– Ты и в самом деле собираешься хранить эту штуку?
– Это мой талисман, – оправдываясь, сказала Хиро.
Лицо Кита помрачнело.
– Что-то плохо он пока защищает тебя. Ох, Хиро…
– Кит, не надо! Что случилось с нами – то и случилось. На то Божья воля.
– Нет, я не могу принимать происходящее так легко, как ты, – он сжал руку жены, отведя от нее взгляд. – У меня, видимо, было меньше жизненного опыта. Дорогая, врач беседовал со мной о тебе, – теперь он поднял глаза и твердо посмотрел на нее. Хиро затаила дыхание, понимая, какая ужасная весть ее ждет. – Он сказал, что для тебя вообще было очень опасно завести ребенка. Он говорит, что этого не должно повториться… в ближайшее время. Возможно… – он помедлил. – Возможно, никогда.
Пальцы Хиро так и впились в его руку, и он ответил ей пожатием, словно желая помочь перенести физическую боль. Хиро долго молчала, а когда она, наконец, заговорила, голос ее звучал глухо.
– Означает ли это, что…
Кит поднял ее руку к своим губам, а потом прижал ее к своей щеке.
– Мы не должны больше рисковать. Нельзя нам этим рисковать, Хиро.
Он чувствовал, что она дрожит, и понимал, каких огромных усилий ей стоило справиться со своим волнением. Хиро сноха отвернулась к окну и безнадежно спросила:
– Означает ли это… что ты хочешь, чтобы мы спали раздельно?
– Нет-нет, моя дорогая! – воскликнул Кит. – Я не хочу этого, конечно, не хочу… если только ты чувствуешь, что вместе нам было бы слишком трудно и…
Хиро снова повернулась к нему, и ее лицо осветилось.
– О, нет! Ах, Кит, пожалуйста, давай и дальше спать вместе! Кит, я хочу, чтобы ты был рядом со мной… я смогу вынести все, пока ты рядом. Обними меня… пожалуйста, держи меня!
Он заключил ее в свои объятия, и она тоже обняла его, зарывшись лицом в его плечо и все плотнее и плотнее прижимаясь к нему, в этот теплый, темный и безопасный уют его тела.
– Я буду держать тебя, – произнес Кит, опуская щеку на ее гладкие волосы. – Я никогда не отпущу тебя.
Спустя некоторое время Хиро отстранила голову и решительно посмотрела ему в лицо.
– Кит, – начала она, – если мы не можем… то есть, если ты хочешь… если ты почувствуешь, что…
Кит понимал, чего она была не в силах выговорить. Он снова привлек ее к себе и сказал:
– Молчи, не надо этого говорить. Я понимаю, о чем ты, и я благодарен тебе, но неужели ты думаешь, что я смог бы получать то удовольствие, в котором отказано тебе? Да и как вообще это могло бы быть удовольствием с кем-либо, кроме тебя? Нет-нет, моя милая, мы с тобой будем делить все – и хорошее, и плохое, – он погладил ее волосы, а Хиро еще крепче прижалась к нему. – О, моя Хиро, как же я люблю тебя, – чуть слышно проговорил он.
Гамиль проснулся от какого-то шороха в своей спальне. Мгновенно насторожившись, он сел в постели и осторожно раздвинул занавеси. Стояла темная безлунная ночь, в комнате было не намного светлее, чем за пологом кровати, если не считать едва бледнеющего прямоугольника окна. Спустя мгновение какая-то тень проскользнула мимо окна, и Гамиль снова услышал тот же самый слабый шумок – длинное одеяние слегка задевало камышовые циновки пола.
– Кто там? – резко спросил он. – Отвечайте, или я разбужу весь дом!
– Тсс! – послышался в ответ чей-то голос, а потом донесся шепот: – Тише, где ты там?
Гамиль мгновенно почувствовал облегчение: это был голос Сабины. Она на ощупь пробиралась к его постели, и Гамиль услышал, как ее колени с легким стуком коснулись бока кровати, а руки шарили по постельному белью в поисках его.
– В чем дело? – повторил Гамиль, инстинктивно стараясь говорить потише.
– Не шуми, – прошептала Сабина. – А то они нас услышат.
– Кто услышит? В чем дело? Подожди, я зажгу свечу.
– Нет! Дай мне свою руку, вот сюда.
Пошлепывание и ощупывание простыней продолжалось. Гамиль провел руками вокруг себя на постели, и тут же тонкая рука схватила его запястье и вложила что-то в его ладонь, что-то теплое и твердое… Рукоятка ножа! Гамиль внезапно заволновался. Еще бы: обнаженное лезвие во мраке ночи – это же самый короткий путь на небеса! Но даже в этой ситуации его сознание четко заработало. Сабина за последние месяцы становилась все более странной… уж не предвещает ли это какую-то ее новую блажь?
– Возьми, – прошептала она. – Все в порядке: у меня есть другой. Нам только надо подождать здесь, пока они появятся – и тогда…
– Кто появится? – спросил Гамиль уже в полный голос.
Сабина вцепилась в него еще сильнее.
– Тише! Не выдавай нас!
Он потянулся к полке, на которой стояли свеча и кремень. Сабина явно поняла его намерение, поскольку сразу начала карабкаться на постель, стараясь удержать Гамиля. Он подумал о ее другом ноже, представил его мрачный и молчаливый обжигающий удар… Куда? В грудь, в шею, может быть, в пах? От страха его прошиб пот, он осторожно попытался высвободиться из ее рук.
– Нет-нет! Никакого света! – воскликнула она громко. – Они же увидят, они найдут нас! Ах, ты на их стороне, ты хочешь, чтобы они нашли нас! Ты – один из них!
– Нет-нет, Сабина, разумеется, нет. Я на твоей стороне, – поспешил успокоить ее Гамиль, уже чувствуя себя увереннее: ведь их голоса должны были разбудить слуг, и ему недолго оставалось быть с ней наедине.
– Они найдут нас, а потом они отберут у нас это! Никакого света, нет! Энтони! Не позволяй им забрать это! Гамиль, нет, не делай этого!
Ему удалось захватить оба ее запястья в одну руку, а другой он тем временем дотянулся до кремня, и теперь Сабина просто визжала во весь голос. «Отберут это у нас? – смутно подумал он. – Возможно, это ее давние фантазии о том, что какой-то другой претендент отнимет у нее Уотермилл?» Гамиль отбросил нож, который она дала ему, но Сабина, с силой вырвав свою руку, потянулась к лезвию… Так где же эта подмога-то? За дверью послышались звуки голосов, и вот уже слабый отблеск свечи озарил дверь снизу.
– Эй там, да помогите же! – закричал он как раз в тот момент, когда лезвие, просвистев мимо его уха, ударилось о подушку прямо за его головой.
Теперь уже Сабина оказалась на нем, а он ухватил ее освободившуюся руку и стал выворачивать, стараясь удержать подальше от своего лица. Да это же и впрямь сумасшествие какое-то – ударить его в лицо ножом! Ведь нормальный человек метил бы в горло или в сердце… А сейчас она еще пыталась и укусить его, словно бешеная собака. Но дверь уже распахнулась, свет свечей хлынул в спальню, и со всех сторон появились слуги, вооружившиеся тем, что попало под руку.
– Помогите мне! – закричал Гамиль. – Госпожа заболела. Только осторожнее… берегитесь! У нее нож!
Даже после того, когда множество рук пришло ему на помощь и нож был отброшен, Сабину было трудно усмирить. Она боролась, как дикий зверь, крича во всю мощь своих легких. Никто, конечно, не хотел причинить Сабине боль, поэтому справиться с ней оказалось еще сложнее. И все-таки в конце концов одна из женщин додумалась сдернуть с нее шаль, которую Сабина впопыхах накинула на плечи, а потом связать обезумевшую хозяйку. После этого она несколько успокоилась, а затем разразилась душераздирающими рыданиями, хлопнувшись на пол и катаясь по нему из стороны в сторону. Все присутствующие хранили молчание, стыдливо пряча глаза, и чувствовали себя неловко от смущения и жалости.
Гамилю пришлось как-то сгладить тяжелое впечатление от случившегося.
– Она нездорова, вот ей и чудится разное… Отведите госпожу в ее комнату со всей подобающей заботой. Одну не оставляйте. Двое из вас должны неотлучно находиться при ней. Делайте это по очереди. И дайте ей сонный порошок в вине. Проследите, чтобы в постели у нее была свежая простыня. Осмелюсь предположить, что в этом не возникнет необходимости, но мы должны позаботиться о ней ради ее же блага. А к утру, возможно, ей будет лучше.
Последние слова он произнес без особой убежденности. Слуги с печальными лицами унесли из его спальни рыдающую женщину, оставив Гамиля в недоумении. Что же ему теперь делать? Он чувствовал, что следовало бы раньше обратить внимание на ее чудачества. Правда ли, что некоторые члены этого семейства страдали сумасшествием, как говорили люди? Та же самая кровь, кровь Чэпемов, текла и в его венах, текла от его матери, хотя выглядела она вполне нормальным человеком. Но ведь был же еще и Энтони, этот идиот, да и Зафания с Захарией тоже не без чудинки, чего стоит одна их безумная страсть к путешествиям и упорное нежелание возвращаться домой. А еще Руфь с Малахией, которые жили в своем Шоузе одни-одинешеньки, почти затворниками, да и Мэри-Элеонора, куда более спокойная и послушная, чем нормальный ребенок, не скрывала ли и она в себе семена этого страшного недуга? Слава Богу, что у Сабины и Захарии никогда не было детей. Остаток ночи Гамиль все время беспокойно метался и вертелся. Когда же ему удалось уснуть, сны его наводнили отвратительные чудовища.