– Брось! В нашем с тобой возрасте «темпус», как говорится, летит сломя голову, словно никакого завтра не предвидится.
Шелли воспрянуладухом.
– В таком случае in vino Veritas.
Кит посмотрел на нее непонимающе.
– Это по-латыни. Ты учил латынь?
Вопрос был задан явно не к месту. Можно подумать, она забыла, что знанием латыни обязана покойной матери – та прочно вбила в нее мертвый язык вместе с основами музыки.
– Послушай, детка, только не надо грузить меня всяким научным дерьмом. У себя в Арканзасе я в пятнадцать лет вышел из стен школы для малолетних преступников. – Кит Кинкейд сунул в рот очередную пластинку жевательной резинки. – Я автодидакт.
Шелли была вынуждена признать, что ее познания в лингвистике не распространяются на подобную лексику.
– Самоучка. Я сам откопал в словаре это слово. – Он довольно осклабился. – А ты?
– Свои подростковые годы я провела в тоске и скуке средней школы в Кардиффе, после чего поступила в музыкальное училище.
– Хочешь, я покажу тебе шрамы? Я резал себе вены. Чур, только при условии, что ты мне покажешь свои. – Кит Кинкейд, задрав голову, одним глотком осушил бокал шампанского. Шелли как завороженная смотрела на его смуглую шею. – Черт, все было не так уж и погано. Куда хуже другое – ко мне клеился тренер-педофил. И это в католической школе, сделавшей девизом слова «Мы хотим быть сплоченней! Мы стремимся все выше!».
И вновь из груди Шелли вырвался смех, скорее похожий на сдавленное чихание. Она сама удивилась его силе. Кит рассмеялся в ответ – вышел отдающий сигаретным дымком, соблазнительный полуночный смешок, от которого пульс у нее забился в два раза быстрее положенного.
– Послушай, что тебе терять, Шелли Грин? Ты только скажи «да», и я обещаю, что когда мы с тобой после медового месяца вернемся в Лондон, я наговорю про тебя с телеэкрана кучу приятных вещей. А ты, в свою очередь, скажешь, что я даже лучше, чем пакистанский слон. – Он игриво подмигнул ей. – Ведь что бы там ни утверждали ваши женские журнальчики, размер имеет значение.
– Вы имеете в виду размер самоуверенности? – едко поинтересовалась Шелли. – Могу заранее успокоить, этого качества в вас с избытком. Вы уж меня извините, Кит, но замуж я не собираюсь. Знаете, почему подвенечное платье белое? Потому что кухонные приборы тоже белые, – добавила она с жаром. – Кстати, вам известно, как расшифровывается слово «жена»? ЖЕНА. Жрачка, Е…, На Аборт.
Кит неожиданно. взял ее за подбородок, повернул к себе бледное лицо, чуть откинул ее голову и выпустил вдоль шеи струю шампанского.
– Что-что ты сказала? – Его пухлые губы капризно надулись. – Неужели ты не веришь в любовь с первого взгляда?
Шелли сглотнула комок и отвела его руку в сторону.
– И со второго не верю. Что уж там говорить о первом!
Однако несмотря на трезвое отношение к любви (любовь – это разновидность самообмана, генетически запрограммированная в нас с целью обеспечить продолжение рода, а романтическая любовь своим существованием обязана в первую очередь Голливуду), Шелли поймала себя на том, что она уже предается мысленным фантазиям: какое пикантное сообщение они с Китом оставят на своем автоответчике.
Американец окинул ее довольно агрессивным взглядом.
– Это почему же ты не веришь в любовь? – Он с вальяжным видом вытащил из-за резинки трусов «Калвин Клайн» пачку «Мальборо» и закурил. – Ты что, не хотела бы ни в кого влюбиться? Втюриться по уши? Потерять голову? Не спать ночами? Ловить кайф от оргазма?
Шелли многозначительно посмотрела на табличку «Не курить» в салоне лимузина.
– Ты что, никогда не была замужем? – Сквозь голубые кольца дыма Кинкейд пригвоздил ее холодным, оценивающим взглядом, а потом задал самый больной вопрос: – Или, может, даже не ходила на свидания? Черт, у меня их было столько, что мне за одно это полагается приз! – Тут он расхохотался, причем так заливисто, что Шелли смутилась и не смогла сдержать улыбку.
– Ты когда-нибудь в кого-нибудь влюблялась?
– Только раз. В музыканта. Он играл на гобое. Я была от него без ума. Несмотря на то что он не любил молоко и был воинствующим вегетарианцем.
– И что же у вас не срослось? Погоди, дай попробую угадать. Не иначе как он сказал, что не может тебя трахнуть, поскольку вегетарианец.
Шелли фыркнула. Шампанское приятно щекотало ноздри. Что не помешало ей, однако, ощутить, как где-то между ног ее как будто пронзил электрический разряд. Она даже поерзала на сиденье в надежде немного протрезветь.
– Когда дело доходит до войны полов, скажем так, я объявляю себя Решительной Противницей Мужчин. В общем, мои… знакомые решили, что проще позволить компьютеру найти мне пару, и от моего имени отправили данные для участия в конкурсе. Эти доброжелатели даже подделали мою подпись. Я и понятия не имела…
В глазах Кинкейда промелькнуло разочарование.
– Знаешь, Шелли, твои кореши правы. – Он с громким хлопком открыл очередную бутылку. – Любовные стрелы бьют с той же точностью, что и бомбы Буша по Багдаду. Меня, например, всегда тянуло к самым отстойным бабам, на которых никто не позарится. – Потушив о каблук сигарету, Кит выбросил окурок в окно. Окурок приземлился на какую-то древнюю статую посреди какой-то средневековой площади в центре какого-то заштатного городка, куда они заехали, чтобы купить жареной картошки с рыбой. – Покажи мне психопата, и я скажу, кто его подружка.
Шелли сделала глубокий глоток теплого, нагретого мотором кислорода.
– Мистер Кинкейд, думаю, вам стоит поподробней ознакомить меня с историей ваших сердечных увлечений, включая четвероногих питомцев и родственников.
Шелли надеялась, что слова прозвучат как легкая шутка, однако, увы, дрожь в голосе выдала ее с головой.
– Без проблем. Влюблялся я за свою жизнь всего пару раз, не больше. Первый раз я запал на девчонку, потому что она любила животных и все такое прочее. Только потом выяснилось, что из-за этой любви она мотала условный срок.
– То есть ты любил ее щенячьей любовью? – Шелли всеми силами тужилась изобразить веселость, однако для этого ей пришлось влить в себя очередной бокал пузырящейся жидкости.
– Ну. У нее даже были порнокассеты на эту тему. Когда я выразил свое несогласие с ее выбором партнеров, она заявила, что я говнюк, и выстрелила в меня.
И снова «А-а-а!». Больше ничего в голову Шелли не приходило.
– То есть пальнула мне в ногу. – Кинкейд задрал штанину и продемонстрировал икру со следом пулевого ранения. При этом он нагловато ухмыльнулся. Ухмылка эта нарушила гармонию его веселой, добродушной физиономии.
Впрочем, отметила Шелли, добродушие никак не сочеталось со старым шрамом. Да ладно, подумаешь, парень беспутный, зато в нем определенно есть свой шарм. Переломанный нос придавал ему вид греческого божества с опытом жизни на улице. Так, наверное, выглядел бы Геркулес, случись ему играть в рок-группе.
– А второй раз?
Кит Кинкейд заметно изменился в лице. Прикусил нижнюю губу и уставился в окно.
– Скажем так, чтобы найти свою принцессу, мне пришлось перецеловать множество лягушек. Впрочем, на амфибию ты не похожа.
С этими словами он положил руку на шифоновое колено Шелли, отчего та часть ее тела, что пряталась между ног, моментально исполнила короткое фанданго. Это прикосновение пробудило в ней все дремавшие прежде чувства – своеобразная гормональная побудка. Печальная правда заключалась в том, что с тех пор, как умерла мать, у нее никого не было. И если в школе ей поручали провести лекцию на тему полового воспитания, она неизменно читала по бумажке. Уставший от одиночества клитор – в духе известных стихотворных строк «О, вспомни обо мне!» – то и дело посылал ей своеобразные сигналы SOS. И если бы не мадам Ладошка и пять ее юрких дочурок (надо сказать, что помощи двоих старших Шелли обычно хватало, потому что остальные трое спорили, кому нажимать кнопки видеомагнитофона), она, можно сказать, усохла бы на корню. Да-да, о воздержании можно рассуждать сколько угодно, однако почему-то эти философствования неизменно начинались словами «Ну почему именно я?».
– Главная загвоздка – это мы сами, мужчины и женщины, – гнула свою линию Шелли, стряхивая руку спутника, словно назойливую муху. – Мы не просто родом с разных планет, нет, мы из разных галактик. Вот почему у нас никогда ничего не выйдет.
– Ну, это не наша вина. То есть я хочу сказать, что запросы мужчин просты как дважды два. Футбол, жратва, музыка и… – теплая рука Кита вновь прокралась к ее ноге, даже чуть выше, чем в прежний раз, – секс. Это вам, женщинам, вечно нужно бог знает что!