– По крайней мере, документы они не взяли.
– Думаешь, мама увезла бы Айрис за границу, не сообщив нам? – прошептала я.
Он снова позвонил ей на мобильный, но она не взяла трубку. Оставил ей сообщение, что она не имеет права скрывать от него информацию о дочери. Нужно ли Айрис сегодня в школу? Знает ли мама, что незаконно вот так увозить ребенка посреди учебного процесса? В конце велел немедленно ему перезвонить. Проверил ее «Фейсбук» и «Вотсап», но последний раз мама была в сети вчера.
Меня уже подташнивало от волнения.
Джон проверил гардероб и сообщил, что исчезли их пальто и туфли. Рюкзачок Айрис оказался на вешалке, значит, дело не в том, что ей сегодня понадобилось пораньше в школу. А вот мамина сумочка пропала, зато чемодан, как всегда, лежал на верхней полке. Я пошла в комнату Айрис – проверить, не оставила ли она мне подсказки. Не хватало ее игрушечного слоненка и пижамы. Неужели мама унесла ее спящую?
– Мамина машина на месте? – спросила я.
– Нет. Я проверил первым делом. – Джон стоял у окна гостиной, выходившего на парковку. – Может, она повезла ее к ортодонту? Ты не помнишь, мама ничего не говорила?
Джон отправился в спальню за маминым ежедневником, а я плотнее запахнула халат и уселась на диван.
Вернулся Джон, протянул мне ежедневник.
– Ничего. Но сзади есть номера телефонов. Позвони Мерьем, спроси, может, она что знает.
– Почему я?
– Мне она ничего не скажет. И набери с городского, чтобы она узнала номер.
Я протянула ему ежедневник, но он покачал головой.
– Звони давай.
Я набирала номер Мерьем, чувствуя себя последней предательницей. А если мама там? Или Мерьем знает, где мама, скажет мне, а Джон туда поедет, прочитает маме нотацию, какая она плохая мать, и заберет Айрис себе?
К счастью, Мерьем не взяла трубку, но Джон велел позвонить еще; на второй раз она ответила. А то я уж подумала, что она меня избегает.
– Это Лекс, – представилась я. – Простите, пожалуйста, я, наверное, разбудила вас. Джон попросил меня позвонить.
Он замотал головой, но я специально упомянула о нем – чтобы Мерьем не проговорилась, если что-то знает. Я объяснила, зачем звоню, а когда закончила, Мерьем уточнила:
– А раньше мама так уходила?
– Разве что на пару часов. Но без Айрис.
– Поняла, – тихо произнесла Мерьем. – Действительно, странно. Дай-ка я проверю мобильник. Не вешай трубку. – Я слышала ее дыхание и гадала, где она сейчас – с котом на кухне окнами в сад или наверху, в своей комнате. Спит ли Бен? Или я разбудила и его тоже?
– Нет, – наконец ответила Мерьем. – Никаких сообщений. Давай я попробую ей дозвониться, а потом перезвоню тебе.
И, не дожидаясь ответа, повесила трубку. У меня екнуло сердце. Я обернулась к сидевшему рядом со мной на диване Джону.
– А вдруг Айрис ночью стало плохо, и мама повезла ее в больницу?
Он медленно моргнул, обдумывая мои слова. Как тогда, с деревом. Интересно, вспомнил ли он тот случай?
– Но тогда она бы обязательно тебя разбудила, – ответил он. – Или оставила записку.
Вряд ли, если случилось что-то серьезное и нужно было действовать быстро. Если, к примеру, Айрис сломала шею, вылезая из кроватки, или у нее вдруг начался менингит.
– Давай позвоним в больницу и спросим? – предложила я.
Он не ответил. Я смотрела, как он дышит: живот то поднимался, то опускался. Небритый, под глазами черные круги. Он казался старым и усталым. Так, словно не в состоянии ничего решить. Я сжала кулаки, впилась ногтями в ладони: не хотела его жалеть. Ведь он меня отправил к психиатру.
Мы оба подскочили от звонка.
– Бери скорей, – велел Джон.
– Мерьем?
– Да-да, это я. Все в порядке, я дозвонилась до твоей мамы. Она сейчас за рулем, не могла говорить, они с Айрис едут в Брайтон погулять на денек. Она отправила Джону сообщение, но буквально только что, наверное, поэтому он еще не видел.
Я прикрыла трубку рукой, передала Джону слова Мерьем, и он бросился за своим телефоном.
– И все? – прошептала я. – Мне она ничего не передавала?
– К сожалению, нет. Ей было неудобно говорить, она же за рулем, да и голос у нее был грустный. Перезвони ей сама через часок-другой.
– Я ей только что звонила, она трубку не берет.
Повисло долгое молчание.
– Вы поссорились, что ли? – наконец спросила Мерьем.
Почему она думает, что мама сбежала из-за меня? Почему бы ей просто не сказать: «Бедная девочка, все тебя бросили. Представляю, как тебе больно».
Но потом я вспомнила, как в последний свой визит, не прощаясь, хлопнула дверью, не обращая внимания на то, что Мерьем звала меня с крыльца.
– Если хочешь, заходи к нам после школы, я тебя чаем напою, – предложила Мерьем.
Я что-то пробормотала про факультативные занятия после уроков и про то, что мне нужно делать домашние задания. Хочу быть дома, когда мама вернется.
– Так что с тем сообщением? – поинтересовалась Мерьем. – Он его получил?
Я обернулась к Джону. Он как-то неловко, угловато скрючился над мобильником. Казалось, даже локти и колени заострились.
– Что там? – спросила я.
– Он прочитал? – сказала Мерьем. – Дай ему трубку.
Я не знала, как ей объяснить, что он вряд ли захочет с ней разговаривать, и просто протянула ему телефон, а когда Джон попытался увернуться, громко произнесла: «Мерьем просила позвать тебя!», так что ему ничего не оставалось, как взять трубку.
Уж не знаю, о чем они говорили, поскольку Джон отвечал в основном односложно. Наверное, Мерьем спросила, знает ли он, почему мама уехала, потому что Джон сказал: «Понятия не имею, что этой женщине взбрело в голову». А потом Мерьем, видимо, предложила нам помочь, так как Джон заявил, что и сам прекрасно справится. После этого занервничал и произнес: «Это не поможет. Ты нам не поможешь. Просто позвони мне, если что-то узнаешь, хорошо?» И повесил трубку.
Выругался, закрыл глаза и осел на диван.
– Что мама тебе написала? – спросила я.
Он открыл глаза, уставился на меня.
– Собирайся в школу.
– Она написала обо мне?
– Иди, не то опоздаешь. И оставь мне свой мобильник, вдруг она позвонит.
21
Через полчаса с лишним я вошла в кабинет массовых коммуникаций, все обернулись и уставились на меня. Я обвела одноклассников злым взглядом.
– Чего уставились? – огрызнулась я.
– Лекси, – предостерегающе произнес учитель.
Бен помахал мне с другого конца класса.
– Все в порядке?
Я покачала головой.
Он поднялся, но я жестом велела ему сидеть. Мерьем явно уже рассказала ему, что мама меня бросила. Вот он меня и жалеет.
– Мы обсуждаем итоговую работу, – сказал учитель. – Пожалуйста, Лекси, достань учебник. Тебе предстоит многое наверстать.
Меня так и подмывало что-нибудь расколошматить. В субботу уехал Касс. Потом Джон несколько дней с нами не разговаривал. В среду меня отвезли к психиатру. Сегодня сбежали мама и Айрис. А я сиди в школе без телефона и наверстывай упущенное. Я достала из рюкзака учебник и анкету, которую дал мне доктор, и принялась отвечать на вопросы. Да, мне хочется плакать. Да, живот болит, и голова тоже. Часто ли я злюсь? Постоянно. Часто ли мне грустно? Каждый день. Боюсь ли я, что меня на уроке вызовут отвечать, а я не слушала? Еще как. Одиноко ли мне, ругаюсь ли я со сверстниками? Все время. Я всех ненавижу, у меня все плохо. Я неудачница, и вокруг меня тоже одни неудачники. Я так усердно обводила ответы, что проткнула бумагу.
После этого меня немного отпустило, и я некоторое время тупо глазела в окно, а учитель втирал нам про сроки сдачи работ. Синее небо было таким ровным, словно его туго натянули на раму; в вышине белел самолетик, и я представила, как в нем сидят пассажиры. Касс мне как-то сказал, что каждую минуту в небе находится около миллиона людей – целый город. Вот бы мне тоже сейчас очутиться в самолете. Кругом одни незнакомые, можно притвориться кем угодно.
Бен передал мне записку: «НАДО ПОГОВОРИТЬ». Я прочла ее и сунула в карман, даже не взглянув в его сторону.
Я чувствовала, что он смотрит на меня. И меня это раздражало. Я не хотела, чтобы народ подумал, будто мы встречаемся – придурочный рыжий парень и чокнутая девица.
Тогда Бен передал мне еще записку: «ЛЕКС, ХОЧЕШЬ СТАТЬ КИНОЗВЕЗДОЙ?»
И ее я тоже сунула в карман. Он же вроде сам хотел повторять пройденный материал? Я быстро нацарапала ответ: «ОТВАЛИ. ДАЙ ПОЗАНИМАТЬСЯ СПОКОЙНО».