— Сильно?
— Нет, вроде не очень.
— Наверное, вам лучше снять сапог.
— Нельзя ли вызвать кого-нибудь из Плейс-хауса?
— Разумеется. Но лучше высвободить лодыжку, пока она не отекла.
Селина Поуп чуть приподняла юбку.
— По-моему, она уже отекла.
Высокий сапог из серой лайковой кожи с шестью застежками сбоку. Джереми стал медленно и осторожно расстегивать, стараясь не нажимать на ногу.
После смерти в 1808 году сэра Джона Тревонанса его наследник и брат Анвин продал Плейс-хаус мистеру Клементу Поупу, по слухам, богатому торговцу из Америки, который привёз с собой миловидную вторую супругу Селину и двух дочерей возрастом меньше двадцати лет от первой жены. Мистер Поуп, неприветливый пожилой человек лет шестидесяти с длинной тонкой шеей, отличался редкостным занудством, его голос напоминал скрип несмазанных дверных петель. Он стремился пробиться в корнуольское общество, удачно выдать замуж дочерей, но попытки не увенчались успехом. Виноват по большей части был он сам, по причине несуразного сочетания строгой бережливости и набожности, которая настолько оскорбляла тех, кого он и хотел впечатлить, что даже старый сэр Хью Бодруган не выдержал и сказал: «прямо как чёртов бродячий торговец».
Полдарки неоднократно встречались с его семьей и были неизменно дружелюбны, особенно с дочерями Летицией и Мод, ровестниц Клоуэнс. Хорри Тренеглос какое-то время отчаянно заигрывал с простушкой Летицией; но теперь серьёзно нацелился на Анжелу Нанкивелл из Ламборна. Джереми нравилась хорошенькая Мод, но он старательно избегал любых обязательств. Что касается мачехи...
Что касается мачехи, то она выглядела лет на двадцать шесть...
— Я пробовал поймать вашего коня, миссис Поуп. Но он убегает. А вообще-то я умею ладить с лошадьми. Этот же кажется чуточку необузданным.
— Амбой — конь моего мужа. Но здоровье мистера Поупа не позволяет вывести его на прогулку, так что я решила дать ему размяться.
— Разумней было бы поручить это конюху.
— О, я и раньше на нём уже ездила, — сухо ответила она.
— Как себя чувствует мистер Поуп?
— Сам не свой. Кажется, волнение или чрезмерное беспокойство вызывает подагрические боли.
— Вас лечит доктор Энис, насколько мне известно.
— Да, в последнее время.
— Лучше вам и не найти, уж поверьте.
— Мне так и говорили. — Её достоинство было чуточку ущемлено.
Последняя застёжка наконец была расстёгнута, и Джереми увидел отёкшую лодыжку. Он ухватился за каблук и слегка потянул. Миссис Поуп поморщилась.
— Ужасная боль.
— Тогда придется разрезать сапог. Если вам не слишком жалко.
— Нет. О нет... Но...
Джереми взглянул на неё. Для него она всегда была миссис Поуп, а он просто «Джереми». Это отмечало разницу в их положении, проводило границу в отношениях юноши и замужней дамы, заменившей мать двум девицам, что вроде должно его восхищать. Значит, теперь их отношения станут другими, хотя раньше ему не приходило в голову, что такое может случиться.
— Ты можешь сходить за помощью? — спросила она.
— Разумеется, я так и поступлю. Но вашей ноге будет куда удобней, если я сначала разрежу сапог.
С этими словами он пошарил в кармане и вытащил складной нож. Как раз вчера он наточил лезвие.
Джереми раскрыл нож и просунул его между ногой и сапогом. Селина Поуп наблюдала с интересом.
Нож разрезал кожу и даже не порвал чулок. Когда Джереми наконец снял сапог, она произнесла с облегчением:
— Благодарю, Джереми.
— Не за что.
Она присмотрелась.
— Да, ступня точно отекла.
— Если вы снимите чулок, я наложу холодный компресс. Схожу к канаве с водой на другой стороне поля.
— А где ты возьмёшь ткань для компресса?
— У меня есть платок.
— Ты не мог бы поймать Амбоя?
— Полагаю, это пока невозможно. Он наслаждается жизнью. В любом случае, домой на нём вы уже не поедете.
— Что ж...
— Почему вы назвали его Амбой?
— А что?
— Это необычное имя.
— Это название местечка в Америке, где мы жили. Чуть южнее Нью-Йорка.
Джереми присел на корточки рядом с ней. На солнце наползли летние облака. Стая комаров мерцала, зависнув над наперстянками.
— Я так и не спросил. Вы американка?
— Моя мать американка. А сама я родилась в Эссексе.
Он поднялся.
— Пойду платок намочу. А вы пока снимите чулок.
Он направился к канаве, в которой после вчерашнего дождя скопилась вода. Затем разорвал платок и смочил половину. Вернувшись к миссис Поуп, Джереми увидел, что та послушалась. Он по-дружески ей улыбнулся, и в силу молодости решил взять инициативу в свои руки и перевязал голую ступню и лодыжку. Так уж случилось, что раньше он не видел женщин с накрашенными ногтями. Сначала он было решил, что это кровь. Их вид его заворожил.
— Такая удача, что ты шёл мимо, — прервала она молчание.
— «Так добрые дела в злом мире светят».
— Откуда эти строки?
— Эти? Не помню. Кажется, изучали в школе.
— Ты возвращался из Сент-Агнесс?
— Да. Советовался с капитаном Уил-Китти.
— Ты очень умный, мне говорили, что тебе нет равных в создании механизмов.
— Я не изобретатель, миссис Поуп. Разрабатываю чужие идеи и иногда их чуть улучшаю.
— Этим и занимаются изобретатели, Джереми. Каждый делает шажок вперед, опираясь на достижения предыдущего.
— Вы очень любезны в оценке, — улыбнулся Джереми.
— И по справедливости.
— Только отчасти. Но только настоящие изобретатели совершают передовые открытия, о которых ещё никто даже не подозревал... У вас есть булавка?
Она замешкалась, затем вытащила из-под отворота жакета короткую булавку с серебристой головкой.
— Благодарю вас, — он воткнул её в повязку и закрепил, чтобы держалась.
Неподалеку Амбой мирно щипал траву.
— Как думаешь, сможешь его поймать?
— Нет. Только с посторонней помощью. Или надо дождаться, когда он озябнет и устанет.
— Что ж, было бы славно, если бы ты сбегал за помощью.
Он выпрямился.
— Понятно, что я не доктор, но держаться будет. Я отнесу вас домой.
Она взглянула на него, лилово-голубые глаза с песчаными ресницами сузились.
— Тут больше мили, — возразила она. — Умоляю, даже не думай. Сообщи в Плейс-хаус.
— Что без малого займет сорок минут туда и обратно. А солнце уже садится. Сдаётся мне, мистер Поуп не одобрит, что я оставил вас одну.
Он поднял с земли чулок, свернул и сунул в карман. Затем поднял шляпу и сапог.
— Лучше сохранить, — посоветовал Джереми. — Разумеется, его можно зашить. Если вы его подержите.
На облаке мерцали всполохи, словно разлетались в воздухе клочки горящей бумаги. Лишённая телёнка корова дико ревела на склоне в направлении Тренвита.
— Я не из лёгких, — предупредила миссис Поуп.
— А как же иначе, — ответил Джереми и нагнулся, чтобы взять её на руки.
Она обвила руками его за шею и выпрямила ушибленную ногу, чтобы ему легче было поднимать. Чуть покряхтев, он наконец поднял ношу.
— Проклятье, — чертыхнулся он. — Забыл ваш кнут. Погодите, кажется, я могу наклониться.
— Брось, — сказала она. — Можно потом вернуться.
Они двинулись в путь. Джереми вдруг вспомнил об изгороди у бухты Тревонанс и стал прикидывать, как её преодолеть; но как оказалось, изгородь имела проёмы, чтобы беспрепятственно переходить с одного поля на следующее; им пришлось преодолеть только один переступок и ворота, которые Джереми сумел открыть с ней на руках. Что касается ступеней, то он поставил её, и миссис Поуп стояла на одной ноге, пока Джереми не перелез дальше.
Пусть она и оказалась тяжелее, чем думал Джереми, но путешествие было отнюдь не утомительным. По пути они перекинулись несколькими словечками, но она попросила:
— Умоляю, отдохни, если устал.
— Нет, благодарю.
— Ты, наверное, силач.
— Да не очень.
— Но и не хилый молодой джентльмен.
— Я трудился на ферме. И разумеется, на шахте. И разными способами... — он нахмурился и помрачнел.