— Есть властные женщины, подавляют и детей, и мужей, — возражает Инна, вспомнив о матери.
— Вот и хорошо. Вот и правильно. Власть должна быть у женщины. И знаешь почему? Женщина не хочет воевать.
— Ещё как хочет, — перебивает Инна. — У нас в доме живёт тётя Акина. Уж она не пропустит никого, каждого обольёт грязью, а то и кулаки пустит в ход.
Руслана щурится, словно прицеливается:
— Может быть, она наводит порядок? Может, она, как и я, воюет с мужчинами?
— И с детьми, и с женщинами… для неё нет ни одного хорошего человека, никому нет пощады, терроризирует всех.
— Ну, значит, она — мужик, — уверенно говорит Руслана. — Очень даже бывает. А ты меня слушай, что скажу. Раньше мужики на земле работали, жили по-божески. А потом выродились или поубивали настоящих мужчин те, что были у власти.
— Не вяжется, — качает своим шаром-головой Инна. — А те, кого поубивали, не били жён, не командовали детьми? А разве всякий-каждый убийца плох к своей жене? Может, который и на руках носит свою бабу, и сам под каблуком у неё, и соседям, может, он делает доброе? Может, вовсе и не по его, а по жениному распоряжению убивают? Путаница у тебя, Руслана, в голове. Вот уж путаница! Зависит от человека. Я знаю очень хорошего парня, и ничего нет в нём женского.
— Это у тебя путаница, и я наведу в твоей голове порядок.
Встретились Инна с Русланой в парикмахерской. Руслана пришла стричься. Высидела очередь и попала к Инне.
— Я — мужской мастер, — сказала Инна, — сроду не подстригала женщин.
— А меня подстрижёшь. Мне нужна короткая стрижка. Похожая на дикобраза.
— Поймите, совсем разные стили.
— Мне всё равно, какой стиль, состриги патлы. А ты чего такая тощая да угрюмая, обидел кто?
Инна возьми и скажи: «Обидел».
После работы Руслана ждала Инну на улице.
— Мы идём ко мне есть пельмени. Отказа не принимаю.
— Отказа не будет, — легко согласилась Инна, не желая возвращаться в свою пустую комнату.
И вот они обе — разъярены.
— Я хочу открыть тебе смысл жизни! — кричит Руслана.
— Какой ещё смысл?
— Ты очень тёмная девочка. Не читаешь, не думаешь. Только и знаешь — щёлкать ножницами да жрать.
— Ты что оскорбляешь меня?
— Я не оскорбляю, я тебе открываю глаза. Жизнь должна иметь смысл.
— Ну и какой смысл у тебя? Воевать с мужиками?
— Всех под корень. Я — мститель. И тебя сделаю мстителем. Слыхала про амазонок? Вполне можно жить без мужиков.
— А кого я буду подстригать? Я — мужской мастер.
— Переучишься и будешь стричь женщин. Женщин на свете много, только стриги!
— Зачем тогда стричь их? — спрашивает Инна. — Им красота нужна для мужиков. И как они будут жить без мужиков?
— Ты, Инна, — тёмная дура. Думаешь, женщины не могут удовлетворить друг друга? И вообще женщины уже давно борются за свои права — хотят сами решать дела государства и личную жизнь. Ты слышала что-нибудь о женском движении? Вождём должна быть женщина, тогда не будет войн.
Инна хлопает глазами.
— Я не хочу быть вождём, я хочу ребёночка, и чтобы у него был отец, такой как Денис. — Она рассказывает о Денисе.
— И что же тебе помешало родить от него ребёночка?
— Да ему только шестнадцать исполнилось. Да он не мой кавалер. Я бы и на возраст не посмотрела, родила от такого. — Руслана захохотала. — Ты чего? — обиделась окончательно Инна. — Издеваешься надо мной?
— Я? Издеваюсь? Ты с ума сошла! Шестнадцать лет. Он и есть ребёночек. Он ещё сам беззащитен. За него самого, может, надо изо всех сил бороться. Но погоди, когда созреет… это мы ещё посмотрим, мужиком он станет или мужчиной.
— Он всех жалеет…
— Надоест.
— Он всем помогает…
— Устанет. Увидит себя и то, что надо ему. Ты, Инна, по возрасту уже взрослая, по уму — дитя. Думаешь, он таким и останется навеки? Вылезет и из него его дерьмо.
— Замолчи! — крикнула Инна. — Что же, хороших людей и нету? Одни подонки? Врёшь ты! — Инна встала и пошла к двери. — Даже слушать тебя не хочу.
— А зря, — настиг её у двери Русланин голос. — Полезно иногда послушать того, кто не так, как ты, думает.
— Я спать хочу. — Инна взялась за ручку двери.
— Это другое дело. Поспи. На свежую голову, может, услышишь меня по-другому, я тебе не предлагаю из-за угла или в затылок убивать мужиков, я предлагаю тебе бороться за права женщин, чтобы ни один не смел женщину обидеть, как обидели тебя. Виновного нужно призвать к порядку. Ты поставишь на место того, кто обидел тебя, другая — того, кто обидел её, и так далее. Для начата приходи на наше заседание. В воскресенье в пять жду. Вот адрес. — Руслана подошла к Инне, положила в её карман бумажку и вдруг резко притянула её к себе…
В одном из писем Инны — ксерокс дневника Русланы.
Руслана происходила из старинного дворянского рода — от времён Иоанна Грозного. Несмотря на преследование дворян, деды и родители Русланы держали свою родословную с гербом в красном углу гостиной. Собственно, дворянами были отец и дед, а мать — разночинка, её отец — интеллигент в первом поколении, учитель из крестьянской семьи, но это не мешало и матери с гордостью говорить всем, что она — дворянка.
И Руслана ощущала себя дворянкой.
Когда же началась Перестройка, дворяне создали своё «Собрание» и комитет по изучению летописей, грамот и документов.
Руслана всегда помнила, что в ней течёт голубая кровь.
В школе она выделила несколько избранных, достойных её внимания. Прежде всего — Мелису.
Мелиса — учитель истории, рассказывает Руслане о её прошлом, о бунтарстве, о превосходстве дворян над другими сословиями.
Мелиса любит вызывать Руслану отвечать. Руслана любит слушать Мелису и спорить с ней. Они могут спорить часами.
Кроме того, Мелиса в самом прямом смысле слова возвышается над всеми, и мужчинами и женщинами, она выше даже Русланы. И челюсть у неё такая же — тяжёлая. Надень на неё вместо юбки брюки, не отличишь от мужчины.
Второй человек, с которым Руслана хотела бы подружиться, — Леонида. Такая же высокая, как она, Руслана, так же, как она, увлечена историей — они вместе занимаются в историческом кружке. Леонида тоже несёт на себе знак избранности. Но Леонида никак не откликается на заигрывания Русланы и вообще держится особняком от всех, кроме Вероники. Вероника часто выступает на занятиях исторического кружка, делает доклады и страстно реагирует на доклады ребят. Леонида любит слушать Веронику, и после занятий они вдвоём идут домой. Руслана смотрит им вслед.
И ещё Вадик.
Вовсе не сразу Руслана возненавидела всех мужчин.
Вадик был главой их школьной организации.
Чуть выше неё, спортивен, всегда улыбчив. Он организует общешкольные читательские конференции, исторические чтения, диспуты… и часто сидит на сцене, перед всеми. Сам он никогда не выступает, но каждому выступившему или кивнёт, или скажет — «молодец», или просто улыбнётся.
Вадик — в её бодрствовании и в её снах: словно с ней домой идёт, вместе с ней делает уроки, ложится с ней в одну кровать, встаёт вместе с ней утром. И пусть они не сказали и двух слов друг другу, она знает, она чувствует, он разделяет её мысли и ощущения.
— А почему бы нам не устроить настоящий бал? — как-то на одном из собраний предложил Вадик. — Со старинными танцами и с современными, со свечами, с распорядителем, со всеми ритуалами.
Может, он тоже дворянин?!
Готовили бал целый месяц: шили платья, разучивали кадрили. Руслана в ночь перед балом не спала. Завтра Вадик подойдет к ней!
Но… в тот, первый, бал в её жизни никто не пригласил её танцевать.
В какой-то момент затянувшегося ожидания она увидела себя со стороны: длинная, нескладная, с тяжёлой, семейной, челюстью. Сначала восторженным, потом жалким взглядом шарила она по ребятам в поисках Вадика. Как к защите, прижималась к нарядной, разукрашенной стене актового зала. Её было так много — серо-зелёного платья в цветах, до полу, рук, ног, жидких волос, что, казалось, все видели её ожидание и её отчаяние.
Вадик стоял с товарищами. Жестикулируя, рассказывал что-то. О чём говорил? Об олимпиадах, о чужих планетах или о последнем фильме, нашумевшем в городе: инопланетяне явились на землю!