– Есть новости, – начал он. – Вот этот человек доставил новости… о твоих братьях. Не зайти ли нам в дом, кузина?
– Стало быть, новости плохие, – спокойно проговорила Руфь. Она посмотрела на моряка и заметила, как он утомлен. – Перри, принеси этому человеку вина и еды. Мы будем в гостиной.
Идя впереди всех в дом, Руфь не могла не заметить восхищенного взгляда Кита, оценившего ее самообладание и сообразительность, но она постаралась не допустить, чтобы это как-то подействовало на нее. Он выглядел так привлекательно, в его смуглом худощавом лице теперь начинала проступать властность. Кит больше не был юнцом, но если бы он улыбался не так часто, то его улыбки от этого стали бы куда ослепительнее. Руфь заставила себя заговорить.
– Как там Хиро и младенец?
– У них всех хорошо, лучшего и желать нельзя. Хиро не следовало бы рожать, но она понемногу оправляется, а младенец… ну, они там все уверены, что он выживет, наши женщины, хотя у меня самого перехватывает дух, когда я его вижу: он такой крохотный и такой весь сморщенный.
Они вошли в комнату, и Руфь указала моряку на табурет, а сама снова села у окна. Вошел Перри с едой и вином, и моряк сразу же сделал большой глоток, а потом все же сдержался, когда уже собрался проглотить толстый ломоть хлеба. Руфь угадала, что его беспокоит.
– Я совсем не хочу удерживать вас от того, в чем вы столь явно нуждаетесь. Если вы можете есть и говорить Одновременно, то милости прошу. Если же нет, то я могу подождать, пока вы не утолите голод.
– Нет-нет, госпожа, я смогу и есть, и говорить, – ответил он, охотно погружая зубы в черный ржаной хлеб.
– Вы привезли новости о моих братьях? – спросила Руфь. Он кивнул, выразительно посмотрев на нее. – Они умерли? Оба?
Он снова кивнул, и Руфь испустила продолжительный вздох. Она уже давно не надеялась снова увидеть хоть одного из них… И тем не менее в его ответе заключалась такая страшная завершенность, к которой она не была готова.
– Мне очень жаль, Малахия, – проговорила Руфь.
Малахия посмотрел ей в глаза.
– Я почти не помню своего отца, – сказал он дрожащим голосом, – но все равно это для меня потрясение. Когда я в первый раз услышал о его гибели, я заплакал. Я до сих пор не могу до конца свыкнуться с утратой.
– А как до вас дошли эти вести, сэр? – спросила Руфь моряка.
– Так я же оставался с ними до самого конца, госпожа, и могу рассказать вам, как это все произошло. Мы шли неподалеку от побережья Сицилии, четыре парусника, значит, там было, да, все английские: корабли ваших братьев, «Удачливая Мэри» и «Зайчонок», потом мой корабль, «Старательный», ну и еще один полубаркас. А потом как налетит шторм… там такие, знаете ли, бывают ужасные шторма, когда лето поворачивает на осень…
– Осень? – переспросила Руфь.
– Ну да, госпожа, это ведь случилось прошлой осенью, где-то в сентябре, ну да, примерно в равноденствие. Точную дату я уж и не припомню. Ну, значит, налетел шторм, какого я никогда и не видывал. Полубаркас этот, его мигом понесло в подветренную сторону, да так быстро, что мы и моргнуть не успели – а он уж налетел на мель, ну мы его больше никогда и не видели. Да у нас и времени на него смотреть не было: все лавировали, все хотели перебраться на наветренную сторону, все хотели выйти на подходящее местечко для маневра, а то ведь, мисс, там вокруг одни скалы да маленькие островки, они днище как проткнут – вы и понять ничего не успеете.
Он с извиняющимся видом замолчал, чтобы отпить еще вина и набить рот новой порцией пищи. Потом моряк продолжил, и его поседевшая бородка покачивалась, пока он, не прекращая жевать, рассказывал:
– Ну вот, мисс, кэп послал нас на самый верх, к главному парусу, попытаться хоть чуть-чуть подальше продвинуться, только я еще и руку не успел к нему поднести, как такой дождь хлынул… Ну, ноги у меня соскользнули с футропа, и полетел я за борт… Да. Ну, думаю, конец мне настает, только не пробыл я в воде и пяти минут, как меня бросает волной прямиком о борт «Удачливой Мэри» и кто-то спускает мне вниз линь… Ну, словом, затащили они меня к себе на борт.
– И тогда вы увидели моего брата? Моряк кивнул.
– Джентльмен, мисс, вот уж истинный был джентльмен. Он с себя свой плащ снял и обернул им меня, вон оно как. А еще приказал: дать, говорит, ему вина… Ну, мисс, короче говоря, швыряло нас из стороны в сторону в этом шторме три дня, а когда на четвертый день рассвело, видим: дрейфуем мы у какого-то скалистого берега, а потом заметили – «Зайчонок» чуть подальше от нас с подветренной стороны, мачт у него уж нет, и прыгает он на эти скалы, словно конь. – Моряк сделал паузу, чтобы усилить драматический эффект, и увидел, что глаза у его слушателей расширились, а внимание их напряглось до предела. Он продолжил свой рассказ, голос его был тихим, но возбужденным: – Ну тут капитан Заф как закричит, будто эти скалы ему сердце пронзают, и вот он кричит и приказывает повернуть штурвал, и мы летим прямо туда. Только что проку от этого? Мы же слышали, как они врезались, ну а потом и мы тоже врезались, только не в скалы, а в наносный песчаник. Нас всех отбросило назад, мачты треснули, и корабль пошел ко дну. Море бурлило, словно вода в кипящем котле, но кое-кому чудом удалось выбраться на берег. И капитан Заф тоже спасся, и первым же делом направился он вверх по берегу, туда, где разбился «Зайчонок». Я тоже с ним пошел: что еще там делать было? Глядим: на берегу шесть человек и капитан Заф тоже с ними, вот только… – моряк печально покачал головой. – И часу не прошло, как он умер на руках у капитана Зафа. А мы, остальные… ну, местные жители там – народ вполне приличный, вот они нас у себя и приютили. Я все держался поближе к капитану. Он подхватил лихорадку… да и все мы тоже. Я был смертельно болен, мисс, а когда все-таки оправился, волосы у меня поседели, вот такие стали, как вы их сейчас видите. Но я слышал, как капитан Заф бредил в своей лихорадке, все брата своего поминал. А умер он уже на третий день. Сдается мне, что он совсем не хотел жить, как его брата не стало.
Когда он договорил, вокруг стояла тишина. А спустя мгновение моряк с извиняющимся видом продолжил трапезу. Наконец Руфь, придя в себя, вымолвила.
– Очень любезно было с вашей стороны доставить нам эти вести.
– Ну как же, мисс, я иначе и поступить-то не мог, ведь капитан спас мне жизнь. Я хоть и понимал, что тех, кто приносит дурные вести, не очень-то привечают…
– Мы совсем не виним вас за эти вести, – сказал Малахия, повинуясь быстрому взгляду Руфи, – и покажем вам, сколь мы признательны. Вы получите золото, а если пожелаете, здесь и место для вас найдется.
Моряк вытер рот о свое запястье.
– Что ж, сэр, очень вам за это благодарен, только если это для вас без разницы, то, думаю, я бы двинулся в порт Гул и подыскал бы там себе какой-нибудь корабль. Я же в морс с десяти лет, и только это дело и знаю.
Позднее, когда Перри увел моряка, чтобы показать ему место ночлега, Руфь сказала Малахии.
– Ну вот, Малахия, ты теперь настоящий хозяин.
– И еще смотритель Раффордского леса, – напомнил им Кит – Я передам эту печальную весть остальным членам семейства, понимаю, что вам трудно рассказывать об этом самим, а моему отцу следует непременно сообщить. Теперь, Малахия, полагаю, тебе придется подумать о женитьбе.
– И мой дядя, несомненно, пожелает, чтобы я взял в жены одну из его дочерей, – добавил Малахия с тоскливой улыбкой.
– Ты бы все равно лучше не выбрал, – отозвался Кит – А мои сестры – девушки хорошие. Как только уладятся эти неприятности с парламентом, и у нас будет время подумать о…
– Так ты считаешь, что войны не будет? – спросила Руфь.
Кит покачал головой.
– И все-таки, если уж случится худшее… – добавил он и пристально посмотрел на Руфь, стараясь встретиться с ее глазами, – нам с Малахией придется идти сражаться, а тебя, кузина, я хотел бы попросить присмотреть вместо меня за Хиро и младенцем. Ты такая сильная и умелая, а Хиро так болезненна. Мне необходимо знать, что ты позаботишься о ней.
Руфь ответила ему спокойным взглядом, лицо ее тоже было спокойным и бесстрастным. Она считала, что Хиро сильна как дуб при всей своей болезненной внешности. Однако понимал ли Кит, о чем просит, или нет, он продолжал настаивать.
– Так ты присмотришь за ними? Ради меня, кузина?
– Что ж, не будет никакого вреда, если я их навещу, – со вздохом ответила, наконец, Руфь, и Кит успокоился.