Ник презирал Дамиана за то, что тот забрал девушку, которую он обожал, и за вещи, которые, по его мнению, Дамиан с ней сотворил. Скай отказалась встречаться с Ником за пределами суда, Ник был уверен, что это из-за перенесенной травмы и что со временем она даст ему еще один шанс. Он не поверил ей, когда она сказала, что влюблена в Дамиана. И что с того, что Дамиан был этим Эстебаном, мальчиком, которого она когда-то давно знала? Скай была не в своем уме, и это было его и Уоррена дело — посадить Дамиана за решетку навечно. Они изменили формулировку дела о похищении на дело о похищении с отягчающими обстоятельствами, исходя из того, что Дамиан нанес Скай телесные повреждения. Они хотели еще прибавить изнасилование при отягчающих обстоятельствах, но Скай настояла на том, что секс был согласован, и не позволила им превратить процесс в фарс.

Разумеется, Дамиан ничего этого не знал, наблюдая за Скай, сидящей между двумя мужчинами. Он видел их как единое целое, трио, действующее сообща. «Вне зависимости от твоего выбора, Дамиан, знай, я всегда, всегда буду любить тебя», — сказала она ему.

Он хотел верить в это. Он хотел верить ее словам так сильно, но как он мог, зная, что она скрыла то, что могло бы смягчить его наказание? То, что он позволил ей уйти. Он освободил ее, высадил ее на материк, а она решила вернуться к нему. Это знали только они двое. Да, он сделал неправильный выбор. Он поддался тьме, когда следовало бы поддержать ее, но ему нужно знать что она все еще переживает за него. Он охотно бы провел остаток своих дней за решеткой за все то, что совершил, но он нуждался в том единственном мимолетном мгновении света, чтобы продолжать двигаться, зная, что для нее это было по-настоящему.

Когда Дамиан стоял перед судьей, готовый принять наказание, его взгляд упал на Скай. Один взгляд, одна вспышка тех преследующих серых глаз, и он был бы оправдан. Скажи что-нибудь — я перестаю верить в нас. (Примеч. это слова из песни Кристины Агилеры «Say something»).

Но она держала свою голову опущенной. Она не посмотрела на него ни разу за время слушания, и она не смотрела на него сейчас. Скай знала, что если она это сделает, если поднимет глаза от колен, она ничего не сможет скрыть от него, и она сдерживала это слишком долго, чтобы позволить всему разрушиться. Чем раньше это дело закончится, тем лучше для всех них. Она рассказала своему отцу и Нику, что Дамиан позволил ей уйти, что именно она была той, кто вернулся, но они были уверенны, что она подверглась своего рода психологическому расстройству. Они были готовы вызвать психиатра, чтобы перевернуть любые ее слова о Дамиане, чтобы подтвердить, что она страдает Стокгольмским синдромом и посттравматическим расстройством.

— Я не могу понять, почему ты защищаешь его, Скай, — ее отец мерил шагами палату в больнице, где она восстанавливалась после огнестрельного ранения. — Посмотри, что он сделал с тобой. Он стрелял в тебя, Скай. Он собирался выстрелить в меня, но в итоге выстрелил в тебя. Разве это тот парень, которому ты хочешь помочь избежать уголовного наказания? Тот, кого так ослепила жажда мести, что он ничего не видит перед собой?

— Ты тоже был слеп, пап, так слеп, что даже не заметил, что ты сделал МаМаЛ…

— Ты хочешь знать, что я сделал МаМаЛу? — глаза Уоррена вспыхнули негодованием. — Я спас МаМаЛу. Верно. Я спас ее. Эль-Чарро и его люди могли убить ее. Тюрьма была ее спасением. С глаз долой — из сердца вон. Я заплатил Виктору целое состояние, чтобы быть уверенным, что за Эстебаном присмотрят и что МаМаЛу получит все необходимое ей в Вальдеморо. Я не знаю, доставляли ли ей что-то за эти деньги. Я подозревал, что Виктор использовал эти деньги, открыв свой охранный бизнес, но теперь это не имеет значения. Как только мы обустроились в нашем новом доме, я собирался послать за МаМаЛу и Эстебаном, сделать им новые паспорта и опекать их. Я был в долгу перед ней. Новая жизнь — начать с чистого листа. Но мой план не сработал. Она умерла, прежде чем я высвободил их. Я отправился на поиски Эстебана, но его дядя умер, а мальчик исчез. Не было никаких его следов. Никто не знал, куда он подевался или что произошло с ним. Я закрыл эту главу нашей жизни с тяжелым сердцем, Скай. Я сжег письма, что ты писала. Это разбивало мне сердце, но я хотел защитить тебя. Ты была еще так молода, я был уверен, что ты забудешь. Я подумал, что будет легче, если ты примешь тот факт, что они просто стали жить далеко от нас. — Уоррен вздохнул и опустился в кресло. — Если и есть то, о чем я сожалею, не учитывая невозможности отъезда из Мексики, когда твоя мама была жива, то это — МаМаЛу. И если Дамиан хочет поквитаться со мной за это — прекрасно. Но я не позволю, чтобы ему сошло это с рук, — он махнул рукой в сторону кровати Скай и окружающих ее приборов.

Скай закрыла глаза. Так много недоразумений, так много времени потрачено впустую, и каждый мужчина упрямо настаивал на своем.

— Дамиан должен узнать что произошло, пап, каковы были твои намерения.

— Он ни разу не дал мне шанса объясниться, не так ли? Он просто сделал свои предположения. Судья, присяжные и самосуд. Он похитил тебя, причинил тебе боль, и он изувечил человека. Виктор никогда не сможет пошевелить той рукой. Врачи пришили ее, но нервы отрезаны. Это необратимо.

— Это была самозащита! — отрезала Скай. Она была сыта по горло этим нескончаемым перетягиванием каната. — Виктор действовал, основываясь на договоренности с тобой. Он знал, во что ввязывался. Опасность идет рука об руку с его работой. Дамиан не был вооружен. Он был ранен. Именно Виктор был тем, кто наставил на него пистолет.

— Почему? — ее отец выглядел опустошенным. — Почему ты сражаешься со мной на каждом шагу? Позволь мне разрешить эту проблему, Скай. Однажды ты оглянешься на прошлое и увидишь истину. Ты сейчас не в себе. Ты не знаешь…

— Хватит! — Скай прервала своего отца. — Достаточно.

Это было то время, когда прежняя Скай отключилась, а новая Скай заняла ее место.

— С меня хватит, — сказала она. — Я закончила с тобой. И я закончила с Дамианом. Я не позволю ни одному из вас использовать меня, чтобы подобраться друг к другу.

Ник уговаривал ее отклонить признание вины, которое предложил адвокат Дамиана, но Скай знала, что если доказательства предоставят суду, Дамиан превратится в монстра и ее свидетельские показания не примут в расчет.

Все, что у них было, опорочили и осквернили. И тогда она пришла к соглашению с Ником и отцом. Они не подвергнут Скай осмотру психиатра, если она не станет настаивать на своем, если будет держать свой рот на замке насчет того, что Дамиан отпустил ее.

И поэтому она сидела там, в зале суда, уставившись на свои колени, несмотря на то, что ее лицо горело от взгляда Дамиана. Ее любви оказалось недостаточно. Он выбросил одно оружие только для того, чтобы взять другое. Когда настало время выбирать — ее любви оказалось недостаточно.

Судья приговорил Дамиана к восьми годам, поскольку он проявил раскаяние, признав себя виновным, и тем самым сэкономил суду время и расходы на продолжительные судебные разбирательства.

Ник и Уоррен не выглядели очень довольными, но это был срок, которого они ожидали, поэтому смирились.

Рафаэль отрывисто кивнул Дамиану, когда они надели на него наручники. Дамиан обернулся, чтобы посмотреть на Скай в последний раз, прежде чем они вывели его, все так же нуждающегося в одном мимолетном взгляде. Его чувства нельзя было объяснить словами — грусть, утрату, чувство, что разочаровал ее и разочаровался в себе. Скай так и смотрела на свои колени.

* * *

Дамиан в своей жизни любил двух женщин. Он не в силах был спасти одну, и сделал свою любовь невозможной для другой. В темноте, когда одиночество давило ему на грудь, подобно каменной горгулье, МаМаЛу явилась ему. Он чувствовал ее присутствие. Закрыв глаза, он мог слышать ее пение. Он снова был маленьким мальчиком, сидящим с ней в церкви, его рука крепко сжимала ее, а ангелы и святые наблюдали за ними сверху. Дамиан понял, что МаМаЛу не была одинока, даже в свои последние дни в Вальдеморо, он был с ней, как сейчас она была с ним. Потому что, когда мы любим, несем это внутри себя, и мы можем зажечь этот свет даже в темные минуты. Чем сильнее мы любим, тем ярче он светит. И хотя МаМаЛу уже давно нет, она все еще была там с ним, в его самые темные, одинокие минуты.