— Та, маленькая? Шутишь!
— Не такая уж и маленькая, как видишь… Тань, иди к нам!
Та улыбнулась и не спеша подошла.
— Вот, — сказал Ванечка. — Узнаешь? Он-то тебя не узнал.
— Вообще-то узнал, только не сразу. Вы очень изменились за последние семь лет. Ведь вы Таня Захаржевская, сестра Ника.
— Все, теперь и я вспомнила, — сказала Таня. — Вы — Павел, брат Лены Черновой.
— Точно, — сказал Ванечка. — Вы пообщайтесь пока… Тань, тебе двойной?
— Без сахара, — уточнила Таня. — И больше ничего не надо.
Ванечка пошел к стойке. Павел и Таня посмотрели друг на друга. У нее были поразительные золотистые глаза с веселыми искорками.
— Тогда, в школе, вы казались мне таким огромным, — сказала она.
— А теперь? — Он улыбнулся.
— Теперь вы просто большой. Мне почему-то кажется, что вы стали полярником.
— Почти. Я геолог.
— Наверное, все время в экспедициях?
— Не совсем. Девять-десять месяцев в году сижу в лаборатории за микроскопом или просто за столом. А в поле, в Сибирь, выезжаю летом.
— Что-то ищете?
— В основном ищу подтверждение своим теориям. Я, видите ли, занимаюсь физическими свойствами разных минералов.
— Это, должно быть, очень интересно.
— Интересно. Хотите, я как-нибудь покажу вам нашу коллекцию.
— Хочу.
— И я тоже хочу, — сказал Ванечка, который уже вернулся с кофе, никем не замеченный.
— У тебя сейчас другие заботы, — усмехнулся Павел. — Он ведь женится двадцать пятого.
— Да ну? — Таня искренне удивилась. — Поздравляю. На ком-нибудь с факультета? Я ее знаю?
— Нет. Она не из универа, — сказал Ванечка. — Она строитель. Ее зовут Таня.
— Значит, мы с ней тезки. Еще раз поздравляю. — Таня улыбнулась.
Павел не мог не отметить, какая у нее очаровательная улыбка. С каждой минутой сестренка Ника нравилась ему все больше, и он с грустью подумал, что вот сейчас они расстанутся и не известно, когда увидятся в следующий раз. В Тане все было ярко, экзотично: густые кудри, даже не рыжие, а медно-красные, золотые глаза, широкий рот с яркими пухлыми губами и ровными мелкими зубками — казалось, что их больше, чем положено иметь людям. На брата она походила разве что высоким ростом. Да и в манерах было мало общего: Таня держалась просто и дружелюбно, не обнаруживая и следа вычурного, чуть капризного высокомерия, свойственного Нику.
— Нам пора, — с сожалением сказал Павел и обратился к Ванечке: — Ты рюкзаки-то приготовил?
— А как же?
— В поход собрались? — поинтересовалась Таня.
— Нет. Понимаешь, свадьба будет у нас на даче, без родителей. — Павел незаметно и неосознанно перешел на «ты». — Надо заехать в одно местечко, забрать продукты.
— А местечко, надо полагать, у Смольного, въезд с Тульской?
Ванечка посмотрел на Таню с открытым ртом. Павел, наоборот, рот резко закрыл.
— Маршрут известный, — продолжила Таня. — Хотите, подвезу вас?
— На чем? — спросил Ванечка.
— Моя персональная карета припаркована у БАНа, — сказала Таня. — Пойдем.
— Как? У тебя собственная машина?
— «Жигули-тройка». А что, запрещено? — Таня снова улыбнулась.
— Красиво жить не запретишь, — согласился Павел. — Поехали. Ты нас здорово выручишь.
Она подвезла их не только к распределителю, но и к электричке. Приглашение же на свадьбу с виноватой улыбкой отклонила, сославшись на крайнюю занятость.
Трясясь в полупустой электричке и придерживая руками коробки, Ванечка без умолку говорил о предстоящем торжестве, о планах на будущее, о том, какие у него замечательные друзья.
Павел молчал. У него перед глазами стояло медноволосое лицо с золотыми глазами и алыми губами.
На платформе их ждали Ник в дубленке с поднятым воротником, но без шапки, и Елка в дутом оранжевом пальто.
— Эй! — брюзгливо сказал Ник, когда они выгрузились из вагона. — Однако ж вы не спешили. Мы тут намерзлись.
— Побойся Бога, Ник! — засмеялась Елка. — Всего-то минус четыре на дворе. Надел бы шапку и горя не знал.
— К вашему сведению, мадемуазель, в Европах ходят без шапок круглый год. Ладно, — Ник махнул рукой. — Давайте табанить номенклатурный харч.
Они погрузили коробки на саночки. Ванечка и Павел надели рюкзаки, и все двинулись по направлению к заливу.
Двухэтажная дача Чернова стояла чуть в стороне от дороги в окружении аналогичных дач, обнесенных бетонным заборчиком с четырьмя сторожевыми будками. С сентября по май на все эти будки приходилось всего два охранника — один дневной, дядя Саша, и один ночной, без имени. Три другие дачи зимой пустовали, и только на даче Чернова играла музыка и звучал веселый молодой смех.
Ребята сидели на просторной, убранной голубым кафелем кухне и отпивались легким глинтвейном, на скорую руку приготовленным Ником из вина «Гамза», сахара, гвоздики и корицы. Елка сидела рядом с Павлом. Перед ними лежал длинный список. Елка, надев очки, водила шариковой ручкой по списку, ставя то галочки, то крестики, то вопросительные знаки.
— Посуды хватит, — говорила она. — С продуктами теперь тоже все в порядке. Осталось купить картошки, яиц, муки, сахару, масла. Это все завтра. Фруктов тоже. Хлеб — в последний день…
— И что бы я без вас делал? — прочувствованно изрек Ванечка.
— Спился бы или пошел по комсомольской линии, — усмехнувшись, отозвался Ник.
— Цветы… цветы гости принесут, определенно, — продолжала Елка. — Теперь в загсе. Фотограф, шампанское. Машина своя будет… Ванечка, ты квитанции взял?
— Взял, взял.
— Так… Кольца?
— Кольца?
— Кольца?!
— Кольца!!!
Все посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, схватились за головы и застонали. Про главное-то и забыли!
— Что у нас осталось по части денег? — спросил Павел.
— Рублей восемьдесят, — сказала Елка. — Но это впритирочку. Столько еще покупать надо!
— Все равно не хватит, — сокрушенно сказал Ванечка. — В «Юбилее» два кольца, как минимум, четыреста. Ну, триста, если тоненькие.
Беспокоить по этому поводу Таню и ее подруг было бы просто неприлично. Это понимали все, и подобного предложения ни от кого не поступило.
— Стоп! — сказал вдруг Ник. — Не хотелось бы мне этого, но, видно, придется… Где тут у вас телефон?
— Один в гостиной, другой у отца в кабинете, — сказала Елка.
— Я лучше из кабинета, — заявил Ник. — Извините, братцы, но разговор довольно конфиденциальный.
Ник поднялся и балетной походочкой вышел из кухни.
Остальные выпили еще по чашечке и притихли в ожидании.
— Все! — воскликнул Ник, возвратившись. — Я договорился. Вано, завтра жду тебя у «Юбилея» ровно в полдень. Не опоздай и не забудь талоны. И еще узнай у Тани размер пальчика.
— Ой, спасибо тебе! — сказал Ванечка и поднялся. — Братцы, я пошел.
— Все же интересно, Ник, — сказал Павел, когда за Ванечкой захлопнулась калитка. — Откуда, сколько и на каких условиях?
— А стоит ли?
— Уж ты скажи. Нам с Елкой, да и Ванечке надо знать, сколько отдавать и в какие сроки. Очень не хотелось бы, чтобы у тебя были неприятности.
Ник вытащил из пачки сигарету, закинул ногу на ногу, закурил и выпустил струйку дыма почти в лицо Павлу.
— Поль, о каких неприятностях ты говоришь? Скорее всего, ничего отдавать не придется. Там, где я взял, еще много осталось.
— То есть?
— Ну, раз уж так хочешь знать, попросил у любимой сестренки. Для нее это не деньги. Павел вспыхнул и отвернулся.
Дома Ванечка напустил такого конспиративного тумана, что даже и сам удивился. С вечера он собрал сумку и сообщил матери, что едет на недельку к друзьям на дачу. Когда Марина Александровна, опасаясь возможного загула, потребовала уточнений, он сказал, что его пригласил к себе в Сосново Леня Рафалович покататься на лыжах. Никакой дачи в Соснове у Рафаловича отродясь не было, но, во-первых, мать с родителями Рафаловича не общалась и узнать этого не могла, а, во-вторых, к его школьным друзьям она относилась столь же положительно, сколь отрицательно — к друзьям студенческой поры. Про дачу Черновых он не сказал, потому что мать вполне могла и обратиться за справками к Дмитрию Дормидонтовичу, и сама не вовремя нагрянуть туда. Впрочем, он сказал, что с ними пару дней пробудет и Павел. Марина Александровна, которой Павел очень нравился, охотно отпустила сына. Надо мальчику побыть на природе с хорошими людьми, а то совсем заучился, из библиотеки не вылезает… Она даже выдала ему двадцать рублей на расходы.