Если он хотел именно этого - моей впервые покорно склоненной головы у своих ног, я в тот момент была готова. Не только застыть в позе покорности, принимая боль в коленях как благо, не только облизать очередные модельные туфли от носка до подошвы, я была готова сдаться окончательно и практически добровольно. Спать на цепи, покорно сносить его вторжения в свое тело каждую ночь, научиться находить в этом удовольствие - чего скрывать, я никогда и не теряла такой способности. Отрицала, да. Но не страдала. Истинная женская сущность преобладала над заскоками уставшего противиться разума, просто это пугало. Не доходило до меня, что я все это время симулировала нормальность, не признаваясь в этом себе. Что мне всю жизнь необходимо было отдать контроль, а не взваливать его на свои плечи, что б там не одобряло и не возводило в модный абсолют современное общество.

       Я поняла это давно, но призналась самой себе слишком поздно. Наблюдая с апатичным спокойствием, как поспешно, вместе с щелчком пощечины, свернула свои лагеря нахальная оккупантка по имени Любовь. Не стала ждать, когда ее уничтожат совсем, ушла до лучших времен, бросив напоследок на меня сочувствующий взгляд - прости, не поверила я тебе, ему действительно не нужны твои ответные чувства, раз он так беспечно кидает этот хрупкий фарфор, чтобы однажды не поймать на лету, уставшими руками. Я пришла к тебе очень поздно, непозволительно долго присматриваясь к тебе и подбирая ключи к тому самому сейфу, где стоило сложить свою атрибутику. Прости, Я во всем своем великолепии сейчас не нужна ни ему, ни тебе. Я вернусь, но в одну реку нельзя войти дважды, в нашем случае это означает, только не с ним и не обратно...

       Сладкая агония без права довести ее до логического финала. Избиение по лицу продолжилось в изощренной и беспощадной интерпретации. Я уже предвижу развязку этого безумия, он сам о ней честно предупредил. Интуиция не дремлет, сковывает липким страхом, просчитав наперед, к чему это все может привести. Я забываю, что во рту противный шар кляпа с привкусом талька. Зачем издеваться дальше?! Неужели пощечины было недостаточно? Остановись, хватит, давай поговорим как взрослые люди!

       - Моя сука что-то пытается мне сказать?

       Нет, разговора у нас не выйдет... Тело-предатель обрывает отчаянный поток невразумительных выражений, сознание продолжает сжимать тисками, выбивая слезы - это словно ментальный конденсат, который позволит остаться при здоровом (относительно) рассудке, в то время как пульсация возбужденного естества заглатывает вторжение латексной тверди жаждущими тугими объятиями, освобождая сладкий нектар, чтобы поглотить ее полностью, вытеснить боль умирающей души чувством абсолютной заполненности. Некоторые годами не могут найти собственную G-точку, моя же будет найдена и рассекречена, где бы ни пряталась. Вибрация медленных оборотов, жестокий резонанс с сокращениями стеночек влагалища, неотвратимо быстро запускает лианы крышесносного удовольствия в кровь, отвоевывая у разума новые территории. Моя чувственность сегодня будет безжалостно интерпретирована против меня же самой. Почему, осознавая все это, я позволяю каплям сладкого яда бурлить в крови, не сдерживая стонов в безжалостный барьер кляпа?

       Очередная осязаемая пощечина! Не по лицу, а безжалостным рывком, оставляя пульсирующую пустоту, я непроизвольно толкаюсь бедрами назад... Пытаюсь сомкнуть ноги, чтобы достичь разрядки таким образом, но предупреждающее сжатие подколенной впадины пресекает эту попытку.

       Смятый шелк, влажной от моих слез наволочки, плывет перед глазами от новой пелены непрошенных слез, которые ласково снимают его теплые пальцы. Мне хочется припасть к ним губами в последнем порыве отчаянного раскаяния, пусть остановит это насилие, пусть даст мне сказать хоть слово, пусть все прекратится! Я бы не воевала против тебя, если бы ты меня не напугал своей бескомпромиссностью! Этот гребаный звонок так легко стереть из истории, почему ты с этим затягиваешь? У меня практически не осталось нервной системы, она не из стали, зачем ты рушишь ее до основания?! 

Пальцы перемещаются на кисти, отодвигая гладкую сталь браслетов, гася отголоски боли в истерзанной коже. Моргаю, увидев выступившие капли крови. Маленькие, как от мимолетной быстро заживающей царапины. Как далеко я могу зайти ради спасительной боли? Почему тебя не останавливает вид крови, ты всегда мог чувствовать, а в последнее время мы соединились в тесную эмоционально-энергетическую систему, тебя же расплющит пульсацией моего страдания! Почему ты продолжаешь смотреть на меня с отмороженным выражением на лице?!

       - Вернемся к нашим воспитательным мерам!

...Мой мир разрушен до основания зудящей болью эротической одержимости, шелк покрывала вызывает новые судороги в попытке потереться, погасить этот гребаный жар неуемного желания! Сублимация в отчаянные рыдания, которую не гасит даже боль в обожженных трением запястьях! Я очень хочу обмануть себя. В этот раз точно... Сухой щелчок, кольца пульсирующей, истекающей влагой возбуждения вагины сжимают холодную пустоту, она прорывается горьким спазмом в горле с затяжными рыданиями в подушку. Дергает, словно от удара током, прокатываясь ледяной лавиной по телу, от прикосновения твоей руки. Последней издевательской ласки на сегодня, ты уже понял, что еще немного, и я взорвусь от одного ощущения дыхания на коже. Тактильное восприятие добралось до критической отметки, разрушив ранее установленные пределы - и это могло бы стать началом моего рая, если бы не стало твоим оружием возмездия и наказания!

       Я потеряла счет тому, сколько раз ты обрывал эту ласку.

       - Хватит истерить! Я сказал, ты сегодня не кончишь! - пара непонятных мне манипуляций с острой спицей, которая размыкает браслеты. Руки повисшими плетками падают на подушки, окрашивая темно-синий шелк в черные пятна от выступившей крови. В твоих глазах удивление и беспокойство... Я рыдаю еще надрывнее от какого-то непонятного облегчения. Ты прежний! Сейчас все закончится! Ты никогда не хотел моей боли, правда, Дима?

       Нежность... Тепло... Один шаг... кисти в нежных оковах его теплой ладони, и я почти физически ощущаю, как уходит боль от этого желанного прикосновения, огненный эротизм плещется в крови, из последних сил стараюсь прильнуть ближе, ощутить жар его кожи, чтобы долгожданное умиротворение уняло тьму моего предельного отчаяния... Очередная пощечина, но не по лицу! Рыдания скручивают мышцы, взрывая сознание самой отчаянной и жестокой болью - душевные шрамы не заживают. Всего лишь резким движением доверчиво согретые руки, обратно на шелк простыней.

       - Если ты решила, что с тебя их снимут на ночь, глубоко просчиталась! Кровью вряд ли истечешь, остальное заживает.

       Как можно так одновременно - нежно и с циничной ненавистью? Что за гребаная двойственность - мою душу трясет от рыданий, а тело - от желания. Как эти две сущности могут быть совместимы? Ты крепко держишь меня своими руками, но я все равно боюсь упасть. Ты прямо сейчас можешь разжать свои сильные руки с твердыми буграми бицепсов, сетью напрягшихся рельефных вен, чтобы уронить меня на пол. Плевать, мне нужна такая боль! Пусть отобью себе все, что можно, но от этого станет легче и я смогу тебе воспротивиться! Боль есть жизнь. Доказательство того, что ты жива. Это "ущипните меня" в глобальном варианте! Слезы текут рекой, зубы вгрызаются в уже безвкусную резину кляпа, не ощущая его привкуса, а я с безумным содроганием осознаю, что, пока я в твоих руках, мне не страшно даже падение астероида. Что земля ослабит свое притяжение, пока ты рядом, даже если ты ломаешь мой мир в дребезги. Прошу, пока она не ушла далеко, останови эту мстительную вакханалию имени своей мести! Мне достаточно! Наказывая, ты почти добился от меня признания моих же собственных ошибок!

       Холодная плитка. Черно-песочная мозаика. А мое безумие правит бал. "Вспомни, за этим окном, впервые, руки твои, исступленный, гладил..." Ласковый, в рамках цензуры подтекст, потому как в нашем случае поглаживанием рук не ограничилось... Прижимаюсь к этой холодной стене, твердые соски заливает жидким огнем, а от прикосновения теплых струек воды к коже негаснущая пульсация между бедер разворачивает новые спирали скорого сумасшествия. Подчиняя, уничтожая, отщелкивая стрелками безжалостных часов секунды до ментального инфаркта. Тело противоречит решению разума бороться с этой пыткой до последнего, ноги сами по себе смыкаются, стремясь подавить сосредоточение болезненного вожделения. Резкий хлопок по внутренней стороне бедер, вспышка желанной боли, такая неумолимо кратковременная.