственное усиливалось, наши тела двигались в совершенной гармонии. Я была в состоянии принять его, удар за ударом, испытывая чувство наполненности, которого у меня никогда не было.
Бан.
Эбан.
Эстебан.
Дамиан.
Сейчас я знала о нем все.
Я открыла глаза в момент, когда интенсивная кульминация пронзила нас обоих. Я отдалась этому водовороту чувственности, мое сердце взорвалось от всех этих грубых, ласковых, свирепых эмоций, которые я увидела в его взгляде.
— Güerita, — он кончил с длинным, страстным стоном.
Я обняла его. Он поцеловал меня в макушку и притянул ближе, не прекращая трогать меня. Его пальцы двигались вверх и вниз по моей спине медленными, ленивыми поглаживаниями.
— У тебя отросли сиськи, — сказал он. — Очень, очень красивые сиськи.
— У тебя отросли волосы, — я провела по мягким волосам на его руках. — И очень, очень большой эм…
— Большой что, Скай? Дай мне услышать, как ты произносишь это.
— Очень, очень большой потенциал.
— К слову об очень, очень большом потенциале — он очень, очень нуждается в большом внимании. И просто, чтобы ты знала, я всегда осторожен. Это впервые когда я без…
— Без сомбреро? — хихикнула я. — Я знаю, что ты никогда бы не сделал ничего такого, чтобы поставить меня под угрозу.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что ты любишь меня.
Вот. Слова вылетели из моего рта, и я не могла забрать их обратно. Оставалось позволить ему отрицать то, что я видела в его глазах, то, что было правдой.
Дамиан напрягся, как если бы пытался удержать что-то под контролем. Я затаила дыхание, ожидая, когда спадет эта маска. Мое сердце готово было разбиться о глухой рокот океана и ночной шелест ветра сквозь пальмовые деревья.
Ком в моем горле возрос до размера громадного кокоса.
— Это правда, — промолвил он. — Я всегда любил тебя. Даже когда ненавидел.
О Боже, о Боже, о Боже, о Боже.
— Любил? Прошедшее время? — я попыталась не придать этому значение, но мое сердце в страхе заколотилось.
— Любил. Люблю. Какая разница? — он потянул меня на себя, бережно держа на руках. — Любовь не умирает.
— Ты травишь мне цитаты из своих фильмов, Дамиан?
— Это песня, — засмеялся он. — Я расширил горизонты, — ртом он накрыл мой сосок, посылая теплую дрожь по всему телу.
— Подожди, — я оттянула его голову назад. — Есть кое-что, что ты должен знать.
— Я знаю, — руками он властно провел по моей талии. — Ты тоже меня любишь.
— Это было так заметно?
— Скай, — он улыбнулся. — Ты бросалась в меня чертовой земляникой.
Дамиан снова прикрепил москитную сетку над кроватью и мы отошли, осматривая мое творение ручной работы.
— Она не может готовить, но она может шить, — провозгласил он.
— Чертовски верно, я могу шить. Я училась у лучших.
— Значит, нашивка цветочков на шарфы МаМаЛу не прошла даром?
— Это зовется вышивкой, и да. Она хорошо меня обучила.
— Я не знаю, — Дамиан дернул залатанную сеть. — Думаю, нам стоит проверить ее.
— Ты предлагаешь пошалить днем, поскольку…
Я не закончила фразу. Дамиан затащил меня под сетку, прежде чем я смогла запротестовать. Не то, чтобы я была против. Или смогла бы сопротивляться. Потому что влюбленный Дамиан был прекрасен — опьяняющий, захватывающий, требовательный, заботливый и всегда, всегда голодный.
Дни пролетали точно также, в водовороте танца, страсти и открытий. Ночи тоже. Я начала принимать противозачаточные таблетки, которые все еще были в сумочке, которую спрятал Дамиан. Я пропустила несколько недель, но тут уж ничего не поделать.
Каждое утро Дамиан ходил собирать манго для меня, оставив строгое распоряжение ничего не готовить, пока его нет. Я стелила постель, ставила коробку Lucky Strike МаМаЛу под его подушку. Иногда я сидела с ней, просматривая содержимое, пытаясь уловить ее слабый запах, но все, что я чувствовала, это спертый запах табака.
Когда Дамиан возвращался, мы сидели на террасе и завтракали. Мы сидели на одном стуле, я у него на коленях, не обращая внимания на три других, таких же удобных стула. Я играла с его волосами.
Он позволял мне, хотя мы оба знали, что он ненавидел это. Он сыпал песок в мой пупок. Я позволяла ему, хотя ненавидела это. Но именно это было особенным — позволять друг другу те маленькие вольности, которые допускаются только в истинных отношениях.
Мы устраивали пикники на пляже. Дамиан жарил арахис на песке и спрыскивал его соленой водой.
Мы ели его горячим вместе с красными бананами и мороженым — длинные съедобные стручки, с сочной белой мякотью, сверху посыпанные арахисом.
На вкус они были как влажная сахарная вата, но если оставить их на некоторое время на воздухе, они приобретали отличный ванильный привкус.
Мы плавали под водой над верхушками рифов, очарованные балетом подводного мира, косяки ярких рыб метались вокруг живых кораллов и анемонов. Гибкие горгониевые веера и гигантские губки, поблескивали от солнечных лучей, пробивающихся на дно океана. Голубые рыбки-хирурги и рыба-ангел и обыкновенные пятнистые орляки скользили мимо нас.
Там, где дно океана было покрыто водорослями, мы плавали рядом с морскими черепахами, их плавники казались нам крыльями.
Потом мы лежали на пляже, позволив солнцу согревать нашу кожу. Дамиан решил защитить меня от вредных ультрафиолетовых лучей. Своим телом. Я подумала было, что секс на пляже — отличная идея. Пока ветер не запустил песчаную бурю в наши лица и попутно в наши тела. Секс на пляже, на мой взгляд, был очень уж песчаным.
— Такая принцесса, — засмеялся Дамиан, когда я прервала наш поцелуй, чтобы выплюнуть песчинку. Мы сполоснулись в воде и поплыли к лодке.
— Здесь, — сказала я, приведя его к кровати, где провела много ночей, ненавидя его.
— Нет. Не здесь, — Дамиан не хотел вспоминать о том времени.
— Да. Прямо здесь. Потому что тебе необходимо забыть это. Я простила тебя, но ты так и не простил себя.
— Скай …
Я заткнула его поцелуем, поскольку все, что ему необходимо знать — это как двигались мои губы и язык, переплетаясь с его в медленном и чувствительном движении, которое он смаковал. Я чувствовала, как он смягчался, медленно, поскольку не имело значения, где мы будем — тут, на лодке, где он похитил меня, или на пляже, или на луне, потому как не существовало места настолько темного или настолько большого, или настолько безнадежного, которое невозможно наполнить любовью.
Дамиан боготворил меня на той кровати. За каждый порез и синяк, нанесенный им, он дарил целительные поцелуи, за каждую жестокость мне полагалась цепочка ласк. Он был, как ни странно, относительно сдержан, несмотря на то, что его потребность пульсировала, твердая и явственно ощутимая между нами. Чем больше Дамиан отдавал, тем больше его страсть накалялась, до тех пор, пока мы не потерялись в море ощущений — трепет его рук на моих бедрах, прикосновение наших тазовых костей, трущихся друг об друга, скольжение ладоней по коже.