А еще Иван был удивительно нетребовательным, что выгодно отличало парня от всех Люсиных бывших любовников. Но именно такому и хотелось по максимуму отдавать всю себя. Баловать и лелеять. Всеми возможными способами: руками, губами, языком… Когда Люся впервые взяла его в рот… Ваня дернулся, и подхватился на постели…
— Что… черт… что ты…
— Тебе не нравится?
— Очень, но…
— Тогда ляг, и не мешай!
И она вернулась к своим ласкам, наблюдая из-под ресниц, как судорожно сжались его руки, вцепившись в простыню, как он стиснул зубы, отчего мышцы на его мощной шее обозначились особенно отчетливо. Какой же красивый… В ее постели… Невероятно просто!
— Люсенька… Люся… Я уже кажется… я уже…
Вот так… Вкусный, пряный, её… Пусть ненадолго, пусть пока не надоест, но ведь её! Слабый, как котенок, подрагивающий от пережитого удовольствия… Совершенно шикарный мужчина.
— Люсь, привет… Я ужасно соскучился… Только и жду вечера…
— Привет, Ванечка… Так я же сегодня к подруге иду, на день рождения ее дочери. Ты забыл, что ли?
Наверное, забыл. Тишина, повисшая в трубке, была тому подтверждением.
— А… Ну, да. Забыл. Слушай, а мы не можем вместе пойти, да?
— Вместе? Вань, так там же куча орущей ребятни, и все такое… Неинтересно совсем, — оправдывалась Люся, не совсем понимая, почему ему вообще взбрела в голову такая идея.
— А, ну… Ладно. Может быть, я тогда за тобой после заеду, и поедем к тебе? Или… куда захочешь, поедем.
Эта идея Люсе понравилась гораздо больше.
— Хорошо, Ванюш… Ну, все, давай, а то тут уже коллеги подтягиваются.
— Приятного аппетита.
— И тебе.
Люся сбросила вызов и, как ни в чем не бывало, уставилась на Танечку, которая с заставленным подносом пробиралась между столиками небольшой кафешки, где они обедали.
— Как можно столько жрать, и не толстеть? — в очередной раз удивилась Люся, окидывая взглядом Танечкин обед.
Та незлобиво улыбнулась. Она вообще была удивительной добрячкой. Вот только, если бы еще не такой бедовой…
— У меня быстрый обмен веществ.
— Угу… Или ты продала душу дьяволу. Одно из двух, — пошутила Люся, ковыряя свою запеканку.
— Тебе ли жаловаться! После того, как ты ушла от Толика, на тебя просто налюбоваться невозможно!
И похудела так… За пару недель всего, и глаза горят!
— Подозреваю, глаза у Люсеньки от другого горят. Ну-ка, признавайся, Люська! Нашла себе уже кого-то?
— Что? Да, нет… Вы, что, Ирина Сергеевна? Мне теперь не скоро с кем-то отношения заводить захочется, — парировала Люся, и даже практически не соврала. Их связь с Ванечкой отношениями уж точно не назовешь. По крайней мере, серьезными. Так… Голый секс. Очень классный, отпадный секс…
— А вот это — зря. Ты не молодеешь, Люсенька. А потом, в старости, знаешь, как одной будет тяжело.
Так что, ты уж слишком носом-то не верти. Права Танечка, похорошела ты, даже, кажется, помолодела, вот и включай обаяние на всю катушку. А вот хоть бы и на Ручкина внимание обрати. Он в прошлом году развелся.
Ирина Сергеевна с намеком покосилась на соседний столик, и Люся, стараясь не привлекать к себе внимание, проследила за ее взглядом. М-да… По сравнению с Ванечкой, Вова Ручкин выглядел как некое потасканное недоразумение. И что, спрашивается, она не достойна кого-то получше?
Сантиметров на двадцать повыше, килограмм на десять худее (хотя, да, учитывая параметры самой Люси, это требование казалось несколько завышенным), ну и с какими-никакими волосами, а не с этим вот остатком былой роскоши, зачесанным на один бок.
— Нет уж, спасибо. Не мой фасончик. — Люся промокнула рот салфеткой и поспешно встала из-за стола. — Пойду я, работы много.
Она не соврала. Работы и впрямь было невпроворот, вот только сбежала Люся вовсе не из-за неё. Ей стало ужасно страшно, что после Вани она не захочет никого другого. Что он станет ее наваждением, или уже… стал. Вот так, запросто, за пару недель. О чем говорить, если уже сейчас Люся и думать ни о ком другом не могла?! Стоило представить какого-нибудь, наподобие того же Ручкина, в своей жизни, и все — в горле образовывался огромный мерзкий ком. Будто бы ее вот-вот стошнит.
Остаток дня Люся провела в безуспешных попытках обрести хоть какое-то подобие спокойствия. Но все равно к Ирке Чипижной ехала непривычно подавленной и притихшей. Дверь ей открыл Иркин муж. В квартире на полную катушку орала музыка, заглушаемая время от времени громкими раскатами детского хохота.
— Добро пожаловать в ад, — с радушной улыбкой вахтера дурдома поприветствовал Люсю Сергей.
— Это Настюхе… — прокомментировала та, вручая мужчине пакет с подарком.
— Ну, так ей и отдай. Наа-а-асть! Иди, посмотри, тут тебе очередное счастье привалило…
Из-за двери детской высунулась голова с жиденькими хвостиками по бокам. Они уныло свисали вниз, подобно пейсам ортодоксального еврея. Почему нет такого закона, который бы запретил детям перенимать худшие родительские черты? Например, как было бы хорошо, если бы Настька унаследовала шикарную гриву Сереги, а не Иркины три пера? Или это Серега виноват… и его хилые гены? Вот у Ивана — сто процентов — родится маленькая кудряшка…
Возвращая мысли гостьи в менее опасное русло, Настя с визгом бросилась к ней на шею и подхватила пакет:
— Это все мне? — оглушая визгом, закричала девочка.
— Ага… Примерь. Не мала?
— Ух, ты… Смотри, па… Со стразами… И Парижем. Ну, кру-у-уто! Мам, сюда еще ту юбку пышную из фатина нужно, правда? Купишь мне юбку, а? — затараторила, вертясь перед матерью, девочка.
— Привет, Люсь. Классная кофточка.
— Ага. Здесь еще игра, Насть…
— Ух, ты… Я такую давно хотела. Ань, Маш… смотрите, что мне тётя Люся подарила…
Девочка снова умчалась в свою комнату, а Люся, передав пальто в руки Сергея, последовала за подругой в кухню, где царил жуткий холод.
— Поставила курицу в духовку, и забыла. Пришлось окна нараспашку открывать, — пояснила Ирка, поежившись. — Серый… Принеси Люсе кофту и теплые носки. Только чистые!
— Ну, и на том спасибо… — пробормотала гостья, усаживаясь за накрытым столом. — Кто-нибудь еще будет?
— Да, нет, может, Витка придет, да Саня с Наташкой. Днем бабушки заезжали. Чаю попить…
Специально так было задумано, чтобы мы могли вечерком молодежью посидеть.
— Ты, что ли, отгул брала?
— Угу. Сказала, хоть режьте меня, а денек нужен. Ну… чего сидишь? Накладывай себе картошки… А курицу будешь?
— Ту… сгоревшую?
— А что, поди, не в ресторане… Там только нижняя часть поджарилась. Вторая, вроде, ничего.
— Эээ… Ну, да… Чего это я и впрямь.
— Ну, Серега… Давай, за здоровье именинницы.
— Слушай, а тебе не кажется, что мы, ну… зачастили, что ли?
Ирка замерла, с её вилки в тарелку свалился рыжий маленький грибок, та вновь поддела его вилкой, справедливо рассудив:
— А что делать? Вон, поводов сколько… Не сопьемся уже, раз в институтской общаге не спились.
— Думаешь, это нам не грозит?
— Факт…
— Ну, тогда, Серега, и правда… Наливай.
Иркин муж схватил бутылку шампанского, стрельнул пробкой в потолок, за что получил приличный нагоняй от жены, и, радостно скалясь, разлил вино по бокалам. Иркина курица и правда вышла не такой уж плохой. С тонким запахом гари, который позволял представить, будто бы мясо пожарили на костре… Какая никакая — романтика.
— Сейчас опять у тебя нажрусь, на ночь глядя… — заметила Люся. — С этим точно нужно что-то делать… В спортзал, что ли, пойти?
— Давай, Люсь! Здоровый образ жизни — это нынче модно, — поддержал разговор Сергей.
— Вот и я так думаю. А что, главное, для фигуры полезно. Ирка, пойдешь со мной?
— В спортзал? Ты серьезно, Люся?! Из меня в разные периоды жизни вылезло три человека…
Думаешь, спортзал поможет моей фигуре?
— Почему бы и нет… Три человека из тебя вылезли, Ира. А кажется, что ты их сожрала!
— Ну, всё, Чипижный! Тебе — хана! — угрожающе приподнялась со своего места Ирка.
От верной смерти ржущего Серегу спас звонок в дверь — подоспели новые гости. В общем, вечер удался, и было даже весело. Дети праздновали на своей территории, взрослые — на своей. И, в общем-то, друг другу не мешали. Одно Люсе не давало покоя — то, что она отказалась взять Ивана с собой.