Чтобы потом получилось раздеться, я сразу избавилась от тонкой кофты, оставшись лишь в белой нижней майке. Аркадий Петрович показал, как лучше двигаться, чтобы поменьше мучиться. Движения получались ломаными, зато мне было немного легче. Но все равно, без фиксации конечности, было нельзя. Особенно ясно я это осознала уже потом, когда так или иначе пришлось двигаться более активно.
Далее мне сделали гипс (надо признать, весьма аккуратный) и отправили на больничный на целый месяц.
— Вам, девушка, очень повезло, — поучительно произнес пожилой доктор, когда я стала примеряться к пуховику, в который мне предстояло пропихнуть гипс, — что не было смещения или того хуже — воспаления. Пришлось бы ее вам вправлять или, соответственно, снова ломать.
По моему напуганному взгляду было понятно, что я понятия не имею, о чем он говорит. Тогда мне милостиво пояснили, что при воспалении делать гипс или вправлять кость нельзя. Надо ждать, когда оно спадет. Почти всегда получается так, что ткани уже начинают срастаться. Вот потому-то их и повреждают вновь.
Кое-как натянув на забинтованную руку один рукав своего старенького пуховика, принялась осторожно натягивать второй. Медленно, стараясь лишний раз не дергаться (потому что чуть что, и сломанная конечность отдавала сильной болью). Я не хотела представать перед Филимоновым в таком нелицеприятным виде. Но молодому человеку это было совершенно неважно. Ему настолько оказалось в тягость ожидание, что он без стука зашел в кабинет. Уже, правда, под конец приема.
— Ну чего там? — распахивая дверь, проговорил пожарный. — Оу…
— Молодой человек, — возмущенно воскликнул доктор Селиверстов. — Что вы себе позволяете?
В его серых глазах плясали смешинки. Я же была готова провалиться под землю от смущения. Белая майка с кружавчиками по контуру немного не скромного декольте хорошо облегала мою фигуру. И, да, я еще не успела как следует натянуть пуховик, так что парень получил возможность лицезреть то, как изменилась моя фигура за время нашего с ним «расставания».
— Давай, помогу, — тут же нашелся Гошка.
Он подошел ко мне и ухватил пуховик в области плеча, расправляя ткань, чтобы мне было удобнее просунуть в рукав здоровую руку.
— У меня перелом, — пожаловалась, наблюдая за тем, как травматолог пишет заключение в моей карте.
— Значит, подольше отдохнешь от своей отвратной работы, — оптимистично выдал Гоша. — Посидишь месяц дома, а потом я поговорю с мамой, чтобы она устроила тебя к себе.
— А можно я сама решу, куда и когда я перейду работать? — тихо произнесла, отводя взгляд.
Я не хотела ни от кого зависеть. Тем более от родителей Филимонова. У нас с их сыном еще даже ничего не ясно, а мне уже предлагают навязаться к ним в работницы. Но у однокашника было слишком серьезное лицо, и тем страннее мне было услышать от него совершенно иной ответ:
— Конечно, Каравайчик, — молодой человек аккуратно поправил на мне пуховик и быстро застегнул его на молнию. — Делай так, как посчитаешь нужным.
Не прошло и десяти минут, как мы уже сидели в машине и обсуждали, куда поехать дальше. С Аркадием Петровичем распрощались тепло и пообещали, что я приду к нему на осмотр ровно через две недели.
Отчего-то Георгий решил, что мне непременно нужна живая ёлка. Собственно, теперь мужчина настаивал на том, чтобы заехать на базар и приобрести небольшое деревце. Мне же было жалко использовать срубленное растение только лишь ради развлечения. Но в этом вопросе Гошка был непреклонен. Он сказал, что хочет видеть на моем лице только радость и счастье. И больше никаких слез.
— Я понимаю, что ты упрямая, и все такое, — говорил он, намекая на мой знак зодиака — Овен. — Но тут не спорь. Лучше, вон, возьми мой мобильный и залезь в приложение «ВК». Можешь читать вслух. А то, мало ли…
— Я, что, похожа на блондинку? — нахмурилась, но тут же была вынуждена признать под дикий хохот Гошика, что сболтнула глупость: — Да, блондинка, и что с того? Это не значит, что я тупая курица, которая думает только о шмотках.
— Мой цыпленочек, — пуще прежнего стал смеяться парень. — Иди-ка сюда, моя цыпа…
С этими словами он потянулся ко мне за поцелуем, одновременно с этим вкладывая мне в руку свой гаджет.
Машина все еще стояла на парковке, а мы целовались, не замечая ни снега, ни ветра, ни времени. Сколько уже было на часах, я понятия не имела. Судя потому, что не чувствовала голода — и двенадцать не наступило. Я с трепетом отвечала на ласку Гоши — все боялась, что вот-вот, и молодой человек неожиданно скажет, что все это время меня обманывал. И вроде при мне было доказательство того, что он настроен серьезно относительно меня, но все же червячок сомнения не давал спокойно принять его любовь, как правду. Я боялась спугнуть это видение, все время ловя себя на мысли, что наверняка сплю. Георгий Филимонов не может влюбиться в такую, как я.
А какую, собственно? Изменившуюся, постройневшую и все такую же наивную Олю Селезневу. Каравая. А теперь ставшую Каравайчиком. Боже, я сейчас сойду с ума от счастья. Но почему-то же он не предлагает мне официально стать его девушкой?
— Оль… — медленно отстранившись, хрипло произнес Гошик. Он на мгновение прикрыл глаза, собрался с мыслями и продолжил: — Я хотел сделать тебе подарок непосредственно на Новый год.
Мужчина сунул руку в потайной карман куртки и достал оттуда маленькую темно-синюю коробочку, отделанную бархатом. Я забыла, как дышать, потому что сразу поняла, что это такое. Но в честь чего?
— Гоша… — тихонько выдавила из себя и всхлипнула.
Мне еще никто не дарил таких подарков. А получить подобное от Филимонова было пределом моих мечтаний. Я еще со школы иногда тайком представляла себе, как он вдруг влюбляется в меня и, наплевав на всех и на все, делает мне долгожданное признание. И теперь мои девичьи грезы стали явью. Он действительно купил кольцо и собирался что-то сказать. Даже не дождавшись положенного часа. Я была готова расплакаться в который раз за день. Но уже от радости.
— Сладкая моя пироженка, — беря меня за здоровую руку стал говорить Гошка. — Выходи за меня замуж. Обещаю в супружеской жизни вести себя хорошо. А еще надеюсь в скором времени стать отцом двоих пацанов, похожих на нас обоих. Ну, как тебе такое предложение?
Слезы все-таки потекли по щекам. Я была на седьмом небе от счастья. Как же я мечтала об этом! Впрочем, я уже повторяюсь.
— Я согласна! — пискнула, потому что в моем состоянии более связной речи пока что не выходило.
— Тогда в знак того, что теперь ты — моя невеста, надень, пожалуйста, это кольцо.
Мой пожарный раскрыл коробку и указал взглядом на украшение из белого золота со вставкой из небольших бриллиантов.
— Я думала, мы сначала повстречаемся, — протягивая ему трясущуюся руку, тихо проговорила. Но увидев его озадаченный взгляд, пояснила: — Просто я даже представить не могла, что захочешь связать со мной свою судьбу. Боялась, что в душе появится надежда, и я захочу большего. Но оно не свершится…
— Глупая, — Георгий вытащил кольцо и быстро надел его мне на безымянный палец. — Прекращай уже мыслить в лучших традициях женских журналов.
— Кстати, я заметила, что для мужчин о женщинах пишут мужчины. И наоборот, — вспомнив одну весьма странную статью психолога по имени Алексей, рассмеялась я. — И, знаешь, такой бред…
— Тихо, — перебили меня и нежно поцеловали.
В этот раз мы не стали тянуть резину и решили отложить милование до дома. Гошик завел двигатель и тронул автомобиль в сторону ёлочного базара, а я залезла в его переписку с Анфиской.
Вообще, я правильно переживала из-за Филимонова. Сотрудница моего отдела в открытую флиртовала с парнем, намекая, что вместо меня он может как-нибудь сходить на свидание с ней. За «хиханьками-хаханьками» девушка заигрывала с ним. Но в то же время, не призывала лечь в ее постель. Мол, у нее есть непревзойденный Арутюшик, которому она не собирается изменять. А то, что она его приглашала сегодня поутру в офис — это такая манера общения. Кстати, далее Гоша ответил ей, что приедет он не к ней, а ко мне. И попросил быть более сдержанной в общении. Впрочем, на этом моменте их беседа переросла в ругань. Орликова обвиняла моего жениха (ну, надо же!) в неумении вести себя с противоположным полом и искренне мне сочувствовала. И ее не волновал тот факт, что несколькими сообщениями ранее отзывалась обо мне, как о простушке и замухрышке. А началось все с того, что Гоша просто-напросто спросил у нее, до скольких я работаю. У меня спросить была не судьба, потому что я, само собой, не сказала бы. Поэтому-то и не торопился добавляться ко мне в друзья — чтобы лишний раз не навязываться. Подождать решил, чтобы сразу от него не сбежала. Ну, а потом однокашник решил идти до самого конца.