— Если ты не перестанешь общаться с моей дочерью, Джен, я расскажу Хлои, кто такой этот твой Гарри Стайлс. Обещаю тебе, милая, ты еще ответишь за все.
Мои глаза остекленели. Я смотрела на Кейси и не узнавала ее. Вот что делает с людьми боль. Она сводит с ума. Убивает какие-либо светлые чувства, уважение, дружбу. Боль уничтожает все человеческое…
Я кивнула, медленно обходя женщину, после еще разок взглянула на подругу, изо всех сил заставляя себя улыбаться. Только так, и никак иначе. Чтобы Хейли не видела моей собственной боли. Я не могла сорваться при ней. Она будет чувствовать вину. Я не хочу этого.
Ошеломление и мольба на лице подруги, захлопнувшаяся за моей спиной дверь и гулкие шаги. Тупая боль в висках. Я все еще ненавижу тебя, Гарри. Когда ты поймешь, что ненависть — это неправильно? Может, тогда оставишь меня в покое?
Бессонная ночь. Жуткая до тошноты жгучая обида в груди. Презрение. Чувства смешались. Я не замечала времени. Час за часом, и в комнате стало светлее, пока серое небо не оповестило меня о новом дне.
Я встала. Прошла в ванную, как зомби, чувствуя себя чужой в этой квартире. Умылась, даже не взглянув на свое осунувшееся лицо. Выпила на кухне горького кофе.
И лишь около десяти утра, когда сотовый взревел громкой мелодией, напугав меня в этой звенящей тишине, я встрепенулась.
— Жду тебя внизу, — без приветствия сообщил знакомый голос, и я, прохрипев в ответ: «Хорошо. Я скоро», поплелась одеваться. Все же пришлось в спешке немного замазать красные пятна на лице, которые были последствием ночных рыданий. После этого я накинула куртку полегче, зная, что в машине будет жарко, и вышла из квартиры.
Гарри курил у машины, и вскинул на меня внимательные глаза, когда я, немного отворачиваясь от него, бросила:
— Привет.
Он докурил, уселся за руль. Я уже устроилась на переднем сиденье, пристегнувшись и глядя прямо перед собой.
Стайлс посмотрел на меня еще раз, завел двигатель и медленно выехал на главную дорогу.
— Что-то не так? — спросил он спустя некоторое время.
Мне совсем не хотелось делиться с ним проблемами. Тем более причиной их являлся он сам. Однако все равно вырвалось:
— Я вчера была у Хейли. Столкнулась с ее матерью… — дальше объяснять не пришлось, я боковым зрением уловила, как Гарри кивнул, поняв, о чем я. — Поверить не могу, — шепнула я, отворачиваясь и глядя в окно. Погода испортилась. Стало сыро и моросил дождь, убивая во мне все светлое, что я бережно хранила. Осталось какое-то беспросветное дерьмо. — Она запретила мне приближаться к Хейли, иначе, — я поглядела на Стайлса, который, сведя брови, смотрел на дорогу, — Кейси расскажет моей матери о тебе. О том, кто ты и чем занимаешься.
— И ты поверила ей? — вздохнул Стайлс, метнув в мою сторону короткий взгляд. — Она не может знать обо мне ровным счетом ничего. Только о моем отце. О нем теперь все наслышаны.
Я ничего не ответила, опять отвернувшись от него. Мне было тревожно. Я боялась за подругу. За маму. Да и за Кейси тоже. Неприятно сосало под ложечкой, и я все терла и терла ладонью грудную клетку, будто это могло мне как-то помочь.
Вскоре вид за окном сменился скучным пейзажем — серое небо, огромные пустынные поля с высохшей травой. И дождь. Бесконечный дождь. Мы молчали. Играло радио. Говорить совсем не хотелось. Я почти уснула, поскольку всю ночь не могла успокоиться. А здесь было так тепло, мягко укачивало. Так что я стала погружаться в сон и окончательно вырубилась.
Стайлс растормошил меня, когда мы уже оказались на огромных улицах Нью-Йорка. Мой сон оказался длинным. На машине до Нью-Йорка примерно пять с лишним часов езды, потому я успела неплохо выспаться. Меня немного удивило то, в каком положении я проснулась: сиденье оказалось разложено. Это уже Стайлс постарался.
— Спасибо, — буркнула я, потирая заспанные глаза, но Гарри только мельком взглянул на меня и снова отвернулся. Он много молчал. Я стала даже ощущать этот слегка подзабытый страх. Почему он такой угрюмый? Все еще решает свои вопросы? Или это из-за отца?..
Вырулив на широкую улицу, Стайлс остановился на светофоре и спросил:
— Ты не звонила матери? Она уже готова?
Я встрепенулась. Бог ты мой. Совсем из головы вылетело предупредить ее. Я вынула сотовый и набрала номер мамы. Та не ответила. Я прикинула в уме, что, вероятно, ее могут осматривать, спрятала телефон в карман, говоря:
— Сделаю ей сюрприз.
Стайлс кивнул. Вскоре мы, притормозив на пропускном пункте, пояснили охраннику, за кем приехали, тот проверил информацию в базе данных клиники, и мы въехали на парковку.
В странном напряжении мы поднялись на лифте на нужный этаж, предварительно узнав, куда именно надо подняться, и я, не выдержав уже в больничном коридоре, спросила:
— Почему ты не остался в машине?
Гарри, идя рядом со мной, сунул руки в карманы кожаной куртки, пожал плечами, снова промолчав.
— Что с тобой? — остановилась я.
— Со мной? — немного растерянно выдал он, и я поняла, что Гарри все это время думал о чем-то своем. Он тут же вздохнул, запустив пятерню в свои волосы, откидывая их назад, и добавил: — Отец все еще не под стражей. Это паршиво, Джен.
На этих словах я почему-то ощутила самый что ни на есть жуткий страх. Что-то было не так? Гарри что-то знал…
Он отвернулся и пошел вперед. Я проводила его взглядом.
Меня не удивило, когда он, быстро переговорив с медсестрой за стойкой ресепшн, кивнул в мою сторону, видимо, объяснив ей, что я дочь Хлои Дэвис, и двинулся дальше по коридору. Будто не я приехала за матерью, а он.
Вздохнув, я поплелась за ним, попутно улыбнувшись медсестре. Она ответила на улыбку тем же.
Какой-то визг, поднявшийся так внезапно, испугал меня до полусмерти. Я и без того нервная, а тут кто-то орет, будто не в себе. Не очень понимая, что происходит, почему все зашевелились, замелькала зеленая форма, почему Гарри застыл перед стеклом, за которым была чья-то палата, я медленно пошла к нему. Меня кто-то толкнул. Это была медсестра, она бросила свои извинения и забежала в ту самую палату.
Что творится в этой клинике? Ненормальные какие-то…
Странное оцепенение охватило все мое тело. Я тяжело переносила смерти. Даже чужие. Любая смерть была для меня чем-то за гранью возможного. Ведь сразу в голову лезли отвратительные мысли о родных…
Я все шла и шла. Казалось, коридор бесконечный. Потом остановилась. Вросла ногами в пол. Гарри смотрел на меня. Он никогда так не смотрел. А сейчас… Я не знала, как это понимать. Крики все еще звучали. Но я только сейчас поняла, что это были не вопли ужаса. Напротив, кто-то пытался помочь. Но кому?
Дыхание сперло. В груди разлилось что-то горячее. Я шагнула вперед. Ослабела. Потом…
Я побежала прямо к Стайлсу, который, резко сорвавшись с места, перехватил меня, на ходу отрывая от пола, а я просипела, уставившись за стекло палаты:
— Кто там? Что случилось? Я хочу посмотреть!
Множество людей в медицинской форме обступили чью-то койку и что-то делали. Они говорили друг с другом, передавая шприцы, зажимы, пока санитарка не втолкнула в палату каталку. Кто-то проорал:
— Большая потеря крови! Готовьте операционную! Живо!
— Зажмите рану! — выкрикнули в ответ.
— Гарри! — заревела я не своим голосом, принявшись вырываться. — Гарри! Кто там? Это мама? Это моя мама?
Стайлс не отпускал меня. Ему пришлось поставить меня на ноги, но он так и не отпустил. Я толкалась, кричала, пыталась обогнуть его, но Гарри не пускал меня туда. Он ловил мои руки, встряхивал, что-то говорил. Потом, кажется, даже прикрикнул.
Я сползала по стене, крича еще громче. Он подхватил меня подмышки, буквально втаскивая в лифт. Там стало только хуже. Я напугала персонал, что ехал с нами вниз. Медсестра даже обругала меня. Гарри рявкнул на нее.
Он продолжал трясти меня на парковке, говоря, что все будет хорошо. Я не верила. Не понимала, почему он не пускает меня к ней? Я ведь хотела увидеть маму? Я так и проорала ему в лицо, плююсь слюной и размазывая слезы. Заламывала руки, оборачиваясь на вход в больницу. Выла, хватаясь за волосы, ходила кругами. Потом Гарри кому-то звонил. Косился на меня. Бледный, злой. И я снова проорала: