Навстречу мне крики. Несутся по коридору навстречу мне дети — мальчики и девочки. «Мама! — кричат они. — Мама!»

И я останавливаюсь. И я пячусь назад. Я не могу взять их всех. Я никого не могу спасти. У меня нет для всех них жилья. У меня нет для всех них еды. У меня нет сил на столько детей сразу.

Они тянут ко мне руки: «Мама!» Не вижу ни одного лица. Орда несчастных. Орда брошенных.

Я бегу от них. Бегу из последних сил и, влетев в кабинет директора, захлопываю дверь и наваливаюсь на неё.

Были дети или не были?

— Выпей-ка, — протягивает мне стакан с водой Римма. — Ты сама нуждаешься в помощи, тебе хорошо бы сходить к доктору.

Гул в ушах пропадает. Криков я больше не слышу. Сажусь и съёживаюсь в комок. Бежали мне навстречу дети или привиделись?


Жильё Инне нашли. Не бог весть какое. Однокомнатную квартиру, нуждающуюся в капитальном ремонте. Но кухня — большая.

— Сейчас мой секретарь оформит бумаги, вы их подпишете, — говорит Ирина Петровна Инне. — Но это только начало бюрократической волокиты. Остальные инстанции будете проходить в своём городе, и это может растянуться во времени на долгий срок.

Девочки ещё не знают, что у них теперь есть мама.

Мой мальчик узнал меня. Он похож на меня. Темные глаза, большой рот. А я предала его. Спасти всех не могу, но одного, своего, могу. Почему же я не беру его домой?

Девочку, которая назвала Инну мамой, зовут Зина. Входит в кабинет и опускает голову толи под тяжестью синей шишки на лбу, то ли шея слишком тонка, чтобы держать голову. Если бы рисовала картину «страх», я нарисовала бы Зину.

— Ты что так дрожишь? — спрашивает её Римма. — Ты чего так испугалась?

— Бить не надо, — говорит Зина.

У Ирины Петровны поджаты губы, сейчас она выстрелит в Зину из своих суженных глаз. Не та воспитательница, что оттолкнула Зину… определяет погоду в детском доме.

— Это клевета… — громко говорит Ирина Петровна. — Тебя не били.

А Римма подходит к Зине:

— Ты узнала свою маму. Что же ты не поздороваешься с ней?

Инна хотела было шагнуть к девочке, но взялась за спинку стула, с которого поспешно встала, и осталась стоять.

Зина смотрит на Инну, Инна смотрит на Зину.

— К тебе вернулась твоя мама. Она была далеко, она тяжело болела, а теперь выздоровела и вернулась.

— Моя мама умерла. Она лежала, лежала и умерла.

— Ты же видишь, не умерла. Видишь же, выздоровела, — говорит Римма.

Зина идёт к Инне и трогает её.

— Совсем выздоровела?

— Совсем выздоровела. Она нашла тебя. Она любит тебя. Вы теперь будете всегда жить вместе.

Инна склоняется к девочке, обнимает её.

— Я распоряжусь: мы дадим приданое — зимние, летние вещи. — Ирина Петровна выходит из кабинета.

— Я дошлю необходимые документы, и начнёте оформлять. Не получится сразу выбить и пособие. Вообще отнеситесь к бюрократической волоките терпеливо, — говорит Римма то же самое, что говорила Ирина Петровна, но другими словами.

Инна отрывается от Зины:

— Если Туся здесь останется, она умрёт, вы же видели её, ей нельзя оставаться здесь. — Инна смотрит на входящую в кабинет Ирину Петровну и резко говорит: — Пожалуйста, сделайте всё, чтобы мы увезли детей сегодня.

— Я уже оформила те бумаги, что зависят от меня, — улыбается любезно Ирина Петровна и вручает Инне целую пачку бумаг. — Подпишите, пожалуйста.

— Инна, мы во всём идём вам навстречу, я беру на свои плечи ответственность за то, что вы сегодня забираете детей, — говорит Сирота. — Вы должны написать мне доверенность, и я сделаю всё, что от меня зависит. Но на это уйдёт много времени.


Тусю Инна несёт на руках.

Мы идём по пустым коридорам. Куда делись дети? И почему так тихо в здании и во дворе?

Зина обеими руками держится за Иннину юбку.

Не успевает Римма открыть дверь своей квартиры, как к ней несутся по коридору беленькие девочка и мальчик с криком «мама приехала», Римма подхватывает их и сразу спрашивает:

— Какие книжки в саду читали, в какие игры играли?

Выходит и муж, приглашает нас к столу. У него через плечо полотенце.

Мы едим. Инна кормит Тусю с ложки, но кисель и пюре текут по подбородку. Туся безучастна, глаза её полузакрыты. Как её посадили на диван, так она и сидит, привалившись к спинке.

Риммины дети удивлённо смотрят на Туею.

Римма, как и её дети, удивлённо смотрит на Тусю.

— Неужели совсем задушили уколами и она не очнётся? — спрашивает непонятно кого и идёт в коридор, к телефону. — Какое лекарство вы кололи, какой срок действия? — спрашивает резко кого-то. — Говорите, иначе я прямо сейчас вызову «скорую» и отправлю девочку на обследование. Я вас под суд отдам! Ну и что, что кричала? Точное название, будьте любезны! — Римма возвращается и напряжённо вглядывается в Тусю.

Риммин муж уводит детей смотреть сказку.

— Ты не хочешь есть? — спрашивает Инна Зину.

— А ты не хочешь, мама?

— Меня беспокоит состояние твоей сестры.

— А разве у меня есть сестра?

— Вот твоя сестра. Но она, как видишь, больна.

— У меня не было сестры.

Инна растерянно смотрит на Римму.

— Разве ты не хочешь иметь сестру? — Римма гладит Зину по руке. — Она младше тебя, ты — старшая, и ты должна о ней заботиться.

— И всё отдавать ей? И во всём уступать? Я не хочу Пусть она сама о себе заботится. Пусть она мне уступает, я — старшая. Пусть она всё отдаёт мне, я не хочу, чтобы мне мало доставалось.

— А разве сейчас тебе мало еды? — Римма показывает на заставленный стол.

Девочка молчит.

— И игрушки у вас будут у каждой свои. Никто не станет отнимать твои. У тебя будет всё необходимое.

Звонит телефон. Римма говорит «Прости» и бежит в коридор.

— Что?! Доза?! Вы, может быть, уже убили её! Пойдёте под суд! — И тут же: — «Скорая»! Срочно! Ребёнок. Передозировка транквилизаторов. Около пяти лет. — Она диктует адрес.

Инна прижимает девочку к груди.

Через секунду мы снова несёмся: Туся с Инной — в «скорой», мы с Зиной и Риммой — в Римминой машине. В бешеной скорости «скорой» и её гуде проскакиваем красные светофоры. Потом Тусю уносят. Римма идёт следом. Инна стоит, прижавшись головой к жёлто-грязной стене, Зина дёргает её за юбку.

— Она умрёт? Она умрёт? — И в глазах — надежда.

Инна поворачивается к ней:

— Будем молиться, чтобы не умерла, будем молиться, чтобы выжила. Мы с тобой потерпим, правда, доченька? Иди ко мне! — Инна садится, берёт Зину себе на колени, та обхватывает Инну за шею.

Инна не видела алчной надежды Зины. Зина хочет Тусиной смерти.

Позывные детского дома, которые постепенно изживутся, или от природы Зина такая? И что тогда делать Инне? Как она справится с ревностью и злобой Зины?

Нет, я не хочу ребёнка из детского дома. Я хочу своего ребёнка. Я попрошу Дениса подарить мне ребёнка. Пусть он живёт с мамой, пусть в упор не видит меня, но может же он оставить мне на память ребёнка! Я буду растить нашего с ним ребенка, и ничего мне больше не нужно. Замуж не хочу. Не хочу такого брака, как у моих родителей, у родителей Инны, как у Ангелины Сысоевны. Знаю несколько супружеских пар, и нет среди них ни одной, которой я позавидовала бы. Не считать же счастьем мещанское благополучие родителей Дениса или Виктора? Замуж выходить нельзя! А вот обеспечить себе и своему ребёнку пропитание и для этого получить профессию — нужно.

Профессию выбрала — биологию, но неожиданно сегодняшние задачки мне кажутся интереснее: Туся и Зина, Ирина Петровна, воспитательница и дети. Я хочу решать такие задачки. Я хочу заниматься психологией.

Появляется Римма:

— Пока не приходит в себя. Ей промыли желудочно-кишечный тракт, сейчас работают с кровью. Если бы её отравили таблетками, было бы проще. Кровь очистить сложнее, но будем надеяться на лучшее.

Римма снова уходит, а Инна склоняется к Зине:

— Пожалуйста, доченька, давай помолимся за жизнь твоей сестрёнки. Скажи: «Господи, помоги, спаси Тусю, спаси, пусть она живёт!» Повтори, доченька!

— Я не хочу… Ты меня будешь мало любить, если Туся оживёт.