— Я потом помою, — спохватилась я и тоже встала, чтобы разлить по чашкам чай.
Гошка не стал спорить и отошел к столу. Устроился на табуретке, ближайшей к той, на которой я сидела, и стал собирать себе бутерброд. Вскоре и я присоединилась к парню, ставя перед ним чашку с горячим напитком. На этот раз положила три ложки сахара. И не стала издеваться над однокашником — заварила ему черный чай.
— А помнишь, как я тебе в любви признался?
Я чуть было не поперхнулась своим чаем, услышав этот вопрос. А уж когда до меня дошел смысл… Я ведь только-только вспоминала об этом моменте. Солгать или нет? Если скажу, что помню, он может подумать, что я по-прежнему к нему неравнодушна. А если обману… Совесть загрызет.
— Было не смешно. Шутка, если честно получилась так себе, — рискнула сказать правду.
— А что если это была не шутка? — огорошил Гоша.
Честно, вот тут я подумала, что ослышалась. Поэтому не спешила отвечать на вопрос. Просто засунула в рот очередной кусок сыра и стала тщательно его прожевывать. По-хорошему, надо было помыть руки, но из-за Гошки я напрочь про это забыла. Ладно, если что, накуплю себе активированного угля. Продезинфицируюсь вся, как следует. А сейчас просто хотелось есть и не думать. Ни о чем и ни о ком.
— Будешь делать вид, что ослышалась? — улыбка с лица парня пропала. Сейчас он смотрел на меня серьезно и напряженно.
Значит, не показалось. И вопрос действительно был задан. И что теперь делать? Верить этому хитрецу не собиралась. Да, мы уже давно не школьники, а вполне взрослые люди. Только… слишком глубоки раны от обиды. Слишком сильна была любовь к тому, кто в свое время считал, что в праве гнобить другого человека. Девушку. Пусть ее никто и не считает за таковую. Каравай, шарик на ножках…
— Ты вновь решил пошутить, — не смотря на своего собеседника, пробормотала. — Как я должна отреагировать на эти слова? Очередной прикол? Вновь не смешной.
— Да не шучу я! — вспылил Георгий и стукнул кулаком по столешнице.
Я вздрогнула, посмотрела на скатерть, которая осталась гладкой и чистой. Словно по ней только что не треснули со всей силы. Зефирчик заскулил и забился под мою табуретку. А Гоша… Соскочив с места, поспешил в коридор. Я не пыталась его остановить. Потому что пребывала в таком шоке и неверии, что при большом желании не смогла бы пошевелиться. Щелчок, дверь открылась, потом тихо закрылась. Еще один щелчок…
— Тяа-а-а-а-аф! — жалобно провыл пекинес и помчался в прихожую.
А я… взяла с тарелки колбасу и стала медленно ее смаковать. Что только что произошло? Кто бы еще объяснил… Ясно одно — завтра пожарного можно не ждать. Надо было его сразу вывести на откровенный разговор. Тогда можно было избежать многих ошибок. Одно непонятно — почему я не испытываю облегчения? Вместо этого, в душе поселилась тоска. Словно я на время перенеслась в прошлое. В день, когда подколки одноклассников были особенно обидны. А смех Гошика раздирал душу на мелкие кусочки.
Четырнадцатое февраля. Ни для кого не секрет, для чего был придуман этот праздник. Счастливицы получали от поклонников валентинки, такие неудачницы, как я — тычки в спину и едкое «Такой толстухе напишет только Колобок». А я и не ждала никаких посланий. И тем страннее было оное получить. Симпатичная открытка в форме сердечка и выведенные знакомым почерком слова «Я люблю тебя». Поверила ли я им? Нет. От них просто стало еще обиднее. Потому что написано было почерком Филимонова. И когда я положила его открытку к нему на парту перед началом урока, он демонстративно медленно взял сердечко в руки и так же медленно разорвал на две половинки. Класс смеялся, на губах Гоши застыла улыбка. Я не могла понять, какой она была. Просто смотрела на цветной картон, что валялся у моих ног. Будто чье-то разбитое сердце. Вокруг все так же смеялись одноклассники. Улюлюкали, бросали колкости. С трудом удерживала себя в руках, чтобы не расплакаться. Выдержала тот день и лишь дома, закрыв дверь своей комнаты, смогла дать волю чувствам. Потом, когда мама заснула, вышла, добрела до кухни и, опустившись на стул, просто смотрела в окно, наблюдая за медленно кружащим за стеклом снегом. Февраль в тот год был снежным, холодным и ярким. Словно город решил обезуметь и понавешать повсюду разноцветные сердечки.
Сейчас был не февраль. Да и я уже давно не являлась пухленькой школьницей, на которой форма смотрелась, как на бегемоте платье. Нелепо и безвкусно. Скоро Новый год. Еще несколько дней и за окном, где сейчас, к слову сказать, вовсю бушевала метель, будет разноситься звук разрываемых в небе фейерверков. Народ, согревшись шампанским или чем покрепче, не заботясь о том, что маленькие дети в это время спят, начнут голосить, выкрикивая «Ура!!!» или «С Новым годом!!!».
Столько лет прошло, а в эту самую минуту, сидя в одиночестве на кухне, я не могла четко сказать, что испытываю к Гоше. Поначалу, как только услышала его «Каравай? Шарик на ножках, это ты что ли?», была уверенна — будет продолжать издеваться, огрею сковородкой по голове. Но потом его «Каравай», сменилось «Каравайчиком». И даже подколки стали не такими обидными. Он шутил, пытался вывести меня на эмоции. Однако, прошлой обиды и боли я не испытывала. Иногда было смешно, иногда душу заполняла злость, из-за его безграничной наглости. А сейчас… Я просто сидела и понятия не имела: придет он еще хотя бы раз или нет?
— Тяф! — недовольно произнес Зефир и ударил лапой по своей пустой миске.
— Тебе колбасы что ли мало было? — хмуро взирая на своего домашнего любимца, проворчала.
— Фр, — последовал ответ.
Пришлось вставать с табуретки и идти к холодильнику. Взгляд невольно задержался на не до конца разобранных сумках. Надо будет посмотреть, что Георгий там купил и… написать хотя бы «Спасибо». Все-таки он не должен был тратиться.
Наполнив миску пекинеса паштетом, выбросила жестяную банку в мусорное ведро, помыла, наконец, руки и пошла смотреть, что там Филимонов принес.
— Торт «Сказка»? — проговорила, с неверием смотря на сладость. Еще со школы это было мое любимое кондитерское изделие. Недорогое, но очень вкусное.
Чуть было не села мимо табуретки. Откуда Гошик знал об этом? И… Поставив торт на стол, полезла вновь изучать содержимое первого пакета. Докторская колбаса, сыр Масдам, помидоры черри… Все что я любила. Но как?! В те далекие времена, когда наш класс устраивал посиделки в школе, я почти ничего не ела. Сложно есть, когда вокруг все только и ждут, когда ты положишь лишнюю крошку в рот, чтобы еще раз напомнить, что ты жирная корова. На выпускном, каюсь, дала слабину и съела… Да, тот самый торт «сказка», бутерброд с докторской колбасой и сыром. А сверху водрузила несколько помидорок. Неужели он это видел? И запомнил… Зачем? Я и так старалась выкрасть момент, чтобы никто не заметил. Следил что ли? Зачем? Ай, повторяюсь…
Настроение упало ниже плинтуса. Плинтуса соседей с первого этажа. Можно было позвонить Георгию и потребовать объяснений. Только вот… чего я этим добьюсь? Он явно на что-то разозлился. Или обиделся.
Сложно понять этих мужчин. Они все обвиняют женщин, что мы, якобы, не можем нормально сказать, что нам надо. Создаем лишние сложности. А сами-то чем лучше? Вот если взять Гошика… Он вроде и дал понять, что тогда, признание в любви, возможно (это слово подчеркнуть три раза) было произнесено от чистого сердца. И он действительно испытывал ко мне какие-то там чувства. Только вот… как в это поверить, если вспомнить все его колкие слова, обидные поступки, странные действия? Для чего он тогда написал валентинку? А потом порвал ее. Как я, девочка-изгой, должна была на нее отреагировать? Даже если хоть на секунду представить, что написанное в ней было правдой.
Покормив пекинеса, посмотрела на часы и прикинула, хватит ли у меня сил на прогулку с псом. Было уже ближе к одиннадцати, но держать Зефира все время дома тоже не дело. Зачахнет еще. У него и так сегодня стресс случился. От него любовь всей жизни ушла.
Разобрав до конца сумки, в которых оказалось много вкусной и полезной еды, поторопилась в коридор, одновременно с этим похлопывая себя по бедру, давая тем самым понять своему любимцу, что мы идем гулять. Зефир дураком не был и тут же просек, что хозяйка планирует сделать. И… заторопился под стол. Все ясно. Этот предатель не хочет идти на улицу и морозить лапы. Но я была неумолима и, вернувшись, встала на карачки и полезла под стол. Схватила пекинеса за шкирку и выволокла наружу. Меня наградили руганью и цапнули за палец. Ничего, не в первый раз. Взяв Зефира на руки, пошла надевать на него ошейник. Зверь вырывался, рычал, кусался. Только вот все его укусы были не то чтобы болезненными. Клычки у моего песика так себе: кривые, мелкие и местами с камнем. Все никак не дойду до ветеринара, чтобы он помог решить эту проблему.