— Боже мой, что мне делать? — она сказала это вслух и тут же схватилась за шею — горло пронзило острой болью, связки сомкнулись, изо рта вырвался хрип и плач. Она попыталась что-то сказать, но не смогла — голос пропал. Голос, которым она очаровала Алессандро Корелли, исчез из её жизни вместе с ним.
— Белла?
Её окликнули по имени. Изабелла, не переставая безотчётно сжимать ладонью шею, закрутила головой. Парковка у мотеля была оживлённой, но она никого не узнавала, и на неё никто не обращал внимания.
— Да ну! Белла! Бланко! Би-би!
Что-то смутно знакомое послышалось ей в этом «Би-би». Из памяти по кусочкам словно мозаика, всплывало юное, маленькое лицо сердечком и курносый нос на нём, весёлый смех и грустные глаза. Этот диссонанс всегда напрягал Изабеллу, она не знала, что прячется за фасадом напускной жизнерадостности, наверное, разочарование. Изабелла не знала, что у Эль внутри, но тогда, четыре года назад, у неё не было выбора. Тогда Эль была единственным человеком, на которого она могла опереться.
Эль. Имя, как у доброй феи. Лёгкое, звенящее против её тяжёлого, громоздкого, с претензией на элитарность — Изабелла. Ей нравилась Эль: своим лёгким отношением к жизни, умением преодолевать трудности и не зацикливаться на плохом, своим весёлым нравом, тем, что за её плечами не было багажа из горя и смертей. Изабелла тянулась к ней, словно к солнцу. И доверяла. Эль заразила её своей американской мечтой, своим желанием найти мужчину, который решил бы все её проблемы. Именно Эль подтолкнула её к её первому клиенту — бородатому байкеру с добрыми глазами, которому ничего не нужно было, кроме минета. Всего лишь минет… Потом этих минетов было ещё два или три. Изабелла никак не могла начать играть «по-крупному», как начала Эль — она брала семьдесят баксов за час, три сотни за ночь. А потом случится Осборн. И она больше не виделась с ней.
Эль почти не изменилась. Всё та же улыбка, всё те же грустные глаза с наметившимися морщинками вокруг. Она была в немодных уже расклешённых джинсах на низкой талии и в потертой кожаной курточке, под которую был надет топик, открывающий живот. За эти три года она раздалась в талии, а её юная миловидность истерлась, словно по ней прошлись наждаком. Она занималась всё тем же — Изабелла заметила, как та выходила из мотеля под руку с водителем трака, припаркованного на площадке.
— Ничего себе, какая ты стала! — Эль пошла к ней и осмотрела, оценила её внешней вид: сумочку от «Биркин», укороченные брюки и жакет от «Ив Сен-Лоран». — Какими судьбами? Решила, наконец, вспомнить обо мне?
Изабелла вдруг поняла, что ни разу не попыталась связаться с ней за все три прошедших года. Она и не могла, Осборн контролировал каждый её шаг.
— Прости. Мне бы не позволили, — невнятно прошелестела Изабелла в ответ, забыв на мгновение о рези в горле.
— О, этот жирный взял тебя в оборот? Ты всё ещё с ним?! Вот это везение! Эй, ты чего? А, ну пойдём. Белла! Да чтоб тебя…
Изабелла словно со стороны наблюдала, как оседает на асфальт, держась за шею, как отлетает в сторону дорогая сумочка, как чиркает по асфальту каблук. Что за дурная особенность у её организма, чуть что сразу падать без чувств?! Она ощутила, как Эль подхватила её над землёй, а память резко подменила ей картинку — ей показалось, что это Алессандро поймал её, как тогда, на дороге, в их первую встречу…
Глава 45. Прозрение
Изабелла очнулась на диване в фойе мотеля. Не фойе — маленькая прихожая, с двумя тесно составленными друг к другу диванами из коричневого, треснутого на подлокотниках кожзама. Над ней нависала Эль с мокрым полотенцем в руках и какой-то помятый, заросший клочковатой рыжей бородой мужик со стаканом чего-то дымящегося.
— Очухалась, — Эль с тревогой и облегчением повернулась к мужчине, взяла у него кружку. — На вот выпей. Это чай.
— Больно… — просипела Изабелла, сделав глоток. Горло болело, словно при ангине.
— Тебя что, в гланды оттрахали? Что с голосом? Куда орала? Что там надо, яйцо сырое выпить? Неси, Бенджи!
Изабелла помотала головой, а потом обняла себя за плечи и расплакалась. Всё вокруг слилось в сплошную серую массу, голова закружилась, она закачалась, словно маятник, сильнее и сильнее сжимая в ладонях собственную кожу, впиваясь ногтями. Алессандро. Господи, как же ей снова хотелось его увидеть! Но как же было страшно…
— О, это нервяк, ясно. Бенджи, яйцо отменяется. Её надо в больницу. У тебя страховка есть?
Из серого тошнотворного мрака выплыло лицо Эль. Изабелле почудилось, что её выбросило в прошлое, в её двадцать один, и сейчас начнётся её смена в зале, и гремят уже подносы, и шеф-повар орёт, как резаный, и на парковке за углом в тени её ждёт бородатый водила, а с ним вонь, соль, унижение…
— Не знаю…
— А бабло?
Изабелла кивнула. Ей дали триста пятьдесят тысяч отступных. Триста пятьдесят тысяч за то, чтобы она исчезла из его жизни. Кто и зачем сделал это с ними? Кто и зачем?! Изабелла беспомощно шла вслед за Эль, крепко державшей её за руку, села в машину, бесцельно уткнулась в окно, когда машина тронулась. Эта часть города была ей незнакома, но она очень походила на ту часть Чикаго, в которой Изабеллу Бланко тщетно пыталась начать самостоятельную жизнь. Сейчас она словно пыталась делать то же самое — начать новую жизнь, и опять же, не по своей воле. У неё даже пропал голос! У неё отобрали право голоса, так зачем ей вообще говорить? Изабелла снова разрыдалась, спрятав лицо в ладони.
— Ты можешь сказать, что с тобой, Белс? — Эль тронула её за руку, Изабелла замотала головой, давясь всхлипами.
Доктор в больнице установил у неё воспаление голосовых связок на фоне стресса. С рецептом успокоительного на руках, Изабелла Бланко покинула госпиталь поздно вечером. Эль ждала её у стойки администрации. Оказалось, Алессандро оформил ей медицинскую страховку. Осборн этого для неё так и не сделал.
— Ну что? Говорить можешь?
— Шёпотом, — ответила Изабелла, пряча глаза в пол. Ей не хотелось смотреть на бывшую подругу. Ей было стыдно и страшно смотреть в глаза своему прошлому. Одному из прошлых. Тепличная жизнь с родителями. Глубокое дно жизни с подносом и на коленях. Осборн. Алессандро. Который тоже скоро станет прошлым, уже почти становится… От всех своих прошлых жизней Изабелла хотела бежать без оглядки, но от Алессандро Корелли бежать ей не хотелось. Даже под страхом смерти.
— Что с тобой случилось?
И Изабелла рассказала ей всё. Как могла. Сбиваясь, кашляя, плача. С болью вырывая из себя гнусные воспоминания, иллюзии, страхи — всё то тошнотворное и унизительное, что было у неё с Хамфри Осборном. Наконец, заговорила, вытаскивая из себя всё то, что так старательно забивала внутрь. Та реальность, от которой она так старательно открещивалась, больно ударила под дых — прокурор Осборн делал всё, чтобы она чувствовала себя растоптанной, виноватой, зависимой — шлюхой которую подобрали с улицы и сделали своей персональной шлюхой — и продолжала чувствовать себя такой даже с другим. Алессандро Корелли не заслужил её такую — и Изабелла сказала это вслух.
Эль долго смотрела на неё, скрестив на груди руки. Они сидели в кафе при больнице, в плетёный креслах за пластиковыми столами с имитацией под дерево. Теперь — без Алека — вся жизнь её станет сплошной имитацией.
— Знаешь что, Белла, — перекинув ногу на ногу, Эль заговорила. — Ты расчётливая сука. Ты получала бабло, подставляла жопу и строила из себя жертву. А теперь, когда нашла нормального мужика, решила свалить при первой же проблеме?
Изабелле стало больно, словно её наотмашь ударили по лицу.
— Я не хочу уходить. Меня вынуждают…
Осипший голос превратился в рычание. Изабелла яростно защищала себя, столкнувшись с непониманием. Откуда Эль было знать, как она жила?! Откуда ей было знать, чего ей всё это стоило?! Изабелла почувствовала, как бриллианты в ушах повисли обломками бетона, как бельё за семь сотен долларов стянуло под грудью, словно корсет из китового уса. За что она так отчаянно цеплялась? За комфорт? За роскошь? Та девочка, старательно учившая гаммы на фортепьяно матери, мечтала только о любви, а потом… потом перестала в неё верить. В её жизни остался один ужас и роскошь, которую она получала в ответ на него. И если бы не Алессандро…