Девлин направил гнедых вверх по склону, к усыпанной гравием площадке перед храмом, где беседовали какой-то работяга в грубой одежде и сэр Генри Лавджой. Этот тщедушный, пожилой человечек с лысоватой головой и солидными манерами был самым новоназначенным из трех постоянных магистратов Боу-стрит. Завидев Себастьяна, Лавджой кивком отпустил рабочего и зашагал по гравию в направлении коляски.
– Найди, где напоить и поставить лошадей, – велел виконт своему юному груму, передавая ему вожжи. – Мы здесь ненадолго задержимся.
– Не беспокойтесь, хозяин, – отозвался подросток, слезая со своего места на запятках. – Присмотрю в лучшем виде.
– Да, и еще, Том – порасспроси тут немного. Хотелось бы знать, что говорят о случившемся местные жители.
– Заметано, сэр.
– Лорд Девлин, – поприветствовал подошедший сэр Генри. – Значит, архиепископ все же убедил вас заняться этим делом? Я опасался, что ему не удастся. Это не обычный для вас тип убийства.
– Я и не знал, что у меня имеется обычный тип убийства, – хмыкнул Себастьян, соскакивая с высокого сиденья.
Когда-то этот серьезный маленький магистрат намеревался арестовать виконта. Но за последние полтора года между суровым, религиозным полицейским чиновником и насмешливым аристократом завязалась странная дружба, основанная на взаимном уважении и неизменно прочном доверии.
– На Боу-стрит не возражали против привлечения моей скромной персоны? – полюбопытствовал Девлин.
Сэр Генри дернул уголком тонких губ в легком подобии улыбки:
– Я бы не сказал, что сэр Джеймс выглядел довольным. Но когда вмешивается сам архиепископ Кентерберийский, даже главный магистрат Боу-стрит не осмеливается перечить.
– А вы?
– Я? – повернувшись, Лавджой направился к северной стене приходской церкви, где под припекающим солнцем высились груды строительного мусора. – Когда расследование касается убийства в высших общественных и правительственных кругах, я признаю ограниченные возможности нашей конторы. Этот случай – дело тонкое. И загадочное. Чрезвычайно загадочное.
Себастьян запрокинул голову, оглядывая потемневшие от времени стены церквушки. Узкие, закругленные окна и грубая кладка нефа были типичны для ранненормандского периода. Только башня со шпилем выглядела гораздо легче и изящнее основного здания, ее, скорее всего, достроили в ранние тюдоровские времена.
Виконт перевел взгляд на кучу мусора у своих ног. Сквозь пролом в кирпичной стене виднелись истертые верхние ступени каменной лестницы, исчезавшей в темном колодце подземелья.
– Как давно был замурован склеп? – спросил Девлин, вглядываясь в сумрак. Его слова вернулись снизу эхом.
– По утверждениям тех, кто в состоянии припомнить, примерно во времена бунта в Америке[6], – магистрат обладал чрезвычайно тонким голосом, который в минуты волнения или нервозности был склонен срываться на писк. Вот и сейчас сэр Генри пищал.
– Выходит, лет тридцать–сорок назад.
– Да, где-то так, – наклонившись к стоявшему на большом плоском камне фонарю, Лавджой открыл дверцу лампы и принялся высекать из огнива искру. – По словам рабочих, здесь стояла старая покойницкая. Они как раз сносили ее, когда наткнулись на вход в крипту. Подземелье было замуровано так давно, что люди уже и забыли об этой лестнице. Похоже, пробитая стена вызвала среди рабочих немалое волнение. Но самое большое потрясение ждало впереди, когда несколько парней решили спуститься вниз и наткнулись на тело мужчины, одетого в бархат и кружево по моде прошлого века, с торчащим в спине кинжалом. Немедленно вызванный священник только взглянул на труп и почти сразу же помчался в Лондон.
Себастьян посмотрел с холма туда, где между плакучих ив неторопливо вился мельничный ручей.
– Странный поступок. Зачем обращаться к епископу? Почему не к местному магистрату?
Лавджой сосредоточенно хмурился над фонарем.
– Насколько я понял, отец Эрншоу, мягко говоря, легко возбудимая личность.
– Вы еще не поговорили с ним? – удивленно поднял бровь виконт.
– К сожалению, нет, – продолжался сражаться с огнивом магистрат. – Кажется, обнаружение трупа епископа в дополнение ко всем ужасам подземелья стало для пастора слишком сильным ударом. Он еще смог доковылять до поместья и сообщить о случившемся Дугласу Пайлу, кстати, местному магистрату. Такой, знаете, типичный сельский сквайр, гораздо больше интересующийся лошадьми и гончими собаками, нежели расследованием убийств. Как бы там ни было, поведав Пайлу, где найти трупы, святой отец отправился домой и принял изрядную дозу лауданума, – добытый сэром Генри огонек потух, и он начал все сызнова. – Бедняга до сих пор не пришел в себя.
Себастьян подавил желание отнять у магистрата огниво и самому высечь искру. Сэр Генри выглядел каким-то непривычно растерянным.
– Так вы говорите, тело епископа обнаружил отец Эрншоу?
– Верно.
– Но, если пастор сам ездил в Лондон за Прескоттом, что же его преосвященство делал в склепе один?
Лавджой удовлетворенно хмыкнул, поскольку фитиль лампы наконец-то загорелся.
– Судя по тому, что нам удалось установить, преподобный Эрншоу сразу же вернулся в Танфилд-Хилл в собственной повозке, в то время как епископ должен был явиться следом в своей карете.
– А где был кучер в то время, когда его хозяину проломили череп?
– Оставался на козлах, согласно указаниям самого Прескотта. Утверждает, что не слышал и не видел ничего подозрительного, – засунув в карман огниво, магистрат закрыл дверцу фонаря. – Если хотите знать мое мнение, скорее всего, кучер просто вздремнул и очнулся только, когда Эрншоу поднял крик. Похоже, увидев свет в склепе, священник спустился туда один и обнаружил епископа, лежавшего чуть ли не поверх тела другой жертвы.
– Тела? Но если тот другой человек был убит несколько десятилетий назад, разве от него не должен остаться только скелет?
– К сожалению, нет, – узкое лицо сэра Генри передернулось гримасой отвращения. – Насколько я понял, это как-то связано с составом почвы и, возможно, известкового раствора. При отсутствии влияния влаги, трупы в крипте мумифицируются, а не разлагаются.
– Помнится, я наблюдал нечто подобное в Италии. В Палермо[7], – принюхался Себастьян к гнилостному духу смерти, поднимающемуся из склепа.
– Тогда вы знаете, чего ожидать, – повернулся к входу в подземелье магистрат. Стиснув в руке короткую ручку лампы, он проскользнул сквозь пролом в тонкой кирпичной стенке и начал спускаться. После секундного колебания, виконт последовал за другом. Истертые и потрескавшиеся от времени ступени вели вниз узким сводчатым маршем.
Датируемая англо-саксонской эпохой крипта оказалась обширнее, чем ожидал Девлин, с расположенными по обе стороны открытыми нишами. Однако углубления выглядели странно темными. Быстро приспособившись к сумраку подземелья, Себастьян рассмотрел, что ниши кажутся темнее из-за стоявших в них гробов – сотен и сотен деревянных ящиков, частью крашеных, частью некрашеных, но в большинстве своем обтянутых разлезшейся шерстяной тканью или обитых истлевшим бархатом. Куда не повернись, глаз видел гробы, сложенные в штабеля от пола до потолка, занавешенные полотнищами из паутины.
– Милостивый Боже, – шепотом произнес виконт.
– Епископа нашли в конце подземелья, – подрагивающим голосом объяснил Лавджой, шагая между нагромождениями домовин.
В более старой части крипты трухлые доски нижних гробов начали перекашиваться и рассыпаться под весом верхних, выставляя на обозрение свое содержимое. Себастьян заметил кое-где голые кости, покрытые странными коричневыми пятнами. Однако большинство тел оставались до жути целыми, со сморщенной и потемневшей, но неповрежденной кожей. Из мрачных углублений склепа ярко белели погребальные саваны.
– Вот, – нетвердой рукой магистрат поднял фонарь повыше. – Здесь, за этой последней колонной, и обнаружили Прескотта. Я уже отправил оба тела на вскрытие, но все остальное осталось, как было.
– А кому отправили? – уставился Себастьян на длинное, ржавое пятно крови, впитавшейся в выщербленные известняковые плиты.
– Доктору Гибсону.
Девлин удовлетворенно кивнул. Пол Гибсон, бывший военный врач, потерявший ногу при артиллерийском обстреле на войне с французами, теперь практиковал в небольшом хирургическом кабинете на Тауэр-Хилл. Никто в Лондоне не знал больше о человеческом организме и смерти, чем этот хирург-ирландец.