Ричард покачал головой. Удивленно посмотрев на него, Кит спросил.
– Ты, надеюсь, не хочешь сказать, что, по-твоему, тут есть хоть какая-то доля истины?
– Не совсем… – неуверенно произнес Ричард. – Видишь ли… Сабина в последнее время стала довольно странной. Она запирается в доме и не допускает к себе никого. Ты ведь знаешь, что Гамиль и Хиро по сути жили там, и пока дядя Амори был жив, они постоянно навещали его и гостили в Уотермилле, а теперь, когда они хотят нанести визит, Сабина не пускает их туда. Она говорит, что они, мол, пытаются украсть ее наследство.
– Но, прости, с какой бы стати они…
– О, видишь ли, дело в том, что у Гамильтонов вообще нет никакой личной собственности, разве что вот только те маленькие дома на Северной улице, которые пошли Сабине в приданое. А теперь Сабина считает, что все имение Уотермилл хотят отдать Гамилю с Хиро. Но это бессмыслица: поскольку у Сабины вообще нет детей – и теперь уж маловероятно, что они когда-нибудь появятся, ведь Захария, похоже, пропал, – то Уотермилл в любом случае отойдет к Гамильтонам после смерти Сабины Кит покачал головой.
– Мрачная картина. Я так надеялся, что дома, в сельских краях, царят мир и спокойствие.
Ричард зло усмехнулся.
– Как же, мир! Никакого мира тут тебе не будет, братец. Тут все друг для друга, как кость в горле. И даже когда они вежливо перебраниваются, вроде Роба Гамильтона и отца…
– Нет, уж этого быть не может!
– Еще как может! Из-за имения Гамильтонов. Они намерены обратиться с этим в суд. Пятый лорд Гамильтон умер, не оставив потомства. А Роб – сын третьего лорда, только вот родился он уже после того, как его отец развелся с матерью Роба. Вот Роб и хочет предъявить права на эту собственность на том основании, что зачат он был в браке и развод в любом случае был незаконным. Только дело в том, что часть имения должна отойти отцу, поскольку его мать была старшей дочерью третьего лорда, рожденной в брачном союзе… Ну, если, конечно, у Роба не выгорит дело с его апелляцией. А ты ведь знаешь, как отец относится к имению, к земле, к накоплению семейного достояния…
Кит молчал, размышляя, действительно ли все обстоит так безрадостно, как обрисовал Ричард. Ища ответа, он бросил взгляд на слугу, Патрика, но лицо того было бесстрастно – отличная школа! Слуги в семействе Морлэндов не отличались раболепием, но любому из них, кто прислуживал Ричарду, приходилось приучаться держать язык за зубами. Кит лихорадочно пытался найти нейтральную тему для разговора. И тут его внимание привлек какой-то звук. Это в высоком папоротнике стремительно промелькнуло чье-то массивное тело, и Кит, предчувствуя опасность, мгновенно насторожился. Натянув поводья Болтуньи, он потянулся за ножом, но в тот же миг на дорогу вылетел Пес и вприпрыжку ринулся к ним, приветственно лая.
Патрик, ехавший впереди, крикнул:
– Это госпожа, сэр.
– И псина этой женщины, черт ее подери! – одновременно пробормотал Ричард.
Кит метнул в сторону брата любопытный взгляд, а потом, слегка коснувшись Болтуньи шпорами, припустил ее рысью навстречу небольшой кавалькаде всадников, появившихся из-за поворота тропы. Первой скакала Мэри-Эстер, Психея легко несла ее впереди остальных эффектной стелющейся рысцой. Увидев молодых людей, Мэри-Эстер помахала им рукой и так взволнованно приветствовала Кита, что ее кобылка мгновенно перешла на легкий галоп.
– Кит! Кит! Наконец-то ты дома! Добро пожаловать, мой дорогой! – кричала она.
Кит пустил Болтунью вперед и, сорвав с себя шляпу, радостно засмеялся.
– Мама! Мадам! Как хорошо оказаться дома, хотя и так неожиданно! Как приятно снова видеть вас. Благословите меня, мадам.
Мэри-Эстер протянула к нему руки, но Психея, испугавшись волнистых локонов Кита и перьев на его шляпе, так тревожно загарцевала, что пришлось еще несколько минут уговаривать ее приблизиться к Болтунье, чтобы их седоки могли коснуться друг друга. А потом, в тот момент, когда Психея вроде бы совсем успокоилась, мимо нее прошел Пес, разволновав Болтунью и заставив снова загарцевать Психею. Кит рассмеялся.
– Бесполезно, мадам, нам их не уговорить. Сказав это, он стремительным броском спрыгнул с Болтуньи, твердой рукой взялся за поводья Психеи, а другую руку поднял к своей мачехе, которая с готовностью схватила ее и нежно улыбнулась ему с седла.
– Благослови тебя, Господь, сын мой. Я рада, что ты вернулся домой. Выглядишь ты совсем как благородный рыцарь. Так странно – отправить из дома ребенка, а обратно получить взрослого мужчину. Странно… и еще, быть может, немного печально, ибо я так любила того ребенка, а теперь уж я его больше не увижу.
Кит заулыбался.
– О, тот ребенок тоже вернулся, только вся штука в том, что вы его не замечаете.
Но тут она увидела, правда, всего на мгновение. Да, «ребенок» остался в этой самоуверенной ухмылке, сузившей глаза Кита в щелочки и наморщившей его нос.
– Не желаешь ли теперь поздороваться со своими кузинами? – спросила Мэри-Эстер, взглянув на своих спутников. Позади всех терпеливо сидели в седлах Нерисса и Клем, сын Клемента, негромко переговаривавшиеся с Патриком. А перед ними Кит увидел двух молодых женщин: одна из них на гнедой лошади, а другая – на пони.
– Ты, наверное, и не узнал их, да? – спросила Мэри-Эстер.
Кит сделал шаг вперед, чтобы получше рассмотреть веснушчатую девушку на пони. Ей скоро должно было исполниться семнадцать. Она была удручающе некрасивой, с крупными чертами лица, и сама хорошо понимала это. Красновато-карие глаза прятались под рыжими ресницами и горели от подавляемой обиды. Волосы ее тоже были рыжими, как у лисицы, жесткими и прямыми. Они не поддавались ни одному из известных женщинам способов завивки и потому свисали прямыми прядями, не закрывая благодаря своей жесткости лица девушки. Тело ее, находившееся на полпути от детства к женской зрелости, было крупным и нескладным, все суставы торчали, словно у куклы. А вот длинные руки отличались редкой белизной и покоились так легко на поводьях, что было ясно им знакомо даже самое легкое движение маленькой лошадки.
– Моя кузина Руфь, – произнес Кит, протягивая к ней руку.
Когда Руфь нерешительно дала ему в ответ свою руку, он нежно сжал ее и приник к ней губами. Она с удивлением и некоторым сомнением смотрела на него, пока Кит не перехватил ее взгляд и заговорщицки не подмигнул ей, что вызвало у Руфи неуверенную улыбку.
– Конечно, я узнал ее. Как же я мог ее позабыть! Ты по-прежнему любишь соколиную охоту, кузина?
Едва заметная перемена в выражении ее красновато-карих глаз подсказала Киту: Руфь привыкла, что о ней все забывают.
– Сейчас у меня кречет, – отрывисто сказала она. – Это самка, я ее зову Тенью, и красивее ее нет во всем Йоркшире.
Что ж, он вспомнил ее, а она вернула ему этот щедрый дар по-своему – рассказала о драгоценном кречете. Но тут снова заговорила Мэри-Эстер.
– Она и в самом деле обожает охотиться с птицами, а вот читать и учиться не очень любит. А женщины, Руфь, должны обладать множеством достоинств.
Кит с сочувствием пожал руку кузины и отошел, чтобы отвлечь от нее внимание, поскольку Руфь уже начинала краснеть от смущения и гнева. Кит сделал еще шаг в сторону, поближе к гнедой лошадке, и протянул руку наезднице.
– Ну а это, разумеется, моя кузина…
И тут он замолчал. Хиро смотрела на него сверху вниз, слегка наклонив голову, белокурые локоны выбились из-под черного плотного капюшона. Все в ней было элегантным, от изгиба запястья над поводьями, прямой и гибкой линии спины, дуги ее тонкой шейки до складок плаща. Хиро протянула Киту руку, и когда соприкоснулись их пальцы, встретились и их взгляды. Ее глаза на мгновение расширились в легком удивлении, похожем на узнавание Светлое личико Хиро слегка покраснело, подобно первой майской розе, когда она начинает распускаться, а губы девушки чуть-чуть приоткрылись. Кит держал ее руку, во рту у него вдруг пересохло, и на какой-то миг он потерял дар речи. Эта пауза, казалось, длилась целую вечность, но вряд ли она могла быть дольше одного удара сердца, поскольку у Мэри-Эстер даже не было времени подсказать Киту. Он и сам успел договорить слегка охрипшим голосом:
– …моя кузина Хиро. Да пошлет Господь добрый день, кузина. Тебя бы я узнал где угодно.
– И я бы узнала тебя, – отозвалась Хиро.
Впоследствии Кита не раз интересовало, сколько же времени они провели таким образом, вопросительно глядя в лицо друг друга? Но Пес, усевшись как раз за его спиной, принялся шумно чесаться, нарушив очарование момента. А тут вмешалась и Мэри-Эстер.