Успев испытать за свою жизнь несколько горьких любовных разочарований, Кристин поставила крест на плотских удовольствиях. Жизнь научила ее тому, что страсть быстро иссякает, если ничего, кроме нее, нет между мужчиной и женщиной. И всякий раз сама безжалостно разрывала отношения, когда понимала, что ни ей, ни партнеру ничего доброго в будущем они не сулят. К тридцати годам Кристин, как ей казалось, смирилась с тем, что останется одинокой. Впрочем, у нее было множество друзей. И Лиззи.
И вот, откуда ни возьмись, появился Кейн! Вдруг как раз сегодня он сделает или скажет что-нибудь настолько отвратительное, что отобьет у нее желание открыться ему? Что ж, поживем — увидим.
С шага Кристин перешла на бег, надеясь, что так ей удастся отогнать опасные мысли. Под подошвами похрустывал гравий. Но вот она остановилась, переводя дыхание, и огляделась. Легкие волны золотил неяркий свет встающего солнца. На горизонте маячила лодочка. Края редких облаков начинали розоветь. Птицы кружились над ее головой или важно прогуливались по полосе прибоя, отыскивая в мокром песке червей и крошечных рачков. Вокруг было безлюдно, словно Кристин осталась одна в этом ярком и чистом мире, который еще только готовился проснуться. И ей стало так хорошо!
Дойдя до края мыса, Кристин присела передохнуть на плоский камень. Легкий бриз трепал ей волосы. Покой и умиротворение снизошли на нее. Море было таким спокойным, какого ей не приходилось видеть на побережье близ Мельбурна. Здесь, казалось, просто не бывает бешеных штормов с их огромными волнами.
Время текло медленно, позволяя ни о чем не думать, наслаждаться простыми чувственными радостями. Лодочка уже давно скрылась за горизонтом. Солнце поднималось все выше, и облака уже не казались столь волшебными. Когда пустой желудок стал настойчиво требовать пищи, Кристин взглянула в сторону туристского комплекса, чтобы прикинуть, когда ей удастся добраться до ресторана… и оцепенела. Прямо к ней шел Кейн Мертон.
Хотя он был еще довольно далеко, она не могла обознаться. Высокая стройная фигура, движения полны непринужденной грации и силы. Голова откинута, и ветер ерошит каштановые волосы. Даже издали она ощущала, сколько в нем внутреннего достоинства. Чего скрывать, еще ни один мужчина не производил на нее такого впечатления.
Кристин даже не пыталась сделать вид, что не замечает его. Она просто не в силах была отвести от него глаза и лишь старалась справиться с внезапно зачастившим пульсом и унять странное томление. Да и какая женщина не залюбовалась бы сейчас Кейном Мертоном! Кристин ощутила болезненный укол в сердце, когда представила, какое впечатление он должен производить на слабый пол.
Во все времена такой мужчина был бы желанным. К нему тянулись бы все женщины, восхищаясь его физической мощью, острым умом, окружавшей его аурой властной силы, которая легко позволяла ему везде стать лидером, если на то была его воля. Одного лишь Кристин не понимала: как он, по его же собственным словам, безропотно наблюдал за тем, как брат уводил у него женщин. Что-то тут не сходилось…
Может, он чересчур горд, чтобы вступать в поединок из-за дамы сердца? Или считает, что должен получить подругу из-за своих исключительных качеств, не прилагая никаких усилий? Если так, то он самовлюбленный болван. Даже ничтожный опыт Кристин неопровержимо доказывал, что такого не бывает. Если обе стороны в равной степени не вкладывают душу в отношения друг с другом, не проявляют щедрости чувств, то рано или поздно подспудная горечь начинает отравлять радость совместного бытия.
Даже после первого мимолетного знакомства с Кейном Мертоном Кристин никак не могла взять в толк, как можно предпочесть ему Бена. Неужели женщины настолько слепы? Ведь эти двое мужчин столь же не схожи, как именинный шоколадный торт и палочка с сахарной ватой: первым можно не только наесться, но и насладиться, а от второго — никакой радости, просто розовый клочок чего-то сладкого и липкого.
Кейн приближался, и по коже Кристин забегали мурашки. Казалось, от него исходил мощный магнетизм. Может, если она отвернется, то избавится от этого ощущения? Но как же не хотелось отворачиваться! Этим утром серые глаза его вовсе не казались стальными. Они сверкали серебром. Подойдя к Кристин и поставив ногу на камень, он улыбнулся, и по ее венам тотчас заструилось волшебное тепло.
— Ваши волосы — словно маяк, я увидел их издалека. Они отражают солнечные лучи, как зеркало, и блестят на солнце, ослепляя. И сами вы кажетесь вышедшей из моря сиреной.
Это был приятный комплимент. Кристин не удержалась от улыбки.
— Разница лишь в том, что я вас не приманивала.
— Согласен. Вы выглядели такой ушедшей в себя, поглощенной собственными мыслями… Я помешал?
— Я уже собиралась в обратный путь. Проголодалась.
— Вы уже давно здесь?
— С самого рассвета.
Кейн внимательно всмотрелся в ее лицо. С утра она даже не прикоснулась к косметике. На губах его заиграла улыбка, а взгляд вдруг сделался таким, что Кристин почувствовала, как рушатся один за другим ее бастионы, а глупое сердце своим отчаянным биением заглушает голос рассудка.
— Возможно, мы оба куда лучше отдохнули бы, — произнес он вкрадчиво, — если бы спали в одной постели.
Кристин почти перестала дышать. Воображение стремительно нарисовало картину: они лежат в объятиях друг друга, наслаждаясь блаженной усталостью, их мысли текут медленно и лениво… Опомнившись, она принялась гнать прочь опасные видения, но вести себя так, словно его слова не более чем пошлый комплимент, уже не могла.
— Вы часто оказываетесь в постели с женщиной в первый же день знакомства?
— С первой встречи я каждую ночь мечтал о вас. И желание воплотить мечту в действительность усиливалось с каждым днем.
— Вы торопитесь, Кейн, — как могла безразличнее произнесла она. — А мне спешить решительно некуда. К тому же должна признаться, что вы вовсе не были предметом моих грез. Скорее, наоборот. Вы для меня неотъемлемо связаны с той ночью, которую я хотела бы как можно скорее позабыть. И я не могу в своем сознании отделить вас от вашего брата.
— Полагаете, я тоже бабник?
— Я полагаю, что вы, в сущности, не любили ни одной из своих женщин. И не утруждали себя, стремясь сделать их счастливыми. В этом я вижу сходство между вами и Беном.
Серые глаза Кейна похолодели.
— По-вашему, чтобы покорить женщину, ей надо беспрестанно льстить?
Кристин покачала головой:
— В отношении некоторых особ это совершенно справедливо. Но для меня поступки всегда значили много больше, чем слова. Видите ли, женщина вряд ли будет чувствовать себя любимой и желанной, если мужчина равнодушен к тому, что она делает со своей жизнью.
Кейн нахмурился:
— Сожалею, если невольно позволил вам составить обо мне такое мнение.
— Вы же сами сказали, что никогда не соперничали с братом. Ну же, признайтесь откровенно, что вы предпринимали, когда он начинал ухаживать за кем-нибудь из ваших подруг?
— Он никогда не позволял мне этого заметить. — Губы Кейна скривились в язвительной усмешке. — В такой ситуации, согласитесь, соперничать затруднительно.
Вот, значит, как! Бен обделывал свои делишки за спиной Кейна, как ночной вор! Кристин с легкостью представила себе, как Бен Мертон упивался такого рода победами над своим куда более уважаемым и добропорядочным братом, как похвалялся потом своими подвигами. Для него это было своеобразным способом доказать, что он — лучше, хотя бы как мужчина. Ей неожиданно пришло в голову, что за таким поведением скрывалась неуемная жажда мщения.
— Должно быть, он ненавидел вас, Кейн! — вырвалось у нее.
И как после всего этого в его душе сохранились теплые чувства к брату!
— Да, — кивнул Кейн. — Его ненависть имела глубокие корни. Ведь я был отцовским любимцем. — Помолчав, он с горечью добавил: — Родителям, конечно, не следует оказывать предпочтения одному ребенку перед другим, но так уж вышло. Бен всю жизнь мне за это мстил.
— Так вы считаете это извинительным?
— Я ведь прекрасно понимал, что им движет, Кристин. А понять — значит простить.
Между нами всегда была полная ясность: он знал, что я знаю. Думаю, для него я был единственным в своем роде. Это были странные отношения. Он отчаянно во мне нуждался, но вместе с тем и тяготился самим фактом моего существования. Ведь это нелегко — знать, что ты для кого-то как открытая книга.