— Как ты засуетилась, каравайчик, — послышался за спиной голос Гоши. — Прямо как жена перед голодным мужем.
— Ага, — буркнула. — Будущая вдова перед жертвой, — а это уже шепотом.
Поставив угощение на стол. По-быстрому сделала себе вполне обычный черный чай из пакетика и присела с противоположной, от Георгия стороны. Как можно от него дальше.
— Угощайся, — мило улыбнулась, косясь на девственно чистую тарелку, что стояла перед парнем. Ну, давай, накладывай, не стесняйся. Все же свои.
— Тяф! — поддакнул Зефир, плюхаясь на попу рядом с пожарным.
— Салат очень вкусный, рекомендую, — все так же мило проворковала и захлопала глазами. Еще и улыбку растянула так, что скулы сводить начало. Ничего, потерплю. Самое главное, чтобы он потерял бдительность.
— А чего ты сама тогда не ешь, каравайчик? — подмигнув мне, спросил молодой человек.
Почувствовала, как к щекам приливает жар. Нет, я не смущалась. Я злилась. Просто кипела тот негодования, как пузатый чайник! Он издевается?
— Я на диете, — нашлась с ответом и отпила немного чая из своей чашки.
— А зачем тебе худеть? — темные брови поползли вверх. — Вот в школе да, надо было. Так мы для мотивации тебя так гоняли, а ты все ни в какую. Зато сейчас… — И он опять оценивающе заскользил по мне взглядом. Еще и от стола отодвинулся, вбок наклонился, чтобы на ножки посмотреть.
— Вы меня гнобили. — Я стоически выдержала наглый взгляд. — И я не каравайчик. У меня имя есть, если ты не забыл.
— Забудешь, как же, — хмыкнул Гошка, и таки приступил к накладыванию салата на тарелку. — Чьи шаги слышны из класса?
Это Олечка там наша,
Встав, потопала на выход.
Оп, а что это за выхлоп?
Произнеся это, мой школьный кошмар засмеялся. И пусть сейчас это звучало не так обидно, как тогда, в школьное время, все равно стало немного не по себе. И что я им сделала? Почему они так ко мне относились? Я никого не трогала, училась прилежно, кому надо было, помогала на контрольных, диктантах… А они…
— Встал и вышел, — ровно сказала и указала рукой в сторону коридора.
— Да ладно, — отмахнулся от моих слов Георгий. — Не обижайся, весело же было.
Он игнорировал мои слова. Просто в наглую не воспринимал их в серьез.
Вот он поднес вилку с небольшой порцией салата ко рту. Вот эта самая порция пропадает из виду. Парень тщательно пережевывает и даже не кривится!
— Вкусно, — сказал он, уже вовсю уплетая салат. — И чай… как я люблю. Четыре ложки сахара. Только ты это, — он указала на меня вилкой, — в следующий раз лучше пакетированный чай давай. А то я не люблю чаинки.
Подавилась чаем. Хорошо еще, что отпила совсем немного. Цедила, пытаясь успокоить расшатанные нервы. Закашлявшись, отставила чашку. Прикрыла рот рукой. Просто сижу тут, кашляю на миску с салатом. Хотя… Нет, это будет слишком.
— По спинке постучать? — предложил Гоша. И смотрел так… провокационно. И в глазах что-то подозрительно заблестело.
— Обойдусь, — прохрипела, с трудом выравнивая сбившееся дыхание.
— Аф, — напомнил о себе Зефир.
— Запомни, малый, — наставительно стал говорить псу Георгий, — если женщина говорит «нет», то подразумевает «да», но хочет поломаться. — Еще и пальцем в потолок указал. И вновь приступил к трапезе, поглощая салат за обе щеки. — Ты не против, если я съем все? — спросил он, когда его тарелка опустела.
— Не против, — ворчливо произнесла и поправила вновь съехавшие на кончик носа очки. — Он старый, не жалко.
Да, я это сказала. Потому что всеми правдами и неправдами хотела, чтобы он как можно быстрее ушел! Мое болезненное напоминание о тяжелых временах, проведенных в школе.
— Слушай, каравайчик, а чего ты такая хмурая? — спустя минуты три молчания, спросил Гоша. — Скоро новый год. Ты не сгорела. Похудела… — После последнего высказывания, он снова стал меня рассматривать. И опять набок наклонился, чтобы этот самый бессовестный взгляд на ногах задержать. Послышалось или он присвистнул? Не взгляд, разумеется, а Гошка.
— Ты поел? — Я спокойна, как удав. Как… как перепивший успокоительного человек.
— Поел, но не наелся, — последовал ответ. И опять в его глазах подозрительный блеск.
— Раз поел, можешь идти.
Сказав это, я встала из-за стола и начала убирать грязную посуду в раковину.
— Чай не допил.
— Медленно ты пьешь, — прошипела, включая воду и беря в руки миску из-под салата.
— Так в нем чаинки. Вот и медленно.
Я сжала зубы, изо всех сил стараясь не высказать этому нехорошему человеку все, что я о нем думаю. Я ведь приличная девушка. И пусть сейчас стою перед «гостем» в потрепанном жизнью, но зато любимом розовом халате. Растоптанных тапках в тон и неизменной пуклей на голове. Может, я просто надеялась, что такой непрезентабельный вид отпугнет парня.
Меня наградили очередным голодным взглядом. Хм…
— Еще есть хочешь? — вкрадчиво уточнила, предполагая, что Гоше снова захотелось ограбить мой холодильник.
— Ну… — протянул Георгий. — Не так чтобы есть…
— Тогда можешь больше здесь не задерживаться.
— Вот что ты за человек, каравайчик. Я к тебе с чистой душой, но не очень чистыми помыслами, а ты…
— А вот про помыслы, будь добр, поподробнее расскажи! — Я встала напротив восседающего на табуретке молодого человека и, сложив руки на груди, воззрилась на него сверху вниз. И все равно, что из крана льется вода, Зефир как-то подозрительно пристраивается к моему левому тапочку, а Гошка сует мне в карман руку и извлекает оттуда конфету.
— А вот и десерт к чаю, — сказал он, разворачивая пестрый шуршащий фантик и закидывая в рот лакомство.
— Ты совсем обнаглел, Филимонов! — взревела я, потрясая кулаками. Все! Достал! — Уходи! И чтобы я больше тебя не видела!
Меня проигнорировали. Однокашник отпил еще чая, выплюнул в чашку крупную чаинку и вновь потянулся ручищей к карману халата. Как следует огрела его по наглой конечности ладонью.
— Тяф? — пекинес перестал пристраиваться к тапку и непонимающе посмотрел на свою хозяйку. Меня то есть.
— Эх, — допив, наконец-то чай, вздохнул незваный гость. — Вижу, не в настроении ты сегодня. Что ж… — Я уж было выдохнула свободно, как Георгий продолжил: — Зайду завтра!
Я опешила. Замерла столбом, во все глаза смотря, как этот… этот, короче, встает, целует меня в щеку и идет в прихожую.
— Салат был вкусным. Приготовь завтра еще! — послышался его голос, а потом, спустя какое-то время, входная дверь открылась и почти сразу захлопнулась.
— Он ведет себя в моей квартире, как у себя дома, — взвыла я и с досады топнула ногой. Тапочек слетел. Зефир сразу воспользовался ситуацией и затащил его под стол. — Мужики, вы обнаглели! — это я уже прорычала, вставая на карачки и протягивая руку в сторону грызущего мою домашнюю обувку пекинеса. Схватила за край подошвы и потянула на себя. Пес вцепился со стороны мыска и не собирался так просто отдавать тапочек.
Потянув сильнее, буквально проволокла Зефира по полу и извлекла таким образом из-под стола. Подергала обувку, пытаясь высвободить оную из крепкой хватки своего любимца. Пекинес зарычал, отклячил попу и, упершись лапками о линолеум, мотнул головой.
— Р-р-р-р-р! — прорычал вредитель.
— Отдай! — строго сказала и, ухватившись двумя руками за несчастное розовое нечто (а именно в это превращался тапок) опять потянула. Силы были неравны и Зефир, наконец-то, выпустил свою «жертву». — Плохой пес! — помахав перед мордой обслюнявленной обувкой, сказала.
Ну, вот… теперь к покупке новой елки еще и тапки прилагаются. Надевать этот пожеванный кошмар не рискну.
Чтобы не выглядеть комично, сбросила с ноги и второй тапок. Встала, подобрала это розовое безобразие и выбросила в мусорное ведро. Потом пошла в прихожую и закрыла дверь на замок. Хоть Гошка ушел и то хорошо. Если бы он увидел нашу с пекинесом «борьбу», я бы со стыда сгорела.
Грустно стало еще и от того, что завтра надо было рано прийти на работу. Перед праздниками, которые грозили растянуться на добрую неделю, в офисе был аврал. Приходить буду поздно…
— Пошли гулять! — смотря на закрытую дверь, громко произнесла. Чего дома сидеть? Без елки и гирлянды было скучно и тоскливо. А выйдя на улицу, можно было полюбоваться на окна домов, в которых мигали разноцветные лампочки. Кто-то облепил стекла вырезанными из белой бумаги снежинками. Кто-то приклеил специальные силиконовые цветные картинки.