Дженнифер Вайнер - Чужая роль

Ждать и наблюдать, напомнила себе Мэгги, взбивая подушку. Может, она сумеет заставить Эллу свозить ее в «Диснейленд». Покататься на аттракционах. Послать домой открытку «Жаль, что вы не с нами».

— Повтори еще раз, зачем мы это делаем? — шепнула Роуз.

— Видишь ли, когда двое решают пожениться, их родителям, по традиции, следует хотя бы познакомиться до свадьбы, — пояснил Саймон, тоже шепотом. — Не волнуйся, все будет хорошо. Мои родители любят тебя, и, уверен, твой отец им тоже понравится, что же до Сидел… хуже все равно быть не может.

Тем временем на кухне Элизабет, мать Саймона, свирепо уставилась в поваренную книгу. Невысокая полная женщина с серебристо-белыми волосами и такой же молочной кожей, как у сына, Элизабет, в своей длинной юбке с цветочным рисунком, белой блузке с оборками и желтым передником с розами на широких карманах, походила на еврейскую Тамми Фэй Беккер[42], только без длиннющих ресниц. Но внешность, как известно, обманчива. Элизабет преподавала философию в Морском колледже, причем лекции читала в тех же цветастых юбках и кашемировых кардиганах, которые носила дома. И хотя будущая свекровь казалась Роуз милой, остроумной и добродушной, было ясно — свои кулинарные таланты и замашки гурмана Саймон унаследовал явно не от нее.

— Шалот, — пробормотала Элизабет, рассеянно улыбнувшись Саймону, чмокнувшему ее в щеку. — Вряд ли он у нас есть. Собственно говоря, я понятия не имею, что это такое.

— Что-то среднее между луком и чесноком, — сообщил Саймон. — А тебе он зачем? Попался в кроссворде?

— Саймон, я готовлю, — твердо объявила Элизабет и слегка оскорбленно добавила: — Ты не знаешь, у меня прекрасно получается! Я очень хорошая кулинарка, когда берусь за дело. Просто не часто стряпаю.

— И решила начать сегодня?

— Это самое малое, что я могу сделать к приему миш-похи[43], — пояснила она, благосклонно глядя на Роуз, которая прислонилась к кухонному столу. Саймон, однако, с подозрением нюхал воздух.

— Что ты готовишь?

Элизабет поднесла к его глазам кулинарную книгу.

— Жареный цыпленок, фаршированный диким рисом и абрикосами, — уважительно покачал головой Саймон. — А ты не забыла выпотрошить цыпленка?

— Я купила потрошеного, — отмахнулась мать.

— Да, но ты вынула внутренности? Шейку, печень и тому подобное? Все, что они обычно кладут в целлофановый пакетик.

Теперь и Роуз потянула носом, учуяв запах горящего пластика. Миссис Стайн встревоженно нахмурилась.

— Ты прав, я еще удивилась, почему вошло так мало начинки, — призналась она, наклонившись, чтобы открыть духовку.

— Ничего страшного, — заверил Саймон, ловко вынимая противень с дымящимся полусырым цыпленком.

— Полотенце горит. — С этими словами в кухню вошел отец Саймона.

— Что? — переспросил Саймон, не отводя глаз от цыпленка. Мистер Стайн, высокий и тощий, с такой же оранжевой гривой волос, как у сына, спокойно проглотил кусочек сыра с крекером, прежде чем ткнуть пальцем в кухонное полотенце на плите, действительно занявшееся пламенем.

— Полотенце, — коротко сообщил он. — Огонь.

И, подойдя ближе, аккуратно сбросил полотенце в раковину, где оно продолжало шипеть и плеваться искрами.

— Паникерша, — любовно заметил он, стиснув жену. Та, по-прежнему уткнувшись в книгу, попыталась шлепнуть мужа.

— Ты опять лопал сыр с крекерами?

— Ничего подобного, — поклялся он. — Я переключился на кешью.

Однако, несмотря на все уверения, тут же протянул Роуз блюдо с сыром и крекерами.

— Советую подкрепиться этим, пока не поздно, — заговорщически прошептал он.

— Спасибо, — фыркнула Роуз.

Мать Саймона страдальчески вздохнула и вытерла руки.

— Так твоя… э… Сидел хорошо готовит?

— Обычно она держит отца на очередной идиотской диете. Высокое содержание карбонатов и протеинов, низкое — жиров, никакого мяса…

— Вот как? — нахмурилась Элизабет. — Как по-твоему, это она будет есть? Наверное, надо было спросить…

— Ничего, обойдется, — вздохнула Роуз, зная, что, едва здесь появится Сидел, всем будет не до еды.

Стайны жили в большом, довольно захламленном особняке, выстроенном на двух акрах заросшей травой земли, в ряду столь же впечатляющих домов. Мистер Стайн был по профессии инженером, разрабатывавшим авиационные приборы. Много лет назад он получил патент на два свои изобретения и сумел заработать на этом немалый капитал. Теперь, в семьдесят, он почти отошел от дел и большую часть дня проводил в поисках очков, радиотелефона, телевизионного пульта и ключей от машины, вероятно еще и потому, что миссис Стайн, чтобы муж не терял квалификации, тратила массу времени на перемещение вещей из одной беспорядочной груды в другую. Помимо этого она копалась в заросшем сорняками огороде и запоем глотала романы, авторы которых воспевали безумную страсть. Те самые книжки я ярких обложках, которые Роуз всегда читала тайком, валялись здесь в самых неожиданных местах. «Ее запретное желание» примостилось на микроволновке. На диване лежали «Скованные страстью», и Саймон признался, что как-то, еще учась в школе, преподнес матери поддельный подарочный талончик на несуществующую книжку, которую озаглавил «Влажные трусики любви».

— Она очень сердилась? — спросила тогда Роуз.

— Скорее была разочарована, что такой книжки не существует, — покачал головой Саймон.

Сейчас он с новой тревогой нюхал воздух.

— Ма, орехи!

— С ними все в порядке, — безмятежно откликнулась Элизабет, вытряхивая булочки из бумажного пакета в застланную салфеткой корзинку, выглядевшую так, словно кто-то пнул ее в бок.

— О Господи, — пробормотала Элизабет. — Скособочилась!

Что же, вполне типичное явление в доме Стайнов, не придававших особого значения таким вещам. Роуз ничуть не удивилась, увидев стол, покрытый самодельной льняной скатертью и уставленный разномастными тарелками. Она насчитала целых три из праздничного сервиза с золотыми каемками и еще три — каждодневные, купленные в «Икеа». Кроме того, на столе стояли четыре стакана, две кофейные кружки, три бокала, пара рюмок для бренди и единственный фужер для шампанского. Бумажные салфетки тоже были разными, а на одной было написано «Поздравляем с годовщиной». Роуз решила, что Сидел обосрется от злости, и усмехнулась. Так ей и надо!

Саймон вошел в столовую вслед за Роуз, он нес кувшин воды со льдом и две бутылки вина.

— А я советую, — заметил он, вручая будущей невесте стакан, — напиться до умопомрачения.

К дому свернула машина. Роуз успела заметить знакомый высокий лоб и сосредоточенное лицо отца и раскрашенную дорогой косметикой мачеху, восседавшую рядом в жемчугах.

— Я люблю тебя, — пробормотала она, хватая руку жениха.

— Знаю, — кивнул Саймон, с любопытством глядя на нее. Стукнули дверцы машины. Роуз услышала вежливые приветствия и стук каблуков Сидел по выщербленным деревянным полам Стайнов.

«Семья», — подумала она, все крепче сжимая руку Саймона, всей душой желая чего-то, чему не могла подобрать названия… покоя и утешения, незлобивой шутки, безупречно выбранного костюма и дружеского обращения… Ей не хватало Мэгги. Хотя бы на одну ночь. Хотя бы еще раз ощутить присутствие сестры. Здесь собрались ее родные, старые и новые, и Мэгги тоже следовало быть рядом.

— У тебя все в порядке? — осторожно осведомился Саймон.

Роуз налила себе полстакана красного вина и быстро выпила.

— В полном, — кивнула она, выходя на кухню. — В полнейшем.

— Розенфарб! — крикнула Мэгги охраннику. Тот медленно кивнул (ничего удивительного, Мэгги быстро усвоила, что в «Голден-Эйкрс» все всё делали медленно), и она, нажав на газ, въехала на автостоянку. Весь месяц, проведенный в «Голден-Эйкрс», Мэгги ставила свой собственный, личный эксперимент, чтобы убедиться, действительно ли любое еврейское имя действовало на охрану парковки как некий пароль, после чего ворота тут же поднимались. Пока что она успела использовать «Розен», «Розенстайн», «Розенблюм», «Розенфельд», «Розенблат» и однажды, поздно ночью, даже «Розенпенис». Охранники (если можно вообще назвать охранниками ожившие древности в старых полиэстровых униформах) не моргнув глазом пропускали ее.