— Я их продала.
— Можно узнать, по какой причине? У тебя какие-то проблемы? Если так, думаю, ты могла бы посоветоваться со мной, прежде чем прибегать к столь крайним мерам.
Вивиан вспылила:
— Боже милостивый, тетя, вы самая щедрая хозяйка в мире! Пожалуйста, только не подумайте…
— Тогда что могло побудить тебя выбросить вот таким образом часть своего наследства? Ты ведь получаешь карманные деньги, если их не хватает, можешь попросить у своего опекуна.
Вивиан зло рассмеялась:
— Неужели вы думаете, что я стану унижаться, чтобы вымолить у него хоть одно су? Прошу вас, не вмешивайте его в это.
— Не думаю, что мне это удастся. — Онорина покачала головой. — Некоторые из этих драгоценностей составляли часть наследства Шерси. — Она встала. — Можно спросить, почему все-таки ты их продала?
Девушка села лицом к зеркалу и ответила:
— Чтобы обеспечить себя небольшим капиталом.
— Для чего?
Вивиан побледнела, но промолчала.
Чтобы сдержаться от новой бесполезной вспышки гнева, Онорина направилась в библиотеку — написать записку графу де Мирандола.
Вскоре Матильда вернулась, чтобы помочь Вивиан одеться. В руке она держала конверт, который ей передал конюх Эдуард, выступавший в роли посредника между влюбленными. Вивиан сломала сургучную печать и вскрыла конверт:
«Дорогая Вивиан,
сегодня я покидаю Луни вместе со слугой, который передаст для тебя это письмо. Слава богу, кризис миновал, и мама поправляется. Родители уверены, что я еду в Париж, но я все-таки направляюсь в Бордо.
Лафайет там. Несколько дней назад его корабль зашел в испанский порт Лос-Пасахес, где его ждал шквал негодующих писем от членов семьи и королевский запрет появляться в Марселе. В нем предписывается, чтобы маркиз присоединился к тестю и графине Тесе и отправился в Италию. Похоже, король недостаточно зол, чтобы строго наказывать маркиза, однако не желает видеть его в Париже. Как бы то ни было, мой друг вернулся в Бордо, где остановился у месье де Фюмеля, военного командира. Остальные добровольцы ждут в Лос-Пасахесе вместе с Калбом.
Я еду к Лафайету и уговорю его не обращать внимания на королевский запрет. Половина Версаля уже тайно восхищается им, а остальные забудут об этом предприятии к тому времени, когда он достигнет Филадельфии. Мне легче удастся связаться с ним, не настораживая власти, ибо он живет на широкую ногу в гостином дворе «Красная Шапочка». Из уважения к своим родителям я не стану путешествовать или поступать на военную службу под своим именем. Я буду Виктором Жакобом, чтобы каждый раз, слыша это имя, вспоминать улицу, где осталось мое сердце. Мы должны отправиться в путь до того, как король прикажет арестовать Лафайета. Мы не имеем права сдаваться.
Жаль, что я не могу обнять тебя еще раз!
Твой навеки. Виктор».
Когда в то утро прибыл ее опекун, Вивиан мысленно приготовилась к встрече с ним. Но едва Жюль вошел в комнату, все тщательно продуманные аргументы вылетели из головы, ибо он был холоден и весьма сдержан.
После вежливых приветственных слов он обратился к Онорине:
— Пожалуйста, оставь нас на несколько минут наедине с мадемуазель де Шерси.
Спустя мгновение они остались одни.
— Ваша тетя с обычным для нее тактом пригласила меня на ужин, но поскольку целью этого приглашения является предоставить нам возможность поговорить, сделаем это сейчас. Не хотите присесть?
— Нет, месье.
— Тогда перейдем к делу. Вы продали некоторые драгоценности, чтобы получить деньги. Как ваш опекун я обязан спросить, нужно ли вам больше денег на мелкие расходы? Второй вопрос — какие драгоценности вы продали?
Его голос звучал спокойно и беспристрастно, и ей удалось ответить так же:
— Ответ на первый вопрос — нет, спасибо. Что же касается второго, раз тетя рассказала вам все, вы, конечно же, знаете, какие драгоценности я продала.
— Вы полагаете, она рылась в ваших вещах, чтобы выяснить, чего нет? Она дала мне список того, что ей удалось запомнить…
— Список?
— В нем значилось несколько предметов, относящихся к наследству Шерси. К счастью, это не очень крупные вещи: две пары гранатовых серег, золотые браслеты, довольно некрасивое ожерелье, которое я видел на вашей бабушке всего один раз, — я даже не помню, какие в нем были камни.
— Сардоникс. — У нее появилось дурное предчувствие. — Почти все драгоценности, кроме тех, которые я купила сама, были завещаны мне матерью.
Жюль прошелся по комнате до камина и обратно, глядя в пол.
— Вы любите говорить о фамильной собственности — жаль, что у вас не совсем четкое представление о ней. Некоторые драгоценности были вам завещаны, но остальные достались вам потому, что вы член семейства Шерси и имеете право носить их. Но только до тех пор, пока вы или другой наследник холосты: после вступления в брак любого из них эти вещи возвращаются на место — их будет носить хозяйка Мирандолы.
— Мне никто не говорил этого. Теперь понятно: у меня ничего нет, ибо по-настоящему не принадлежит мне. В любой момент все ловко становится вашим. Удивляюсь, как это вы не попросили меня предъявить все мое имущество до того, как я уехала из Мирандолы, чтобы вы могли аккуратно наклеить этикетку на каждый предмет, — дерзко ответила Вивиан.
Жюль нахмурился:
— Никто не давал вам права так говорить. Я лишь терпеливо объясняю вам, что вы владели некоторыми предметами по доверенности. Боюсь, что вы злоупотребили этим доверием. Неумышленно, разумеется. Будьте любезны сказать мне: какие украшения были проданы?
Он говорил с терпением и снисхождением, но именно это вывело Вивиан из себя.
— Вы понимаете наше фамильное наследство так, что женщины не имеют к нему почти никакого отношения, верно? И что я не должна рассматривать драгоценности матери как подарок. Значит, у меня нет никаких прав на то, что она желала передать мне, и я не могу ни оставить это себе, ни продать по собственному выбору. Согласно такому определению я становлюсь всего лишь пешкой в мужской игре.
Она пыталась овладеть своим голосом, но он все равно предательски дрожал.
Жюль резко возразил:
— Это полная чепуха. Суть дела — вы можете в любое время ознакомиться с документами и убедиться в этом — заключается в том, что вы продали несколько украшений, являющихся собственностью Мирандолы. Будьте добры назвать мне эти предметы, пока еще не поздно вернуть их.
— Они принадлежали моей матери. Если бы она была здесь, вы тоже пытались бы отнять их у нее?
Он отступил на шаг:
— Как вы смеете? Это, в конце концов, невыносимо!
Вивиан чувствовала себя так, будто переступила некую грань, но злость обуревала ее.
— Понятия не имею, сколько моей личной собственности вы считаете своей! Я скажу вам, что продала, затем, если пожелаете, сможете предъявлять претензии. Помимо тех предметов, которые вы назвали, проданы два бриллиантовых браслета, золотое ожерелье с изумрудами, серьги и несколько колец.
Он смотрел в камин, но при этих словах поднял голову. Его лицо побледнело, а глаза горели так, что ей стало не по себе.
— Опишите кольца.
— Топаз, изумруд. Самое большое — сапфир.
— И вы способны вот так стоять и говорить мне, что продали их! И я должен поверить, будто вы не понимали, что делаете?
— Месье, я прекрасно понимаю, что делаю: у меня своя жизнь, и я вправе распоряжаться ею, не советуясь с вами. И вынуждена просить вас, чтобы вы в это не вмешивались.
— Я стану вмешиваться всякий раз, когда того потребует мой долг. И меня не собьют с толку ваши смехотворные попытки изобразить из себя мученицу. — Жюль посмотрел на нее так, будто только что узнал горькую правду. — Теперь я понимаю: даже мои самые безобидные замечания за прошедшие несколько месяцев вы искажали, с тем чтобы они могли вписаться в вашу личную драму. Вы убеждены, что стали жертвой преследования. Мадемуазель, думайте что угодно, впредь я не хочу иметь с вами никаких отношений. — Он приблизился к племяннице, и она невольно съежилась под его взглядом, но он лишь тихо спросил: — Назовите имя ювелира, если вам угодно.
Отчаянно желая избавиться от него, она тут же ответила: