Мэри-Эстер внимательно изучала Кэтрин и никак не могла взять в толк, что же могло в ней полюбиться Ричарду. Она была не уродлива, но, конечно же, простовата: грубое веснушчатое лицо, слегка выдающиеся вперед зубы, да и в одежде ее не было ничего, что могло бы улучшить впечатление от внешности. Когда она сняла с себя плащ, под ним обнаружилось темно-коричневое шерстяное платье с широким накрахмаленным белым воротником и манжетами. На платье не было никаких украшений, и оно облегало фигуру Кэтрин от подбородка до запястий и лодыжек. Волосы полностью скрывал жесткий полотняный чепец, который никоим образом не смягчал ни костлявой грубости ее черт, ни простодушного выражения лица. Внезапно Мэри-Эстер ощутила свои мягкие локоны, слегка касавшиеся ее собственной обнаженной шеи и плеч, и эти кружева, ниспадавшие ей на голые предплечья… И неожиданно она почувствовала себя до странного распутной при этом сравнении. Ну а то, что юная особа сочла ее таковой, было очевидно из строгого и неодобрительного взгляда, которым Кэтрин наградила Мэри-Эстер, едва войдя в дом.

– Как я предполагаю, отец этой молодой дамы – господин Браун, тот самый торговец одеждой, у которого ты остановился, – продолжал между тем Эдмунд. Ричард кивнул в знак согласия. – Я всегда считал его человеком приличным. Как же он мог дойти до того, что допустил брак своей дочери без моего согласия?

Ричард покраснел.

– Господин Браун полагал, что я получил твое согласие. Он писал тебе на этот счет, только…

Ричард колебался, но был не в силах продолжать под пронизывающим пристальным взглядом отца Кэтрин завершила рассказ за него.

– Мы перехватили его письмо, – спокойно поведала она, – а по прошествии подходящего срока Ричард написал… ну якобы ответное письмо от вас и вручил его моему отцу. Там говорилось, что вы, мол, согласны на этот брак, но на церемонии присутствовать не будете.

Это бесстыдное признание на какое-то мгновение лишило всех дара речи. И даже когда Эдмунд вновь обрел его, он лишь вымолвил в изумлении:

– Значит, вы представили своему отцу подделку?

– Так было нужно, – бесстрастно ответила Кэтрин. – Я понимала, что нам с Ричардом необходимо пожениться, в точности так же, как понимала и то, что мы должны приехать сюда, чтобы спасти всех вас. Это наша миссия, вверенная нам Господом. Когда мы поженились, Ричард хотел, чтобы мы отправились на корабле в Новый Свет, где торжествует царство истины, а блудница Вавилонская не имеет никакой власти. Но Господь говорил со мной во сне, и я ему сказала, что мы должны вернуться сюда, как вы просите в вашем письме. А Ричард всегда очень внимательно относится к моим снам, поэтому, когда я ему рассказала, что всем вам угрожает опасность…

– Опасность? – только и смог выговорить Эдмунд.

– Вашим бессмертным душам, сэр, угрожает серьезная опасность со стороны папистов, прелатов и лживых проповедей. Мы прибыли, чтобы освободить вас от цепей нонконформизма, католических обрядов и идолопоклонства.

– Да замолчите же! – проревел Эдмунд во весь голос. – Неужели у вас совсем нет стыда, девушка, как же можно вести подобные речи в присутствии тех, кто старше вас, да и выше по положению? И в присутствии преподобного отца Святой церкви? Отец Мишель, разве подобный подлог не делает их брак незаконным? Нельзя ли аннулировать его?

– Позвольте, Эдмунд, я задам вопрос этому юноше, – сказал отец Мишель. – Ричард, ты не мог бы припомнить слова этого, хм-хм… обряда?

Ричард повторил простую форму заявления, сделанного каждым из них перед мировым судьей.

– А присутствовали ли там свидетели? – продолжал священник.

– О, да, – ответил Ричард. – И очень много все слуги, все члены семьи, а также несколько друзей моего от… то есть господина Брауна.

– Выходит, отец этой девушки дал согласие?

– Разумеется. Он был очень доволен и счел это хорошей партией для Кэтрин. Господин Браун, правда, огорчился, когда мы сообщили ему, что отправляемся в Морлэнд, но Кэтрин рассказала ему о своем сне, ну и тогда он, конечно, одобрил нашу поездку.

Отец Мишель покачал головой и обратился к Эдмунду.

– Боюсь, у нас мало шансов добиться аннулирования этого брака. Отец девушки дал согласие, ну а Ричард уже достаточно взрослый и, следовательно, в вашем согласии не нуждается.

– А что, если рассказать отцу девушки о подлоге? Он бы тогда, несомненно, взял назад свое согласие.

Но прежде чем Мишель Мойе успел ответить, Кэтрин заявила.

– О нет, даже если вы и откроете ему нашу тайну, он все равно будет считать, что для меня это хорошая партия.

Эдмунд переводил взгляд с одного лица на другое. Отчаяние сквозило в его попытках сохранять спокойствие. В конце концов он произнес.

– Уходите отсюда все, кроме отца Мишеля. А вы, мадам, проследите, чтобы дети не шумели. С тобой, Ричард, я потолкую попозже.

Мэри-Эстер, Ричард и Кэтрин вышли в зал с лестницей, где на ступеньках играли с Псом младшие дети: Анна, Гетта, Ральф и Эдуард. По случаю своего неожиданного освобождения от тирании священника они радостно резвились. При появлении Мэри-Эстер все мгновенно бросились вниз ей навстречу, и в спешке маленький Эдуард, споткнувшись, упал и испустил такой рев, что его мать поспешила закрыть ему рот, боясь еще больше рассердить Эдмунда.

– Ну тихо, тихо, мой мальчик! Ну-ну, видишь, все уже и прошло. Дети, пожалуйста, перестаньте так шуметь, не то наш папа разгневается.

Она торопливо повела их в большой зал, неся Эдуарда на руках. И тут Анна громко сказала.

– Но мы хотим посмотреть на новую жену Ричарда. Это правда, что она уродина, как говорит Беатриса?

– Тише, Анна, как тебе не стыдно? Вот же она, – смутилась Мэри-Эстер.

Впрочем, Кэтрин совсем не выглядела огорченной, она лишь озиралась вокруг, оценивая обстановку дома и всем видом выражая неодобрение Анна гоже ничуть не сконфузилась.

– Выходит, она вовсе не уродина!

– Уродина, уродина, я же тебе говорила, – прошептала Гетта, но Анна продолжала пялить глаза на Кэтрин.

– Только вот почему она одета как служанка? – спросила Анна шепотом, который был не тише ее обычного голоса.

– Это пуритане так одеваются, – сообщила Гетта.

Очередное замечание Анны было предупреждено Ричардом; он проявив недюжинную сообразительность, смекнул, который из детей может быть Ральфом, и, выступив вперед, воскликнул.

– Ральф, сын мой, как ты подрос. Ну, иди же сюда и получи отцовское благословение, а я тебя представлю твоей новой матери.

При этих словах Ральф оцепенел от ужаса. Покраснев от замешательства, он стоял на месте как вкопанный.

– Ну иди же сюда, дитя, – настаивал Ричард, – ты, я гляжу, меня позабыл. Они что же, никогда не рассказывали тебе обо мне?

Он метнул гневный взгляд в сторону мачехи.

– Разумеется, мы рассказывали о тебе, Ричард, – отозвалась Мэри-Эстер, стараясь говорить как можно естественнее. – Просто твой ребенок побаивается – только и всего. Ведь когда ты уехал, он был совсем младенцем. Ральф, встань на колени перед своим отцом, он благословит тебя.

Да, что бы ни делал Ричард, и какова бы ни была ситуация с этой его Кэтрин, он все же был отцом Ральфа, и тот имел право попросить отцовского благословения. Побуждаемый этими мыслями, Ральф неохотно двинулся вперед и опустился на колени перед Ричардом, с мольбой скосив глаза в сторону Мэри-Эстер. Ведь она вырастила его, и если уж он кого и считал своей матерью, так только ее одну. Когда Ричард снова велел ему поприветствовать «новую мать», мальчик разразился слезами, и Мэри-Эстер во избежание дальнейших раздоров велела всем детям пойти побегать в саду.

– Я вижу, что вернулся вовремя, – проговорил Ричард, хмуро глядя на Мэри-Эстер. – Теперь я должен пойти и повидаться с Китом… а где он, кстати? Кэтрин, тебе надо познакомиться с моим братом.

– По-моему, я уже с ним знакома по его письмам, – заметила Кэтрин.

– Кит наверху, он в западной спальне вместе с Хиро. Только она больна, так что, Ричард, иди потише и не потревожь ее.

Мэри-Эстер внимательно наблюдала, как эта довольно нелепая парочка поднимается по лестнице. А потом вместе с вертевшимся у ее ног Псом и Эдуардом на руках, она вышла из дома, чтобы попытаться прояснить мысли и успокоить душу в мирной тиши сада.

Но это еще не было концом сумятицы. Сначала Джекоб отказался готовить обед на всех, и даже когда ему пригрозили увольнением, старик не смягчился и не позволил никому другому воспользоваться вместо него его кухней. Он никогда не любил Ричарда и был оскорблен тем, что тот притащил в дом какую-то пуританку, да мало того – еще и заявляет, что, мол, женился на ней по какому-то проклятому варварскому обряду, чем огорчил хозяина и навлек позор на дом. Кит его упрашивал, Мэри-Эстер упрашивала – но Джекоб оставался непоколебим. И в конце концов, хотя сама идея была довольно обидной для всех, Мэри-Эстер убедила Гетту пойти и потолковать с поваром. И только после такой длительной осады старик, наконец, уступил льстивым уговорам девочки.