Юлия Резник - Чемодан

Дома Люся оказалась только в двенадцатом часу. И лишь тогда увидела пропущенный от Ивана.

Сердце сладко замерло, разливаясь легким теплом по телу. Не выдержал, мальчик… Первый мириться решил. Почему-то Люся нисколько не сомневалась, что он решил именно помириться. На секунду задумалась — перезванивать или нет. Пусть не думает, что она только этого и ждала! Да и поздно уже. Но потом, все же, решилась — если не выяснить все сейчас, то уснуть не сможет от любопытства. А у них, и правда, конец года, и нужно иметь свежую голову, чтобы этот самый год закрыть.

— Алло? Привет, Ванечка! Ты звонил… а я у мамы была на юбилее. Вот и не слышала… Ты что-то хотел мне сказать? — затараторила возбужденно в трубку.

— Привет. Да, вообще-то хотел. Только… забыл, что праздник сегодня. Извини, если побеспокоил.

— Нет-нет! Да, ты что?! Ты не побеспокоил. Это ты меня извини, что сразу не ответила. Ну… Так что ты хотел сказать?

— Это не совсем телефонный разговор.

— Правда? Тогда, может быть, ты приедешь? И… поговорим?

Ненадолго в трубке повисло молчание.

— А не поздно?

— Ну, если ты не занят и не слишком устал…

Он устал. Очень. Последние дни на стройке довели его до белого каления. Гринева не уволили, и даже не отстранили, но все прекрасно понимали, что это лишь до поры до времени. Пока не найдут замену. А потому он бесился. Не хотелось мужику заканчивать старый год в незавидном статусе безработного. Иван его мог понять. Сам дорожил своим местом. Однако, все чаще он стал задумываться над тем, чтобы уйти. И их расставание с Люсей этому решению тоже во многом способствовало. Хотелось поскорее забыть обо всем, с ней связанном, избавиться от боли, которая в последнее время оккупировала сердце. Но прежде — им действительно стоило кое-что уладить.

— Договорились. Я подъеду в течение получаса.

Люся в блаженстве прикрыла глаза. А потом резко встрепенулась. Ей обязательно стоило прихорошиться! Быстрый душ, проверка на гладкость, которая не подвела, и самое сексуальное белье, имеющееся в наличии — сливовый комплект с кружевными вставками и игривым бантиком на пояснице. Точно… Ванечка озвереет! К сожалению, Люся еще не в достаточной мере избавилась от комплексов, поэтому сверху на себя накинула легкий халатик — вроде бы, и прилично, и сексуально!

Бросила взгляд на часы, прошлась щеточкой по бровям, аккуратно прокрасила ресницы. Немного блеска на губы, и все — красота! Люся нервно улыбнулась собственному отражению в зеркале, поправила волосы и, щелкнув пальцами, побежала к холодильнику. Последняя бутылка шампанского — незаменимая вещь в процессе примирения.

Наконец, зазвонил домофон. Не спрашивая, кто пришел, Люся открыла дверь и с улыбкой замерла у порога. Как всегда, когда он вошел в прихожую, та будто бы сжалась. Вот он… Красивый. Желанный.

Родной. Наконец-то… Это были самые худшие дни — без него! А сейчас… будто бы и не было ничего.

Будто бы не эта самая прихожая стала свидетелем их ссоры. Хотя, ссоры ли? Они и не ругались вовсе, если так разобраться…

— Ваня…

— Люся…

— Ты первый! — засмеялась она, опьяненная его присутствием, счастливая!

— Ладно…

— Да, ты проходи, разувайся… Чего мы в дверях стоим?

— Нет-нет. Я ненадолго. Буквально на пару минут.

— Да? — Люся сдвинула брови и уже более нервно поинтересовалась: — Тогда… что ты хотел сказать?

Ей показалось, что Иван на секундочку растерялся. Она знала его таким. Нерешительным, стеснительным, чуточку старомодным…

— Я хотел узнать… У тебя не начались еще месячные?

— Нет, Ванечка… Все хорошо. — Люся снова улыбнулась, закидывая парню руки на шею. Почему-то она решила, будто Ваня задумал помириться с ней в постели, а теперь переживает, что им может что-то помешать. Поэтому вопрос Ивана её нисколько не смутил.

— Ты же мне скажешь, если у тебя будет задержка?

Иван аккуратно снял Люсины руки со своих плеч и, придерживая их у ее бедер (словно боялся, что она вновь на него накинется!), не мигая, уставился на женщину.

— Задержка?

— Да. Мы дважды не предохранялись. И, несмотря на то, что у нас не сложилось, я не хотел бы, чтобы ты, в случае чего, принимала решение относительно судьбы нашего ребенка самостоятельно.

— Самостоятельно? — как попугай, повторила Люся, не в силах поверить, что вот этот жесткий, неулыбчивый мужчина и есть ее Ванечка.

— Да. Я категорически против аборта. Если… если ты по какой-то причине не захочешь воспитывать моего ребенка, я его с радостью заберу себе. Только роди.

— Эй… Я не собираюсь отказываться от своего ребенка или делать аборт! — запротестовала Люся. Ей было до жути обидно, что он вообще мог подумать о ней такое, но она не дала своей обиде взять верх.

В конце концов, ведь из-за нее они пришли в эту точку! Если бы не её тараканы, этого разговора не было бы! Просто не могло быть…

— Это хорошо, — кивнул Иван, все также буравя Люсю взглядом полночных глаз. — Тогда… Я пойду.

— Я думала, ты пришел помириться… — прошептала она.

Иван покачал головой.

— Я, конечно, наивный парень… Но, все же, не глупый. На одни и те же грабли дважды не наступаю…

Ты позвони мне, как только все решится, хорошо?

У Люси было ощущение, будто ее ударили. Выбили из груди кислород, лишив возможности дышать.

Она вздрогнула, хотя звук захлопнувшейся за Иваном двери был совсем тихим, обхватила себя руками, съежившись в комок. Планируя свое примирение с Иваном, она совершила огромную… непоправимую ошибку. Люся забыла, что он не дает вторых шансов женщинам. Больше не дает…

Первым делом Люся поспешила избавиться от макияжа, который в сложившихся обстоятельствах выглядел довольно жалко и даже гротескно. Как клоунской грим… Как издевка, высмеивающая её глупость. Люся подошла к зеркалу и уставилась на свои размытые от слез очертания. Смочила в жидкости для снятия макияжа ватный диск, провела им по правому глазу, размазывая черную тушь по щеке.

Неудачница… Какая же ты неудачница, Люся Борщева! Никогда тебе в жизни не везло, а когда судьба, наконец, сжалилась, ты сама все профукала. Собственными руками разрушила счастье, которое было так близко. Плачь, Люся, плачь… Только это и остается. Только слезы и пустота…

Люся вытерла левый глаз, смахнула со щек влагу, максимально приблизилась к зеркалу. Остатки туши забились в морщинки. Женщина истерически засмеялась. Неудачница… Ей нужно было бросить все, и спасать свои отношения, а она с апломбом тянула время. Кем себя мнила в этот момент? Почему была такой самонадеянной? Глупой… недалекой… Взрослая ведь баба, а позволила такому случиться! И… как теперь быть?

Пошатываясь, Люся вышла из ванной. Взгляд зацепился за бутылку шампанского, стоящего в ведерке.

И снова с губ сорвался смех, каркающий, истерический… Может, если она напьется, станет немного легче? Хотя, скорее всего, в ее доме не найдется столько выпивки. Люся все же откупорила бутылку, налила в бокал. А потом бродила по пустому дому, время от времени прикладываясь к шампанскому, и слизывала с губ горькие слезы.

Четверг и пятница прошли для Люси, как в тумане. Четверг, потому, что после выпитого ей было ужасно плохо. А пятница… Пятница вообще хороша, только если тебе есть, с кем провести выходные. В ином случае — это далеко не самый радостный день. На работе, среди людей, получалось хоть как-то отвлечься. А в выходные… одиночество убивало.

Провожаемая злобным взглядом главбухши, Люся, уже по сложившейся традиции, ушла с работы одной из первых. Вышла из офиса, спустилась по ступеням, вдыхая свежий морозный воздух. Нехотя подошла к машине, но не стала в нее садиться. Почему-то хотелось пройтись. Возможно, чтобы отсрочить возвращение в свою осиротевшую квартиру. Недолго думая, направилась вдоль тротуара, а потом, сама не зная, зачем — побежала. Люся не понимала, как жить дальше, как поступить… Ей не хватало воздуха. Она стала понимать астматиков. Она задыхалась. Сердце стучало так сильно, что ей казалось, будто оно уже на пределе. В груди болело, но эта боль заглушала горькие мысли, и Люся была ей благодарна. Крохи оставшегося рассудка кричали, что уже никогда не будет, как прежде. Что-то навсегда изменилось. В ней…