— Мистер Уорлегган!
У него не было шляпы, и он коснулся морщинистого лба.
Другой Джордж, чрезвычайно важная персона, кивнул ему и сел за стол. Пока он просматривал какие-то бумаги, беспокойство Табба росло. Именно по приказу мистера Уорлеггана, когда тот женился на миссис Полдарк, Таббов выставили, и сегодняшнее приветствие не было дружелюбным.
— Табб, — сказал Джордж, не поднимая глаз. — Я хочу задать тебе несколько вопросов.
— Сэр?
— Эти вопросы я задам тебе по секрету, и надеюсь, ты его сохранишь.
— Да, сэр.
— Я вижу, ты ушёл с той работы, которую я тебе предложил, когда миссис Уорлегган попросила тебя уволить.
— Да, сэр. Миссис Табб не могла работать и...
— Напротив, я узнал от мисс Агар, что она была недовольна именно тобой и предложила оставить одну миссис Табб, если бы она на это согласилась.
Взгляд Табба смущенно забегал по комнате.
— Итак, сейчас ты влачишь жалкое существование слуги в таверне. Хорошо, это твой выбор. Те, кто не в состоянии себе помочь, должны принять последствия.
Табб откашлялся.
Мистер Уорлегган достал из кармана две золотые монеты.
— Как бы то ни было, я готов предложить тебе временное улучшение твоей доли. Эти гинеи. Они твои на определённых условиях.
Табб уставился на деньги, как на змею.
— Сэр?
— Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоих последних месяцах работы в Тренвите. Ты помнишь их? С тех пор как ты ушёл, прошло чуть больше двух лет.
— О да, сэр. Я хорошо всё помню.
— Здесь только мы с тобой, Табб. Только ты будешь знать вопросы, которые я задам. Если в будущем выяснится, что об этих вопросах знает кто-то ещё, я пойму, кто проболтался, понятно?
— Ох, я не проболтаюсь, сэр.
— Не проболтаешься? Я в этом совсем не уверен. У пьяницы язык ненадёжный. Так слушай, Табб.
— Сэр?
— Если когда-нибудь я услышу хоть слово из того, о чём сегодня тебя спрашиваю, тебя вышвырнут из этого города, и ты будешь голодать. Сдохнешь от голода. В канаве. Я тебе обещаю. Не забудешь об этом, когда напьёшься?
— Хорошо, сэр, честно, обещаю. Больше ничего сказать не могу. Я...
— Говоришь, больше ничего сказать не можешь. Что ж, сдержи своё обещание, а я сдержу своё.
Он замолчал. Табб облизнул губы.
— Я хорошо помню то время, сэр. Я хорошо помню все те дни в Тренвите, когда мы, я и миссис Табб, пытались вдвоём вести и дом, и хозяйство. Там больше никого и не было, все дела на нас двоих...
— Я знаю, знаю. И вы воспользовались своим положением. Поэтому и потеряли работу. В знак признательности за долгую службу вам нашли другое место, но вы и его потеряли. Вот что, Табб, есть некоторые имущественные вопросы, которые надо урегулировать, и ты можешь мне в этом помочь. Во-первых, я хочу, чтобы ты припомнил всех, кто заходил в дом. То есть всех, кого видел. Примерно с апреля 1793 до июня того года, когда вы ушли...
— Кто заходил? К госпоже Элизабет, вы хотите сказать? Или к мисс Агате? Да мало кто заходил, сэр. Дом-то совсем на отшибе... Помню, приходил кто-то из деревни. Бетти Коуд с сардинами. Лобб из Шерборна с почтой раз в неделю. Аарон Нэнфан...
Джордж махнул рукой, чтобы он замолчал.
— А к Полдаркам? Кто-нибудь приходил?
Табб с минуту подумал, почесывая подбородок.
— Вы, сэр. Вы приходили чаще всех! Еще доктор Чоук к мисс Агате, преподобный Оджерс раз в неделю, капитан Хеншоу, церковный староста, капитан Полдарк из Нампары, сэр Джон Тревонанс пару раз. Вроде Рут Тренеглос заходила однажды. Миссис Тиг тоже как-то видел. Помню, я почти всё время проводил в поле и едва мог...
— А капитан Полдарк из Нампары часто приходил?
— Ну... раз в неделю. Где-то так.
— Обычно по вечерам?
— Нет, сэр, он всегда приходил днём. По четвергам, днём. Пил чай и уходил.
— Тогда кто приходил вечером?
— Да никто, сэр. По вечерам было тихо, как в могиле. Вдова, молодой джентльмен десяти лет и на редкость старая леди. Но если бы вы спросили меня о тех временах, когда был жив мистер Фрэнсис, вот в те времена...
— А госпожа Элизабет точно не выходила по вечерам?
Табб заморгал.
— Выходила? Нет, насколько я знаю, сэр.
— Но в эти месяцы — апрель, май, июнь, по вечерам светло. Возможно, она каталась верхом.
— Нее, она почти не выезжала. Мы продали всех лошадей, оставили только двух, но они были слишком старые, чтобы на них ездить.
Джордж указал на две гинеи, и Табб посмотрел на них с надеждой, что вопросов больше не будет.
— Погоди, погоди, ты ещё ничего не заработал, — сказал Джордж. — Думай. Кто-то ещё наверняка приходил.
Табб напрягся.
— Жители деревни... Дядюшка Бен вроде приносил кроликов. Незнакомцев не было...
— А госпожа Элизабет часто ходила в Нампару?
— В Нампару?
— Именно это я и спросил. Навестить Росса Полдарка.
— Никогда. Никогда. Нет, насколько я знаю. Нет, никогда.
— Почему же она не ходила? Они ведь соседи.
— Я думаю, думаю, может, потому, что она никогда не ладила с женой капитана Полдарка. Но это всего лишь мои догадки.
Повисла долгая пауза.
— Постарайся вспомнить, особенно май. Середина или начало мая. Кто приходил? Кто приходил вечером?
— Ну... ну, никто, сэр. Ни одной живой души не видал. Это уж точно.
— Во сколько ты ложился спать?
— Ох... В девять или десять. Как только стемнеет. Мы вставали с рассветом, и до заката...
— Во сколько госпожа Элизабет ложилась спать?
— Ну, примерно так же. Мы все уставали.
— Кто запирал двери?
— Я, в последнюю очередь. Было время, когда мы совсем двери не запирали, но без других слуг, да когда вокруг столько бродяг...
— Что ж, боюсь, ты ничего не заработал, — сказал Джордж, протягивая руку, чтобы забрать деньги.
— Ох, сэр, да я если б я знал, чего вы от меня хотите, я б сказал.
— Не сомневаюсь, уж ты сказал бы. А скажи мне вот что. Если бы кто-нибудь пришёл после того, как ты отправился в постель, ты услышал бы дверной колокольчик?
— То есть ночью, значит?
— Когда же ещё?
Табб задумался.
— Вряд ли. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь услышал бы. Колокольчик-то, он в нижней кухне, а мы все наверху спали.
— Нет, значит? Ты бы знал?
— Ну, пожалуй, нет. Зачем кому-то приходить, разве только чтобы обворовать. А красть-то там почти и нечего было.
— А ты не знаешь, не было ли в доме какого-нибудь потайного входа, известного только членам семьи?
— Не... Я про такой не знаю. А я там двадцать пять лет прожил.
Джордж Уорлегган встал.
— Отлично, Табб.
Он бросил монеты на стол.
— Забирай свои гинеи и иди. Я тебе приказываю ничего никому не говорить. Даже миссис Табб.
— Не скажу я ей, — ответил Табб. — А то... ну, сэр, вы ж знаете, как это. Она эти деньги отобрать захочет.
— Забирай свои гинеи, — сказал Джордж. — И ступай.
В тридцать один год у Элизабет Уорлегган было двое детей. Старшему, Джеффри Чарльзу Полдарку, вскоре должно было исполниться одиннадцать, он первый год учился в Харроу. Она получила три неряшливых письма, сообщающие, что он по меньшей мере жив и, очевидно, здоров, и привыкает к будням школы. При взгляде на письма, аккуратно сложенные в уголке стола, ее сердце каждый раз сжималось, воображение рисовало так много между строк. Младшему сыну Элизабет, Валентину Уорлеггану, еще не исполнилось и двух лет, он медленно поправлялся после рахита, от которого страдал прошлой зимой.
Элизабет выходила играть в карты с тремя старыми подругами, это было одно из удовольствий, которыми она наслаждалась каждую зиму в Труро. В Труро все играли в карты, это так отличалось от скучных и одиноких вечеров в Тренвите с Фрэнсисом и после его смерти. Жизнь с новым мужем имела свои сложности, в особенности в последнее время, но была куда более стимулирующей, а Элизабет всегда нуждалась в стимулах.
Она заворачивала в гостиной небольшой пакет, когда вошел Джордж. Он не сразу заговорил, а подошел к столу и стал просматривать бумаги. Потом он сказал: