– Замечательная мысль, – слабо улыбнулся тот.

– Бренди так бренди, – хозяин дома направился к графину, стоявшему на столике у камина.

– Полагаю, ты уже слышал о смерти епископа? – спросила тетка.

– Буквально пару минут назад.

– Оказывается, ему размозжили голову в крипте церкви Святой Маргариты в Танфилд-Хилл, – прокашлялся его высокопреосвященство.

Себастьян разливал выпивку, недоумевая, какое отношение данное происшествие может иметь к нему.

– Склеп замуровали много лет назад, – продолжил архиепископ, принимая стакан. – Полагаю, причиной тому стало возраставшее зловоние, которое мешало проводить богослужения и вызывало опасения эпидемии. Поэтому было принято решение отгородить место погребения стеной.

Лично Девлину обычай складировать гробы в открытых криптах всегда казался до варварства диким, но он придержал это замечание при себе. Протянув тетке бренди, виконт полюбопытствовал:

– Если склеп стоял замурованный, что в нем делал епископ?

– Вчера рабочие случайно пробили заложенный кирпичами вход и обнаружили неприятную находку, – пояснил собеседник. – Учитывая возможность скандала, приходский священник решил, что будет лучше сразу привлечь епископа Прескотта.

Себастьян прислонился к каминной полке.

– Скандала? Но по какой причине?

– Из-за трупа.

Рука виконта, подносившая ко рту стакан, застыла на полпути:

– Трупа?

– Из-за мертвеца в склепе, – добавила герцогиня таким недовольным тоном, словно племянник умышленно проявлял бестолковость.

Отпив глоток бренди, виконт вздрогнул. Возможно, у него и сложилась репутация сильно пьющего прожигателя жизни, но потреблять крепкий алкоголь в полвосьмого утра даже для Себастьяна Сен-Сира было рановато.

– По моему представлению, в подземелье церкви Святой Маргариты скопилось немалое количество мертвецов. Ведь строение каким веком датируется? Двенадцатым?

– На самом деле, крипта даже древнее храма, – заметил архиепископ. – Она восходит еще к англосаксонским временам[4].

– Получается, сотни покойников, – подытожил виконт. – Если не тысячи.

Тетушка Генриетта, изящно держа на весу стакан с бренди, подалась вперед:

– Тело, на которое наткнулись рабочие, не принадлежало к захоронениям. Тот человек, очевидно, был там убит. И, скорее всего, перед тем, как склеп замуровали, – понизила голос герцогиня. – Труп нашли на полу позади одной из колонн. С кинжалом в спине.

Девлин перевел взгляд с тетки на архиепископа:

– Простите, ваше высокопреосвященство, но… Зачем вы это мне рассказываете?

– Себастьян, ты прекрасно понимаешь, зачем, – рассердилась герцогиня. – Мы здесь, поскольку архиепископ желает, чтобы ты раскрыл это убийство.

– Почему?

– Почему? – негодующе переспросила Генриетта. – Что значит «почему»? Разумеется, потому, что у тебя это хорошо получается.

Себастьян оставался совершенно спокойным: он опасался такого поворота.

– Могу представить, что для местного магистрата сие происшествие – из ряда вон выходящее, но, полагаю, на Боу-стрит более чем способны распутать это дело.

– Я уже обсудил сложившуюся ситуацию с сэром Генри Лавджоем – снова прокашлялся Джон Мур, – и он поддержал мое решение привлечь вас к дознанию. Будь это убийство торговца или лавочника, сыщики с Боу-стрит, несомненно, справились бы самостоятельно. Однако они не умеют вести дела на столь высоком уровне и осознают это.

Оттолкнувшись от камина, виконт подошел к окну, выходящему на улицу. За последние полтора года он действительно несколько раз оказывался втянутым в расследование насильственных смертей. Но те случаи либо затрагивали его лично, либо касались жертв, которым больше неоткуда было ждать справедливости. И каждое новое дело обнажало очередной слой его души.

– Когда я в последний раз занимался следствием, все закончилось гибелью доброй дюжины людей, – попытался увильнуть Девлин.

– Мне понятно ваше нежелание быть вовлеченным в тягостный инцидент, – отозвался увещевательным тоном отца-исповедника его высокопреосвященство.

«Неужели?» – с горечью подумал Себастьян. Разве священнослужителю ведомы страсти, бурлящие вокруг убийства? Обман, ложь, гнев и отчаяние?

Водянистые глаза архиепископа сузились. Да, сейчас он больной старик, но невозможно стать самым влиятельным церковным иерархом во всей Англии, не будучи одновременно умным и очень, очень проницательным человеком.

– Позвольте поинтересоваться, отдаете ли вы себе отчет в том, насколько важно для блага страны, чтобы это убийство было раскрыто, и притом быстро? – виконт промолчал, и собеседник продолжил: – Не секрет, что мои дни сочтены. Уже дан ход процессу избрания моего преемника, чего, впрочем, следовало ожидать. В сложившейся ситуации лучше избегать длительных перерывов в передаче власти. Так вышло, что епископ Прескотт был одним из главных претендентов. По правде говоря, он был моим протеже.

– Вы думаете, это имеет отношение к его смерти? – нахмурился Себастьян.

– Возможно. Сейчас мы не можем этого утверждать, – отставив бренди, архиепископ наклонился вперед, сложив ладони, словно для молитвы. – Но примите во внимание: всего два месяца назад был застрелен премьер-министр. Теперь убит епископ. Если завтра умру я… – он умолк и развел руками, словно приглашая вообразить государство, лишенное как политического, так и духовного руководства.

Девлин хранил молчание.

– Это опасное время в истории нашей нации, – серьезным тоном продолжал его преосвященство, вновь сблизив ладони.– Наша страна воюет почти без перерыва уже двадцать лет. Бедствия народа множатся, недовольство растет. А теперь еще и американцы угрожают напасть.

– Понятно, – раздраженно хмыкнул виконт. – Выходит, раскрыть данное убийство – мой духовный и патриотический долг?

Герцогиня неодобрительно нахмурилась на племянника.

Не обращая на нее внимания, Себастьян спросил:

– А тот, другой человек, с кинжалом в спине – кто он?

Неожиданный вопрос по сути дела, похоже, застал архиепископа врасплох:

– Этого мы не знаем.

– Но вы утверждаете, что его убили давно?

– По крайней мере, такое сложилось впечатление. Мне говорили, что, судя по одежде, тот мужчина умер еще в прошлом веке.

Несомненно, загадка была чрезвычайно интригующей: двух людей почти на одном и том же месте постигла насильственная смерть с промежутком в десятилетия. Себастьян выглянул в окно на разносчика из пекарни, расхаживавшего с подвешенным на шею лотком и выкрикивавшего: «Свежие булочки! Кому свежие горячие булочки!»

Генриетта просто не в силах была дольше молчать.

– Ну? – нетерпеливо вопросила она. – Так ты возьмешься за расследование?

Повернувшись, Себастьян встретил обеспокоенный тетушкин взгляд. Если бы его преосвященство прибыл в одиночку просить содействия виконта, тот отказал бы без колебаний. Возвышенные воззвания к патриотическим чувствам совершенно не действовали на Девлина, а истинная сущность его духовных верований, несомненно, повергла бы дряхлого служителя церкви в смятение. Однако лукавый старик был достаточно проницателен, чтобы предугадать такой исход, посему и захватил с собою герцогиню Клейборн, свою старинную подругу.

Тетушка бывала нелюбезной и беспощадно несентиментальной, но она единственная из всех членов семьи никогда не предавала Себастьяна. Любовь Генриетты к племяннику была искренней и безусловной. Ей он не мог отказать.

Поднеся бренди к губам, виконт осушил стакан:

– Возьмусь.


ГЛАВА 4

Деревушка Танфилд-Хилл лежала на полмили южнее главной почтовой дороги, связующей Лондон и Уэст-Кантри[5], как раз на краю равнины, известной как пустошь Ханслоу-Хит, кишевшей грабителями и пользовавшейся дурной славой. Здесь заросли утесника и можжевельника уступали место холмистой местности с дубовыми и березовыми рощами. Само селение представляло собой живописное скопление крытых соломой коттеджей и побеленных каменных лавочек, растянувшихся вдоль вымощенной булыжником главной улицы и нескольких ответвляющихся проулков.

Правя двуколкой, Себастьян прогрохотал по узкому каменному мосту, перекинутому через медлительный ручей, и въехал в деревню около полдесятого утра. Солнце уже пригревало вовсю, заливая древние каменные стены теплым, идиллическим сиянием. Воздух был напоен сладким ароматом буйно выпирающей из-за изгородей жимолости и роз, вьющихся по аккуратным шпалерам. Отсюда уже виднелся низкий, массивный неф и единственный шпиль старинной нормандской церкви Святой Маргариты, которая венчала собою невысокий холм, покрытый расцвеченной маргаритками травою и россыпью замшелых надгробий.