Активы моего отца давно закончились, отобранные один за другим в качестве платы в счет долга. Я собрала всю свою дизайнерскую одежду, обувь, сумки и сдала их в комиссионный магазин. С красивыми вещами всегда тяжело расставаться, но после продажи вещей, моих украшений и часов у меня было достаточно денег, чтобы сводить концы с концами, пока я не придумаю, что делать дальше. Но сначала мне нужно было похоронить отца.
Ник оказал помощь таким способом, что я даже представить себе не могла, что он такой. Многое изменилось после того, как он узнал, что я беременна. Ребенок не был для него в приоритете, особенно учитывая, что он был не от него. Он отступил и прекратил добиваться меня, но когда у моего отца случился удар, он объявился в больнице. Он пытался не таращиться на мой круглый живот и опухшие лодыжки. Он помог мне продать имущество отца после его смерти и поехал со мной и Сьеррой в Паза-дель-Мар на похороны.
Я сломалась, когда стояла возле могил родителей, сжимая Сьерру в руках. Земля вокруг могилы моего отца была еще свежа, в отличие от могил моей матери и МаМаЛу. Я не знала, что тюремные заключенные были похоронены на том же кладбище, и, увидев имя МаМаЛу, высеченное на камне, впервые осознала, что она умерла. Я желала, чтобы Дамиан был там, тогда я могла бы одолжить его силы; тогда я могла бы опереться на него; тогда он бы держал нашу дочь у могилы его матери. Но это не случилось.
Как мы дожили до этого? Как испоганили нечто такое прекрасное и чистое?
Я чувствовала себя подобно кораблю в бурю: потерянной и незакрепленной. Не было матери, не было отца, не было МаМаЛу и не было Дамиана. Но у меня была Сьерра, и я держалась за ее крошечное тельце, будто это был спасательный трос.
Я посетила Вальдеморо, прежде чем вернуться в Сан-Диего. Я хотела увидеть место, которое забрало МаМаЛу, и отдать дань уважения женщине, которая заняла место моей матери. Я взяла достаточно для «обеда», чтобы заработать экскурсию.
За жуткой колючей проволокой и холодными серыми стенами безжалостные охранники проверили мою сумку, прежде чем впустили внутрь. Звук моих шагов эхом отзывался в темном тоннеле, который вел к главной территории, когда я следовала за Даниэлой — надзирателем, которая показывала мне все вокруг. Центральная зона была цельнобетонной, но это было не страшно — ведь я ожидала увидеть чуть ли не концлагерь. Трудно было сказать, кто был заключенным, а кто посетителем, поскольку люди не носили униформу. Небольшие киоски были установлены по кругу внутренней части периметра, в них продавали еду и другие основные продукты. Матери в прогулочном дворике носили деток на своих бедрах. Дети резвились в коридорах, гоняясь друг за другом. Там был импровизированный детский сад с разноцветными стенами, крутым лабиринтом, детская горка и гимнастическая стенка «джунгли». (Примеч. Имеются в виду каркасные конструкции для лазания, шведская стенка). Грубые на вид женщины глазели на меня с любопытством, настороженностью или тем и другим вместе, а затем возвращались к подпрыгивавшим малышам на их коленях, вязанию или шитью.
Даниэла сказала мне, что больше половины этих женщин до сих пор еще не видели судью.
— Тюрьма поощряет предпринимательскую деятельность. Некоторые находящиеся в тюрьме зарабатывают деньги, управляя киосками. Другие шьют футбольные мячи и одежду. Они делают ювелирные украшения, гамаки, рамы для картин, — Даниэла указала на группу женщин, сидящих в круге, работающих над различными проектами.
— Что происходит с этими изделиями? — я подняла кожаную сумку ручной работы и рассмотрела ее. Она была идентична той, которой я любовалась на рынке в день, когда Дамиан и я отправились за покупками.
— Иногда их семьи забирают и продают на местном рынке. Более талантливые заключенные принимают заказы на свои изделия от продавцов снаружи.
— Сколько примерно стоит вот эта? — спросила я, держа сумку. Кожа была крепкой, но мягкой. У сумки были скошенные углы со вставками и плетеные ручки.
Даниэла озвучила сумму, это было недорого.
Я положила сумку и огляделась вокруг, наблюдая, как одна из женщин развернула воловью кожу.
Она разрезала кусок по эскизу с помощью узорного трафарета и начала окрашивать наружные кромки маленькой щеточкой. Другая женщина доводила до блеска изделия, натирая их мягкой хлопковой тканью и усиливая блеск.
Это был поточный метод работы, каждая женщина работала над своей задачей и передавала изделие дальше к следующему этапу. Готовое изделие бросали в кучу к остальным, в тень.
Я брала в руки одну сумку за другой и у меня в голове начала формироваться идея. У меня был диплом по специальности изобразительное искусство и хороший вкус на дизайнерские сумки, обувь и одежду. Я знала людей, которые заплатили бы огромные деньги за изделия, которые эти женщины делали вручную. Если соединить обе из этих своих сторон, я помогла бы этим женщинам и, вероятно, обеспечила их средствами, чтобы не идти против закона, когда они выйдут. Большинство заключенных были в тюрьме, потому что нуждались в денежных средствах, чтобы прокормить себя. Потому они и совершали преступления.
— Кто снабжает их сырьевым материалом?
Даниэла пожала плечами.
— Иногда заключенные собирают деньги сами, покупая себе материалы, и разделяют прибыль. Но это рискованно. Никто никому не доверяет, когда дело касается денег. Иногда продавец спонсирует их и платит им небольшую долю с продаж, когда товары будут проданы.
— И женщины готовы ждать?
Даниэла рассмеялась.
— Им больше ничего не остается.
Той ночью я уложила спать Сьерру и стала думать над возможностью добыть средства для жизни, помогая заключенным в Вальдеморо. Я вспоминала их работу — выкройки и вышивание, склеивание и полировку.
Чуть изящества и руководства, и я уверена, что в местных условиях они могли бы производить высококачественные изделия.
Следующим утром я начала искать жилье. На деньги, что у меня были, можно было протянуть в Паза-дель-Мар дольше, чем в Сан-Диего. Но это было не единственной причиной, по которой я хотела остаться. Мои корни здесь. Я чувствовала это, когда прогуливалась босиком по пляжу со Сьеррой. Ветер играл в моих волосах, наполнял их ароматом соли и морских водорослей. Мои ноги проваливались в песок, и я чувствовала, как таю от мягких волн.
Дом. Возвращайся домой. Возвращайся домой, говорили они.
Ник пытался отговорить меня, но увидев, что я непреклонна, сел в самолет и пожелал нам со Сьеррой всего хорошего. Был момент паники, когда я наблюдала, как взлетел самолет.
Все было таким знакомым в Сан-Диего. Я знала, куда пойти, чем заняться, как говорить, чего ожидать. Дамиан был там. В тюрьме, но там.
Я почувствовала боль глубоко в душе, хотела вернуть время вспять, чтобы мы были единственными людьми на небольшой частичке земли, окруженные большим-большим океаном. В тот момент, когда самолеты взлетали с взлетно-посадочной полосы, один за другим, я была потрясена своим одиночеством. Тогда я почувствовала вокруг себя присутствие моей мамы и папы, и МаМаЛу. Неуловимое чувство безопасности и защищенности, поддержки и принадлежности охватило меня, и я точно знала, где мне суждено быть.
Это был небольшой малоэтажный квартирный дом с балконом, который выходил на открытый рынок. Это был новый микрорайон между Паза-дель-Мар и Каса Палома. Автобус, который отвозил меня в Вальдеморо, останавливался через дорогу. Пляж и школа Сьерры были в нескольких минутах ходьбы. Воздух на протяжении всего дня был заполнен непрерывным дорожным шумом и гулом рынка.
Ночью, когда все уходили, можно было услышать шум океана. Иногда я закрывала глаза и представляла, будто лежу под тонкой москитной сеткой в небольшом коттедже в лесу.
Но сегодня все притворства отошли в сторону. Меня окружали разбросанные бумаги. Не было никакой возможности избежать реальности, в которой был Дамиан, здесь, в моей комнате, в моем кресле. Не было смысла спрашивать, как он вошел. Он научился таким трюкам в Каборасе или в тюрьме. Меня настораживало не то, что он ворвался в мой дом или нанял частного детектива, чтобы отследить восемь лет моей жизни. Меня настораживало то, что Сьерра спала в соседней комнате, и я понятия не имела, какие намерения были у Дамиана теперь, когда он узнал о ней.