— Со мной всё в порядке, — я в панике ухватилась за его руки. — Я могу…
— Стася, — на его губах играла улыбка. Вроде бы не издевательская, а обычная, доброжелательная. Не из тех, с которыми он смотрел на Викки. — Ты попала под дождь, твоя придурковатая мачеха обвинила тебя во всех смертных грехах, а у твоего отца явно что-то не в порядке с головой. Это точно не лучшее время для радикальных решений. Пойдем.
Я послушалась, шагая за ним, как сломанная кукла. Бросила взгляд на оставленную бутылку коньяка, но Олег уверенно протянул меня мимо неё.
— Тошнить потом будет, оно тебе надо?
Нет, не надо. Я должна мыслить рационально. Никому не нужна пьяная дурочка с похмелья.
— Ванная в твоем распоряжении, — Олег открыл передо мной дверь, буквально затолкнул внутрь, но сам остался снаружи. — Если что будет нужно, зови. Да, сейчас, погоди, принесу чистое полотенце.
Я даже не решилась закрыть дверь, только устроилась на краешке огромной ванной и открыла кран, позволяя политься холодной воде. Держала руку под тугой струей, пока пальцы не замерзли до такой степени, что я их почти не чувствовала.
Раздались тихие, почти кошачьи шаги, и я стремительно оглянулась — но, разумеется, увидела там всего лишь Олега с чистым полотенцем в руках.
— Если что, я на кухне, — улыбнулся мужчина. — Обращайся.
Он повесил полотенце на крючок, вышел из ванной и прикрыл за собой дверь — и только тогда я, наконец-то ожив, метнулась следом.
— Олег! — окликнула я его сквозь закрытую дверь.
— Что? — судя по звукам, он уперся спиной в стену и стоял совсем рядом. Нас разделяли какие-то жалкие сантиметров десять, и, чтобы оказаться в его объятиях, мне надо было только открыть дверь и выскочить из ванной.
Почему я этого так и не сделала? Ох, если б я могла ответить.
— Мой отец. Он сказал.
— Не заморачивайся, — хмыкнул Олег. — Мало ли, что он сказал. Завтра утром позвоню ему, скажу, что ладно, подпишем все, только пусть заберет свою токсичную женушку куда подальше, чтобы она мне на глаза не попадалась.
Говорил вроде бы искренне.
— Так ты её не любишь?
— Ты уже спрашивала, — кажется, он улыбался. — Не люблю. Семь лет прошло, Стася. Я похож на растоптанного дебила, который до сих пор не может забыть свою бывшую? Я же говорил, положительные чувства к Викки в прошлом.
— Но за что-то же ты её любил? — я вздохнула. — За что вообще нормальный человек может любить Викки? Она даже не красивая.
— О, — хмыкнул Олег. — Она умела себя подать. Ну и в нашей молодости за нею увивалась половина университета. Не сказать, что Вика была шибко умной. У неё в группе был парень, очень умный, который из-за неё едва не вскрыл себе вены, потому что она его послала. Тогда Викки нравилось сводить с ума парней помладше. Не представляю, как мы с нею выдержали пять лет. Я был свято уверен в том, что я её люблю. Викки… Нет, ну это, наверное, было весело, как я сейчас понимаю. Хотя мне, по ходу, сначала просто хотелось доказать, что вот на шикарная девушка, от которой тащится полвуза, моя. В общем, тупое желание домашнего мальчика.
— Так вы не одногодки? — осенила меня догадка. — А она говорила.
— Нет, — хмыкнул Олег. — Викки на три года старше.
— Серьёзно?!
Я успокоилась. Почему-то обсуждать Викки было легко и забавно, а голос Олега действовал успокаивающе.
— Ну да. В двадцать три ей это нравилось. В двадцать пять она терпела. В двадцать восемь решила, что по мужику не видно, сколько ему там лет, и никому-никому не говорила, что выскочила замуж за парня младше. Иногда, думая о прошлом, я подозреваю, что ей нужен был столичный житель, чтобы получить прописку. Возможно, это не так далеко от истины.
Я поежилась. Звучало это как-то. странно, что ли. Мне казалось, я будто влезаю в его душу, получаю доступ к тому, что и так спрятано от посторонних взглядов, надежно укрыто, дабы туда точно никто не добрался. Олег говорил искренне, и в его голосе даже звенела странная печаль.
— Так у нас, — ляпнула я ни с того ни с сего, — не такая большая разница в возрасте.
— Двенадцать с половиной лет, — усмехнулся Олег. — Не так уж и мало.
Ага. Ровно две трети моей жизни.
— Ну это звучит лучше, чем "ты старше меня на семнадцать лет", согласись.
— Намного. Позволяет чувствовать себя чуть менее старым, — фыркнул Олег.
— Я была уверена, что для мужчин это что-то вроде "я ещё и таким молоденьким нравлюсь",
— ляпнула я прежде, чем поняла, что пора бы прикусить язык и не говорить всякую ерунду.
Но, кажется, его это только рассмешило.
— Возможно, я буду так думать, когда мне стукнет лет семьдесят.
— Ну до этого ещё далеко.
— К счастью, от тридцати двух — дольше, чем от тридцати пяти, — я была почти уверена, что Олег ухмылялся. — Отогревайся. Я пойду приготовлю что-нибудь. Ты наверняка ничего не ела.
— Олег! — вновь позвала я, надеясь, что он ещё не успел уйти. — Олег, что ты с ними хочешь сделать?
Он молчал достаточно долго, чтобы я уже поверила, что он ушел, а потом нехотя, медленно произнес:
— Собираюсь разорить.
— Что? — опешила я.
Это прозвучало так… Законно. Я за это время успела придумать миллион способов мести, заключающихся в ужасных действиях и способных повлечь за собой не менее ужасные последствия. А Олег говорить мне о разорении! Всего лишь!
— Отогрейся, а потом приходи за подробностями.
— И ты расскажешь? — недоверчиво переспросила я. — Ты серьёзно мне всё расскажешь?
— Ну ты же не пойдешь спасать придурка, который готов подложить тебя под в два раза старшего мужика ради какого-то ерундового контракта, правда?
Я не пойду спасать придурка, который решил, что будет очень удобно, если его бывшая таки умрет и перестанет ему мешать, но в целом, ответ один и тот же. Я, наверное, действительно могу быть достойна доверия, с такими-то исходными данными.
Удивительно, но после этого разговора меня в самом деле отпустило. Я с таким поразительным облегчением залезла под струи горячей воды, что даже сама удивилась. Наслаждалась тому, как вода смывала с меня остатки удара Викки, гадкие слова отца, всю ту мерзость и грязь, которую они пытались на меня повесить. Я была счастлива уже потому, что наконец-то могла расслабиться и почувствовать себя свободной. Наверное, минут через пятнадцать мне стало уже всё равно, будет у нас что-нибудь или нет. По крайней мере, я не чувствовала себя пленницей этого дома.
Переодеться было не во что, и я завернулась в одно из принесенных Олегом полотенец, чувствуя себя развратницей из какого-то глупого сериала. Остановилась напротив зеркала, провела ладонью по его запотевшей поверхности и улыбнулась собственному отражению, чувствуя себя бесконечно проигравшей в этой битве с невидимыми тенями собственного здравого смысла. Удивительно, но я всё ещё была абсолютно спокойна. Не дергалась, не дрожала от одной мысли, что мне в самом деле придется вновь разговаривать с Олегом, смотреть ему в глаза.
Я вновь почувствовала себя его верной соратницей, на стороне которой он будет до самого конца. Выгода — это такое надежное слово, такое успокаивающее, такое логичное… Мне в самом деле было приятно оставаться выгодной. По крайней мере, в этом случае я могла надеяться на то, что получу то, что мне надо.
Что спасу маму.
Я выбралась из ванной, всё ещё чувствуя себя обновленным человеком, и остановилась у двери, подумывая, куда идти. Можно бы попросить во что — то переодеться, просто уговорить его отвезти меня домой, но от одной мысли, что придется вновь оказаться рядом с папенькой, смотреть на него, терпеть придирки Викки и исполнять роль мажорки, которой интересны только наряды.
— Никогда, — прошептала я, — никогда больше не вернусь в тот дурдом. Я вылечу маму, и ноги моей в этом дурдоме больше не будет. Я в этот дом не зайду даже!
— Уверена?
Я вздрогнула и оглянулась на Олега.
— Что?
Он рассматривал меня, наверное, именно так, как мужчины рассматривают нравящихся им женщин, и протянул:
— Уверена, что не захочешь, чтобы это всё принадлежало тебе?
— Мне не нужны его деньги, — покачала головой я. — Мне вообще ничего от него не нужно. Я бы даже не вернулась в отцовский дом, если б маме не нужны были деньги на лечение.