— Вы были влюблены? — интересуется другой.
Руслана откидывает голову, разворачивает плечи:
— Какое отношение это имеет к проблеме?
— Прямое. Ущемлённое самолюбие, неустроенная личная жизнь. Психология замкнутого пространства. Вам понадобилась площадь, потому что не реализована ваша женская природа. С вами всё ясно.
— У меня — реализована. У меня двое детей и муж. Однако я считаю, перемена в обществе необходима.
— Муж обижает вас? — Камера — вплотную к женщине. — Бьёт? Издевается?
— Нет, конечно. Почему это?
— Если у вас хороший муж, зачем вы явились сюда? — Камера — возле другой женщины. — А у вас есть муж?
— Был да сплыл. Нашёл помоложе.
— А по-моему, вы ещё очень молодая и красивая.
— Вы объясните это ему.
— Ясно, а у вас какая причина?
Другой журналист задаёт женщинам приблизительно те же вопросы.
Мама берёт меня за руку и ведёт прочь. Сквозь строй мужчин в форме. Нас пропускают. То ли видели, что именно мама остановила толпу, то ли потому, что в планы властей вообще не входит задерживать женщин. Охраняют порядок, и это — всё.
Мама едва бредёт. Мы попадаем в узкую улицу, почти пустую.
— Что ты сказала Руслане?
— «Спасибо», доченька.
— «Спасибо»? За что это?
— За то, что собрала столько женщин и заставила их задуматься над своими проблемами. Важно однажды осознать, что ты не рабыня.
Мама не говорит «Климентия бы сюда», она говорит:
— Когда изо дня в день, из года в год живёшь согнувшись, подавляешь в себе своё «я», нужна Руслана. Её роль на первом этапе неоценима. Посмотри, скольким она открыла их «я». Бунт важен. Не убили же они никого, не обидели. Победили свою робость. Криком выбросили из себя обиду. Это бунт против себя. Если бы в своё время вот такая Руслана встряхнула меня и дала выкричаться, я бы гораздо раньше начала жить. Столько лет пропало!
— Если ты её благодарила, почему же она не пошла дальше?
— Куда и зачем? Они хотели привлечь к себе внимание. Они сделали это. Завтра все газеты будут напичканы интервью с участницами. Зачем шли? Выкричаться, выбросить из себя обиды, рабство. Что плохого в этом «бунте»?
— Они нарушили покой, ритм…
— Покой чей? Ритм чего? Они никого не убили, — повторяет мама. — А мужчинам… что ж, очень полезно задуматься… им тоже есть о чём задуматься.
— Ты делаешь из Русланы героиню.
— Нет, просто понимаю её. Скажи, ты можешь прямо сейчас пойти на четвереньках?
Я даже останавливаюсь.
— Что ты так смотришь на меня? Не можешь, правда? А Руслана может. Ты зажата пока ещё, скованна и всё-таки ещё робка, ты ещё не освободилась полностью от послушания…
— Руслана просто наглая. Она просто лютая эгоистка. Экстремистка.
— Да, она — эгоистка и экстремистка. И — наглая. Да, она человек скорее плохой, чем хороший. Да, она перегибает палку. Но она ничем не скована, и она развернула плечи.
— Это мы видели на примере Инны.
— С Инной — другое. Руслана не может любить Инну. Инна вообще тяжёлый случай.
На другой день мы едем с мамой к морю. И лежим на песке, и плаваем, и катаемся на лодке. И — розовеем на глазах.
Мы не говорим о Леониде.
Мама рассказывает о «кустах» биологии.
— У тебя впереди два года — чтобы определиться. Не найдёшь себя в биологии, можешь уйти в психологию. Мне почему-то кажется, из тебя получится хороший психолог.
— А почему ты выбираешь микробиологию? Что привлекает тебя?
— Хрупкость человека. Беспомощность перед болезнями. Если мне удастся, если я смогу разработать тему… ну, то, о чём говорил Валера, я помогу очень многим.
Мы обедаем в ресторане на берегу. Едим рыбу — под хлюпанье и бормотание воды, под мелодию старого вальса.
Я не заметила этого мгновения. Только что мама, в своём розовом девичьем сарафане, сидела рядом, и вдруг она — розовым всполохом — посередине зала на танцевальной площадке… Глаза закрыты. Она кружит под мелодию вальса, и я не успеваю разглядеть её лица.
Середина дня, ни оркестра, ни танцев, люди обедают.
Сейчас все они повёрнуты к маме.
Я вскакиваю — кинуться к маме, схватить её за тонкую руку, увести с площадки — от позорища. Но мелодия звучит последним тактом, мама сама застывает на месте. И — раздаются аплодисменты. Люди встают, хлопают, кричат «браво».
Мама открывает глаза. Она горит посреди площадки — розовым пламенем. Ей подносят бокал вина, к ней подлетает молодой человек в шортах и тенниске, что-то говорит.
Да, она вовсе не смущена своим порывом: словно так и надо — на сцене перед всеми!
Я утираюсь салфеткой, я — как из-под душа, вся мокрая. Ну и учудила моя мама!
Неожиданность выдернула меня из летнего дня, из океана, в котором сейчас сливаются две клетки в одну, из моего пути в Будущее.
Мама учудила, а я не учудила — собралась посвятить свою жизнь Богу, в которого не верю, связать судьбу свою с женщиной?! В чём разница? Я — тайком, мама — открыто. Спит с учеником, фактически сыном, танцует на сцене.
Я добралась до Шушиного океана. Я — клетка, выплеснутая им — жить. Почему же я не живу? Почему же входит в зал и подходит к нашему столу… Люша, со своим неродившимся ребёнком в утробе? Тот ребёнок — мой брат или сестра. Почему же я слышу голос Шушу: «Человек способен жить так, как он хочет. Ну-ка, опустимся на дно океана и попробуем открыть его тайны».
— Я свободна, доченька. Я народилась жить. — Мама садится на своё место, пьёт воду. — Это ты освободила меня. Принадлежу только себе. Выбираю. Ты и я — вместе. Мне кажется, — она закрывает глаза, — я качаю тебя… ты качаешь меня… волны качают нас. Ты — моя мама, ты похожа на неё. Я твоя мама. — Мама улыбается. Её тихий голос гремит на весь зал. Лица повёрнуты к нам, уши ловят мамины слова, я ёжусь под ними и чужими, восхищёнными, раздражёнными, недоумевающими взглядами. — Никогда, даже в юности, я не чувствовала такого, чтобы с кем-то… мы с тобой одно целое, одна плоть. Мы с тобой будем всегда вместе. И свободны от мужчин. Мне не нужен мужчина, мне нужна только ты. Что ты так на меня смотришь? Ты осуждаешь меня? Тебе за меня стыдно? Что с тобой? Ты опять плачешь? А сейчас почему ты плачешь? Тебе не нравится моё поведение? Ты совсем по-другому чувствуешь? Ты не довольна, что и ты, и я начинаем жить? Мы же с тобой вместе… навсегда. Не разрушит же нас Леонида! Вы договорились… не каждый же день. Ты остаёшься со мной, так? Мы всегда будем вместе. Что же ты плачешь, объясни!
Последняя глава
Первая глава
Насыпь. Льёт дождь. За спиной — мой Посёлок, в котором я родилась. За спиной — отец, мама, Денис, Виктор, Ангелина Сысоевна. Ещё жива Люша, и отец не начал с ней спать. Я ещё ничего не знаю о своём будущем.
Если Виктор не совершит своей агрессии и я не забеременею и не приму в себя всё Зло Вечности, открывающей мне судьбы людей, и не стану источником лжи для многих людей, как сложится моя жизнь? Вберу я в себя боль Люши или никогда так и не узнаю, отчего у неё разорвалось сердце? Поженятся ли мама с Денисом или разрыв мамы с отцом, которому я буду способствовать в большой степени, не произойдёт и мама не станет свободной, а погибнет в молодости, задохнувшись однажды в безвоздушье? Что будет с Инной? Возьмёт она себе дочек из детского дома или навеки останется одна? Кого выберет Леонида себе в помощницы? Откроется ли её обман?
И вопрос главный: можно ли строить свою жизнь на лжи?
Что зависит в моей жизни от меня, что от сил, руководящих нами?
Мне — шестнадцать, и ещё ничего не случилось.
Стучит дождь по рельсам, уходят рельсы в неведомую жизнь…
Я люблю представлять себе жизни людей, придумывать их. И я придумала себе людей и ситуации, в которые они могли бы попасть. Вот почему реалии не играют никакой роли в моих психологических упражнениях.
Бостон — Мичуринец
1997–1998
Бунт женщины, мечтающей стать СВОБОДНОЙ и СЧАСТЛИВОЙ…