Противник, спасаясь бегством, растекался в разных направлениях, рассеиваясь веероподобно, а королевская кавалерия растягивалась в ходе преследования. Воины Морлэндов по-прежнему держались вместе… те, которые остались в живых. Гамиль теперь был рядом с Китом, что-то отчаянно крича, впереди летел принц Руперт с поднятым клинком, голова его была повернута назад, к всадникам. Копыта звенели на твердой почве, вот уже пошел и булыжник, и дома по обе стороны от них. Они домчались до Кайнтона, что был в двух милях от поля битвы, удиравшее от них «воинство» парламента проскальзывало между домами и разбегалось по боковым улочкам. Гамиль настойчиво призывал своих людей остановиться. Кит натянул поводья Оберона, и конь послушно замедлил бег. Принц Руперт разворачивал своего жеребца на дороге впереди них, явно пытаясь прекратить атаку. Кит остановил Оберона, и со всех сторон от него лошади тоже начали останавливаться. Они тяжело дышали, бока их вздымались, а ноздри растягивались до красноты. Внезапная тишина после шума битвы резала уши.

Рука Кита была красной и липкой. Лицо Малахии было испещрено пятнышками цвета ржавчины, наподобие веснушек. Кит заметил у него на бедре довольно глубокую сабельную рану, хотя, похоже, Малахия о ней пока и не подозревал. Он улыбнулся Киту и тыльной стороной ладони, такой же красной, как у кузена, откинул прочь волосы, налипшие на вспотевший лоб. А сам Кит неожиданно почувствовал тошноту от резкого расслабления. В воздухе пахло кровью, и лицо его густо покрывала пыль.

– Капитан Гамильтон, задержите свой отряд здесь, чтобы останавливать каждого, кто попытается преследовать неприятеля. А сами затем следуйте за мной. Мы должны собрать остальных и вернуться на поле битвы, – строго приказал Руперт.

Битва? Кит в недоумении посмотрел вокруг, и тогда медленно до него стал доходить шум, который он перестал замечать. Где-то позади него, на равнине, пониже Эджхилла, сошлись в бою две пехоты, там под лучами заходящего солнца сражались и умирали люди. Это был какой-то странный шум, единый звук, сотканный из множества звуков: из человеческих голосов и нечеловеческих криков, из лязга металла о металл и орудийного огня… Это был звук, которого он никогда прежде не слышал, но теперь вот узнал его, и знание это было куда глубже того, что дает разум. Кит понимал, что отныне никогда не забыть ему этого голоса битвы.

Глава 11

Эдмунду так и не пришло в голову поинтересоваться мнением Амброза и Мэри-Элеоноры о предстоящем браке и переселении на другой край света. Впрочем, скажи он им заранее, это отнюдь не означало бы, что молодые люди воспротивились бы воле отца. Амброз всегда сознавал свое положение младшего сына, а имея двух старших братьев, у каждого из которых уже был наследник мужского пола, у него оставалось мало шансов унаследовать имение. Был еще, разумеется, и Лисий Холм, но Эдмунд считал это несущественным, что подтверждалось отправкой им туда Фрэнсиса, а не Амброза.

Да, в Англии с землей дело обстояло неважно, а вот в Новом Свете ее было в изобилии, бери – не хочу. Там у Амброза будет возможность стать крупным землевладельцем, на что он никогда не мог надеяться дома. Что касается Мэри-Элеоноры, то выбор ее был еще скромнее. Если она не хотела всю жизнь пробыть никчемной иждивенкой, ей предстояло выйти замуж, а брак будет зависеть от ее приданого. А исходя из размеров того приданого, которое, по всей вероятности, смог бы Предоставить ей Малахия, никакого землевладельца Мэри-Элеоноре, уж конечно, не досталось бы. В любом случае Амброз был для нее лучшей партией, на которую она могла бы рассчитывать, и отказаться от такого брака было бы с ее стороны просто наивным.

Да и в качестве супружеской пары они хорошо подходили друг другу: темперамент у них обоих позволял из любой ситуации извлекать пользу, так что, едва поженившись, они уже были совершенно готовы влюбиться друг в друга. Мэри-Элеонора, хотя и не отличалась большой красотой, однако была куда привлекательнее своей сестры Руфи. Это была миниатюрная, бледная, болезненного вида девушка с темными волосами и пугливыми голубыми глазами, а еще Мэри-Элеонора имела привычку нервно переплетать и крутить пальцы рук. Она редко разговаривала в обществе, всегда предпочитая держаться в тени, но Амброз, прилагая усилия получше узнать ее, нашел, что Мэри-Элеонора обладает живым воображением и набожностью, и это его весьма восхитило.

Для Мэри-Элеоноры эта задача оказалась проще: Амброз был красив, обаятелен, настоящий джентльмен! Из детей Эдмунда он больше всех походил на него. Не такой высокий, как Эдмунд, юноша унаследовал от отца точеные черты лица, серебристо-светлые волосы и спокойные серые глаза. Веселый, добродушный, несколько легкомысленный, он без труда поддавался чужому влиянию, был непостоянен, и, честно говоря, любой мог вертеть им как хотел. Мэри-Элеонора сумела убедить себя, что это все из-за его мягкого нрава. А когда ей все же пришлось признать, что это было в нем изъяном, она вполне могла утешить себя тем, что он так же легко может находиться под ее влиянием, как и под чьим-либо другим.

При своем скудном воображении Амброз не предвидел трудностей их рискованного предприятия. В этом он был весьма похож на своего дедушку, Томаса Морлэнда: тот никогда не ждал беды, а когда она приходила, животная тяга к душевному покою часто позволяла ему ускользать от нее. И теперь, когда Мэри-Элеонора нерешительно высказала ему свои опасения, он весело отмахнулся от них.

– Я уже слышал все эти байки о Виргинии: как там плантаторы мрут, с голоду, как их убивают злобные индейцы и тому подобную чепуху. Все это было много лет назад, Нелл, в самом начале. Теперь дела в Новом Свете обстоят совсем по-другому, там уже есть настоящие города, в них – лавки, где можно купить все необходимое, и туда каждую неделю, приходят торговые суда… В Америке ты ни в чем не будешь нуждаться.

Амброз, я знаю, что жизнь в Новом Свете изменилась, – спокойно упорствовала Нелл, – но все-таки это дикая страна, совсем не то, что Англия. Нас ждет тяжелая работа, лишения и опасности. Мне хотелось бы, чтобы ты в душе подготовился к этому. Но Амброз лишь засмеялся, посадил ее к себе на колено и поцеловал в щечку.

– Ах ты, моя осторожная маленькая Нелл! Нет-нет, не годится, чтобы оба мы были такими, как ты, надо, чтобы хоть я как-то поддерживал в семье веселье! Но ты не тревожься, моя голубушка, мой отец нипочем не послал бы нас туда, за тридевять земель, да еще за такую цену, чтобы мы там просто работали и подыхали, словно скотина. Он надеется, что я стану крупным землевладельцем, а ты – знатной дамой. Да мы с тобой обзаведемся, может, имением вдвое… нет, даже втрое больше, чем весь Морлэнд! Ты будешь жить в огромном доме, ходить вся в шелках, ездить в отличном экипаже, я тебе точно обещаю.

И Мэри-Элеонора никак не могла заставить Мужа посмотреть на вещи по-иному, а когда Эдмунд рассказывал им о своих планах, то и это не лишило Амброза радужных надежд.

– Вы отправитесь в ту часть Виргинии, которую называют Мэрилендом, – говорил им Эдмунд. – Она лежит ближе к северу, и земли в тех краях на редкость плодородные и добрые. Это палатинат[33], где дружелюбно относятся в равной мере и к католикам, и к протестантам, так что вам там не будут угрожать никакие сепаратисты. И земельное пожалование, хоть оно и стало меньше, чем прежде, все еще остается весьма порядочным.

– И насколько же порядочным, отец? – поинтересовался Амброз.

– По две сотни акров на человека, если ты доставишь с собой за собственный счет пятерых трудоспособных мужчин, – ответил Эдмунд. – А это означает, сын мой, что для начала ты получишь тысячу акров… и если дела у тебя пойдут хорошо, то будет несложно купить и больше.

Глаза Амброза заблестели, и он порывисто повернулся к Мэри-Элеоноре.

– Ну вот, Нелл, ты видишь? Я же говорил, что ты станешь знатной дамой!

Но Мэри-Элеонора оставалась хладнокровной.

– А где мы найдем этих пятерых мужчин, сэр? – спросила она свекра.

– Это не трудно, – ответил тот. – Я объявлю, что мы готовы оплатить проезд пятерых здоровых и крепких фермеров, после чего останется лишь отобрать из желающих самых лучших. Многим добропорядочным людям нужна земля. Они поработают на вас по контракту семь лет, а к концу этого срока ты уже будешь в состоянии нанять новых работников, если понадобится.

Но оптимизм Эдмунда был оправдан лишь отчасти. Да, многие с готовностью вызвались за чужой счет проехаться в Новый Свет, однако мало кто из них оказался достойным, богобоязненным и трудолюбивым фермером. Это, главным образом, были люди, у которых имелись веские причины покинуть Англию, или те, кто надеялся, что в некоем месте, где их не знают, им будет легче жить припеваючи, не обременяя себя работой. Но тем не менее, проявив терпение, Эдмунд в конце концов подыскал семерых мужчин, согласившихся пуститься в это рискованное путешествие. Самыми лучшими из них были Джозеф Хэммонд, его жена Бетти и шурин Джозия Пулмен. Все трое обрабатывали небольшой участок земли на севере Йоркшира на правах бессрочных арендаторов и не так давно были изгнаны землевладельцем, сдавшим им эту землю. Было еще трое работников: Уилл Бревер, Пен Хастер и Роберт Апдайк. А также молодой скотовод Джон Хогг, плотник Сэмуел Гудмен и его жена Хестер. Хотя выбор работников вплотную касался молодой четы, мнением Амброза и Нелл опять пренебрегли. А спроси у Нелл раньше, она возражала бы против Гудменов, поскольку с первого взгляда один вид этой парочки вызвал у нее неприязнь и недоверие.