— Не знал, что можно приручить шакала, — удивился Джеффри Чарльз.

— Приручить можно, нужно только набраться терпения. Когда-то у меня был медвежонок, но он умер... У моего кузена есть змея. — Она подняла чёрные брови в сторону Джорджа и хрипло рассмеялась. — Видишь, Джордж, какими раздражающими могут быть мои питомцы.

— Я уже основательно привык к твоим питомцам, — сказал в ответ Джордж. — Миссис Полдарк, выпьете чая?

Это послужило им знаком удалиться; отказавшись от дальнейших напитков, они простились с Джорджем, который сослался на дела, и проследовали за Харриет, Урсулой и двумя псами в конюшню. Там Харриет уговаривала Джеффри Чарльза взять коня по кличке Баргрейв.

— Мы купили его на аукционе; твой кузен Росс торговался с нами, но всё же отступил; у коня отличный денник, не какой-то там грязный закуток; а вот эта гнедая кобылка больше подойдет для Амадоры, Заря не слишком выносливая, но быстро преодолевает короткие расстояния и послушная.

***

Они уже порядочно отъехали, и дождь прекратился; капельки воды на лицах почти высохли. Амадора с удовольствием смеялась, её весьма порадовал утренний визит. Они перешли на испанский и всю дорогу болтали.

— Мне кажется, сэр Джордж не такой уж и злой человек, — сказала она.

На что Джеффри Чарльз ответил:

— Он совершал дурные поступки; каждый раз, когда его вижу, это сразу всплывает в памяти; но мне трудно оценить масштаб совершенного им зла, да и нет особого желания его судить. С одной стороны, он постарел... А кроме того... причин — по крайней мере, некоторых причин, больше не существует. Все они были связаны с моей матерью.

— Как это?

— Ох, дорогая, как бы это выразить в нескольких словах? Росс Полдарк, мой кузен, другой капитан Полдарк, с которым ты увидишься завтра, хотя теперь и живёт счастливо со своей женой Демельзой, когда-то любил мою мать.

— Извечный любовный треугольник?

— Скорее квадрат, если улавливаешь ход моих мыслей.

Ненадолго повисла тишина, слышался только цокот копыт. Они спускались с холма по направлению к главной дороге.

— Росс и Джордж были на ножах по нескольким причинам: из-за медеплавильного проекта, моего отца, а также из-за обвинений в бунте и нападении, что едва не привело Росса на виселицу... Брак моей матери с Джорджем вызвал окончательный раскол, и это воздвигло между ними пропасть.

Дорога снова превратилась в узкую тропинку, и они поехали гуськом.

— Англия такая зелёная, — с восторгом отозвалась Амадора. — Никогда не видела столько зелени. Такой сочной, буйной и пышной.

— Погоди, когда пересечем хребет. На другом берегу — на моём берегу — всё совсем по-другому.

Они выехали на главную дорогу, но Джеффри Чарльз свернул к холму. Подъём на узкой тропинке, заросшей папоротником и ежевикой, оказался крутым и нелёгким. Через двадцать минут они взобрались на холм, и пока переводили дыхание, оглянулись на пройденный путь.

— Так зелено, — повторила Амадора.

— Скоро мы окажемся на дороге в Редрат, она хотя бы хорошо протоптана. Затем повернём направо, на Сент-Дей. Это самая скверная часть пути. Ты не притомилась, малышка?

— Притомилась? — спросила она. — Что значит притомилась?

Они поехали дальше.

— А дальше? — опять спросила Амадора.

— Дальше?

— Разве ты рассказал обо всём случившемся в детстве?

— Да. Конечно. Я был слишком юн, чтобы всё понять. Но со временем понял, сопоставляя те или иные подробности...

— Твоя гувернантка, ты говорил, Мальвена, из-за неё возникла куча неприятностей?

— Морвенна. Это случилось позднее, когда мне исполнилось десять... — он размял повреждённую руку. — Мы с ней подружились. Но однажды повстречали Дрейка Карна, брата Демельзы, и они с Морвенной стали близкими друзьями, больше чем просто друзьями. Безумно полюбили друг друга. Единственным препятствием была разница в их положении: Дрейк не принадлежал к тому же кругу, что и Морвенна, а родство с Полдарком стало причиной особой ненависти Джорджа. Тот навязал Морвенне брак с отвратительным священником по имени Осборн Уитворт. — Джеффри Чарльз сердито пожал плечами. — О тех временах... лучше забыть. Но когда это всплывает в памяти...

Амадора сильнее натянула узду.

— Но ведь ты говорил, что несколько лет назад этот Дрейк с Морвенной поженились. Как это понять?

— Этого священника Уитворта убили грабители, либо он неудачно упал с лошади. В общем, он умер. И через некоторое время Дрейк с Морвенной поженились. Мне уже исполнилось пятнадцать, я учился в школе. Разумеется, он мне писал. Морвенна тоже. Но всё равно приходилось читать между строк и узнавать правду от других людей.

— Какую правду?

— Вскоре после свадьбы умер управляющий небольшой верфи в Лоо по имени Блюитт. Они с Россом были совладельцами верфи. Росс предложил должность Дрейку, и тот согласился, а в следующем декабре они переехали туда. У них есть дочь, благодарение Всевышнему... Теперь ты понимаешь, о чем я? Видишь, вся листва опала.

Они продрались сквозь спутанный подлесок и выехали на вересковую пустошь, где паслись козы; в ручье крутилось водяное колесо и с шумом приводило в действие железные стержни; на горизонте виднелись лачуги, мулы с переметными сумками шли по дороге. Сильный ветер нагнал низкие тучи.

— Ах, это напоминает Испанию, — обрадовалась Амадора.

— Вот только солнца нет.

— Солнца нет. Но иногда же его видно? Вчера вечером оно светило.

Они двинулись дальше.

Джеффри Чарльз продолжил:

— Преподобный Осборн Уитворт настолько грубо обращался с женой, что после его смерти Морвенна поклялась больше никогда не выходить замуж, даже за Дрейка. Физическая близость стала для неё чем-то непристойным. Лишь после долгих убеждений, когда Дрейк обязался не ждать от неё супружеской близости, она наконец согласилась. А через полтора года после переезда в Лоо у них родилась дочь... Мне не терпелось навестить их... Ты успеваешь за мыслью, или я слишком быстро говорю?

— Да, успеваю.

— Я приехал и увидел, насколько они счастливы и рады рождению ребёнка. Морвенне, как сказал Дрейк, всё всёещё снятся кошмары, которые на неделю выбивают её из колеи, и тогда она не выносит его прикосновений. Но кошмары снятся всё реже; и всё равно в промежутках между кошмарами, как сказал Дрейк, между ними мир и любовь.

Свиньи копались в грязи у хибары с соломенной крышей, пьяно покосившейся в сторону треугольного поля, где работали женщина и трое детей.

— Красиво, — сказала Амадора.

Джеффри Чарльз рассмеялся.

— Это как посмотреть. Вон там два дома, видишь, один из них развалился. Ты ведь понимаешь слово «живописный»?

— Ну конечно. Живописный. И красивый тоже.

Услышав голоса, женщина с детьми прекратили работу и уставились на них. Джеффри Чарльз поднял руку в приветственном жесте, но никто не помахал в ответ.

Вскоре они выехали на пустынную местность, где совершенно отсутствовала растительность и всё было отдано под нужды горняков. Стояло несколько жалких хибар; полуголые ребятишки ковырялись в пустой породе, выброшенной при выемке грунта; заросший илом водоём источал зловоние, к которому примешивался запах серы и дыма, пока всё не разгонит ветер. Туда-сюда сновали шахтёры и погонщики мулов в рабочей одежде; тощие и бледные дети постарше трудились в цехах по обогащению руды, просеивая олово и стоя босиком в воде. Казалось, все либо рыли землю, либо только что закончили рыть. Кое-где виднелись ямы, частично заполненные водой. В раскопах размером не глубже могилы мелькали заступы, а иногда и фетровые шляпы. Семь или восемь доменных печей чадили, многие были заброшены, а от некоторых остались лишь развалины.

— А это что такое? — спросила Амадора, указывая на разбросанные повсюду круглые будки, крытые соломой.

— Это подъёмные устройства.

— Устройства? Что за устройства?

— Приводы. Они крепятся к лебёдке, которая опускает ведро в ствол шахты. Ведро поднимает как воду, так и руду.

Амадора придержала лошадь и посмотрела сначала на будку, затем перевела взгляд на двух мулов, выполняющих роль тягловой силы, которые медленно и непрерывно двигались вокруг строения. На одном муле сидел проказливый мальчишка и подгонял обоих палкой. Он сделал неприличный жест в сторону глазеющих на него хорошо одетых людей.