Прежде чем Сесили вспомнила одну из тех фраз, которые у любого должны быть заготовлены в подобном случае, их разговор прервал дворецкий, объявивший о приходе гостей.
Сесили торжествующе посмотрела на кузину.
– Ты провел их в гостиную, Уилсон? Да? Благодарю. Передай, что скоро леди Трегарт и я пройдем к ним.
– Негодница, – с веселым возмущением воскликнула Розамунда. – Попомни мои слова: когда ты будешь менее всего готова, я отплачу тебе тем же.
Обычно Сесили без особого интереса относилась к почти еженедельным визитам ее жениха, но сегодня все обстояло иначе. Ей не терпелось попытать Норланда насчет «Прометеева клуба», выведать у него все, что только возможно.
Эта мысль возникла у нее, когда она, проснувшись рано утром, никак не могла уснуть, неотступно думая об Ашборне и о предстоящей встрече с ним.
– Ваша светлость, как я рада видеть вас, – радостно сказала Сесили, идя навстречу ему. – Как ваши дела?
Норланд, высокий мужчина с бочкообразной грудью, белокурыми волосами и белой кожей в целом производил приятное впечатление. Редеющие волосы открывали спереди широкий выпуклый лоб: весьма подходящая кубатура для научных занятий. Хотя Розамунда была права – у Норланда действительно был небольшой животик, но Сесили не была бы его невестой, если бы обращала внимание на подобные недостатки.
– Леди Сесили, мое почтение. – Норланд поклонился, резко и низко, словно собираясь нырнуть в воду. Повернувшись в сторону Розамунды и Тибби, он отвесил им обеим такой же глубокий поклон.
Раньше Сесили не обращала на это внимания и только сейчас заметила, как сухо, формально они, будучи уже давно помолвленными, приветствуют друг друга. Впрочем, она сама не поощряла его к большей нежности: чтобы он целовал ей руки, да и вообще чтобы целовал ее при встрече.
При одном воспоминании о поцелуе в карете у нее словно огонь пробежал по жилам, быстрее и сильнее забилось сердце. Боже, да когда это кончится?! Раздраженная тем, что Ашборн все время влезал в ее мысли, она запретила себе думать о нем.
В отличие от Ашборна ни голос, ни прикосновения Норланда не оказывали на нее никакого воздействия: ей не делалось жарко, а сердце по-прежнему билось ровно и спокойно. Именно это нравилось в нем Сесили, совершенно устраивало ее.
Норланд равнодушно улыбнулся и устремил свой взгляд за спину Сесили, словно увидел там что-то более интересное.
Сесили обернулась, думая, что его внимание привлекла златовласая Розамунда, в конце концов, Норланд был мужчиной, и его могла привлечь красота ее кузины. Однако она ошиблась. Взгляд Норланда был устремлен на Тибби, которая что-то шила, склонив низко голову над рукоделием.
Сесили незаметно улыбнулась. Норланд явно предвкушал интеллектуальный диспут с ее бывшей гувернанткой. Сегодня Тибби держалась позади, видимо, памятуя о ее светлости, матери Норланда, которая считала, что компаньонки должны знать свое место.
Вот тут-то Сесили решила, что надо при первой же удобной возможности подключить Тибби к беседе.
– Не хотите ли присесть, ваша светлость? – любезно спросила Розамунда.
– Нет, пока нет. Сейчас должна сюда пожаловать моя матушка. Мне надо убедиться, что с ней все в порядке.
Обмен такого рода любезностями происходил до тех пор, пока не послышался грузный топот на лестнице, – предвестник приближения матери Норланда.
Герцогиня Норланд вошла в гостиную, бережно поддерживаемая с обеих сторон двумя крепкими слугами. Почтительно склонившись в реверансе, Сесили спросила:
– Как поживаете, ваша светлость? Вы доставили нам большую радость, приняв наше приглашение.
Пойманная на удочку собственной жалости во время прежних визитов герцогини, на этот раз Сесили не собиралась больше потакать будущей свекрови, выслушивая ее жалобы и сетования на жизнь.
Герцогиня была очень грузной и крайне раздражительной особой, обычно она любила полулежать на софе или диване, держа в одной руке тарелку с винегретом, а в другой – нюхательную соль. Она была сплошным кошмаром, ужасом для своей семьи, особенно для старшего сына: несмотря на свою вялость, она железной рукой управляла родовым поместьем и всем герцогским состоянием.
После того как Норланд шепнул ей по секрету, что, несмотря на вечные жалобы, здоровье у его матушки хорошее, Сесили с трудом выносила сетования герцогини на мнимые недомогания. Она никак не могла взять в толк, зачем весь день стонать и жаловаться, когда для этого не было ни малейшего повода.
– Присаживайтесь, пожалуйста. – Сесили указала на пару кресел, удобно расположенных возле окна. – Я сейчас прикажу, чтобы подавали чай.
– Вы в своем уме, милочка? – слабым голосом проговорила герцогиня. – Если я сяду возле окна, – а там наверняка огромные щели и сквозняк, – то непременно простужусь и умру. А вам, видимо, только того и надо. Поближе к камину, – резко бросила она слугам, которые не знали, куда ее вести. – Норланд, разведи огонь, здесь так холодно, словно в пещере. – Она притворно шмыгнула носом. – И сыро в придачу.
Намеренную клевету по поводу гостиной, изящно обставленной и очень удобной, Сесили снесла не моргнув глазом, но повелительный тон в обращении с собственным сыном, словно тот был лакеем, возмущал ее до глубины души.
Но Норланда, по-видимому, это нисколько не задевало. Более того, он тут же послушно встал перед камином на колени и принялся разжигать и раздувать огонь с помощью особых мехов.
Когда он нагнулся, в глаза сразу бросилась лысина, прикрытая редеющими рыжеватыми волосами. От усилий разжечь огонь эта лысина покраснела, а потом, когда он помогал матери усесться возле камина, от натуги покраснел весь Норланд.
Он был хорошим сыном. Несмотря на то что не верил в плохое здоровье матери, он делал вид, что верит, и потакал всем ее прихотям.
Как всегда тактичная, Розамунда поспешила на выручку:
– Вы себя неважно чувствуете, ваша светлость? Делать визиты – вещь утомительная, не правда ли?
Хмурое лицо герцогини просветлело. Она похлопала Розамунду по руке:
– Вы очень хорошая девочка, леди Трегарт. Как бы мне хотелось иметь вас своей дочерью.
Проще говоря, она хотела, чтобы ее невесткой была Розамунда, а не Сесили.
Сесили не смогла удержаться и притворно закатила глаза, глядя на Норланда. Она слишком поздно поняла свою ошибку, так как он покраснел и опустил глаза от неловкости.
– Мама, пожалуйста.
Желая выручить его, Сесили указала на диван:
– Не хотите ли присесть, ваша светлость? Я велю подать чай.
Вдовствующая герцогиня издала душераздирающий стон:
– Чай? Вы что, хотите меня отравить, милочка?
Сесили нахмурилась, с ее языка точно сорвалась бы какая-нибудь колкость, если бы не поспешно вмешавшаяся Розамунда.
– Может быть, отвар из ромашки вам будет больше по вкусу? Ромашка, возможно, снимет ваше недомогание, ваша светлость?
– А может быть, поссет, сладкий горячий напиток из молока и вина? – приторно сладким голосом предложила Сесили. – Или горчичная ванна? Или настойка опия, чтобы снять боль?
Сесили не жаль было ничего, даже целой бутылки с настойкой опия.
Герцогиня закрыла глаза и вся сморщилась, как будто один лишь голос Сесили причинял ей страдания.
– Отвар из ромашки будет лучше всего. Благодарю вас, леди Трегарт.
Пока ее добросердечная кузина суетилась возле герцогини, Сесили присела рядом с Норландом с целью расспросить его.
– Знаете, – возбужденно зашептала она, – герцог Монфор приобрел для своей коллекции растений удивительный гриб. Очень редкий. Не хотите ли взглянуть?
Сесили почувствовала, как Норланд тут же напрягся. Приманка сработала. Он отреагировал так, как отреагировало бы большинство мужчин, если бы она предложила им взглянуть на ее подвязки. От одного лишь упоминания о любимой им ботанике Норланд загорелся сразу. Его любопытство было очень возбуждено.
– Неужели?! Я и понятия не имел, что Монфор интересуется грибами.
Сесили помахала рукой, как бы показывая, что для нее в этом нет ничего удивительного.
– Его светлость обожает грибы.
«Особенно вместе со сливками и приправленные бренди», – подумала она.
– Коллекция в оранжерее. Не хотите ли пройти туда?
Норланд запыхтел от возмущения:
– В оранжерее, вы говорите? Это никуда не годится. Грибы следует держать в темном прохладном месте, подальше от света.
– О, он же их не выращивает, – попыталась вывернуться Сесили. – Их поместили в горшок, чтобы смотреть на них.